— Анастасия, вам не кажется, что в вашей ситуации раздумывать поздновато? — привел меня в чувство Йенс. — Признаться, я удивлен, что вы до сих пор еще не решили этот вопрос.
— Пока была возможность, я не торопился, — произнес Тео нехотя. — Но…
— Ждал, что передумаю, да? Не верил? Если честно, самой не верится, что у меня столько терпения. Ладно, кольцо купить не успел, раз такая срочность, но хотя бы предложил как-то по-другому. На романтический ужин я давно не надеюсь, но не вот так же, будто просто к слову пришлось!
Наверное, он уловил мои эмоции и что-то все-таки понял. Извинился. Сказал, что устроит и ужин, и романтику, что бы я под этим ни подразумевала, подарит украшения и все что пожелаю. Обмениваться кольцами у них было не принято, ювелирка в этом мире существовала лишь для красоты. В общем, пообещал — все будет, насколько вообще возможно в нашей ситуации. Но не прямо сейчас, а когда получится — я должна быть абсолютно уверена.
Вот только пышной свадьбы не выйдет. Этого он не сказал, сама понимала. Таким как мы ее не простят — не положено. Мы ведь нелегалы, изгои, преступники, асоциальные элементы и не имеем права выставлять свою радость напоказ. Сам факт сожительства подозрительной личности из другого мира и того, кого за человека не считают — чудовищное извращение.
Да и не для кого устраивать праздник, никто, кроме Йенса, не придет. Разве что Криштоф из вежливости. Может, Райли не побоится, и то не факт. Летти точно не выпустят, я ей сама не разрешу. Ей еще здесь жить…
И так вдруг нас с Тео жалко стало, так обидно — еле слезы удалось сдержать.
— Да не надо мне ничего на самом деле, — проговорила, стараясь, чтобы прозвучало как можно бодрее. — Конечно же я согласна. Ты только осторожнее с этой своей… процедурой, хорошо?
62
Печатью оказалась то самое чернильное пятно у него на боку, чуть ниже подмышки. Когда Тео разделся до пояса и сел на стул, подстелив сложенную в несколько раз простыню, он еще раз переспросил — уверена ли я, что хочу присутствовать.
На низком столике стоял металлический ящик с набором медицинских инструментов и каких-то снадобий в пузырьках. Тут же — бинты и вата. От раствора в стерилизаторе шел резкий медицинский запах. Когда он вынул из ножен охотничий нож, из тех, какими с добычи снимают шкуру, я поняла, что не хочу смотреть. Сверкающее лезвие казалось тяжелым и острым, угрожающим, будто хранило отпечаток убийств, которые повидало.
— Уверена, — ответила, подавляя это чувство. — Если смогу хоть чем-то помочь… Да просто убедиться, что все будет в порядке.
Йенс бросил в мою сторону последний задумчивый взгляд и сосредоточился на своем пациенте. Потянулся, чтобы взять нож из его рук, но Тео возразил.
— Резать буду сам, главное, вынь потом целиком. От нее в тело вросли нити, довольно прочные, но тянуть придется медленно, чтобы не порвать.
— А что будет, если порвутся? — переспросила я с волнением. Борясь с желанием оттеснить Йенса и все сделать самой, пусть и знала, что он сделает лучше.
— Придется удалять хирургическим путем. Не бойся, до этого не дойдет. Ну что, дружище, ты готов? Предлагаю уже начать. А Стасе вели пока устроить мне постель на какой-нибудь лавке. Из чего-то, что не жалко будет выбросить.
Я было возмутилась, но Йенс опередил. Заявил, что уступит свою кровать, и застелил он ее самым лучшим бельем, и вообще, весь дом в распоряжении гостя, иначе просто-напросто невозможно.
— Зря. Я привык к любым условиям, мог бы и во дворе отлежаться, опасаюсь лишь посторонних глаз. К чему мучить твою служанку, заставляя отстирывать кровь. А матрас и вовсе станет негодным.
— Обижаешь, я вполне в состоянии приобрести новый матрас. Если это все, что тебя беспокоит — начнем. Анастасия, сделайте милость, проверьте, все ли готово в моей спальне.
Разумеется, в спальне соседа мне бывать не приходилось, но я догадывалась, что все там в порядке, более чем. Просто спровадить хотели. Я скрестила руки на груди и демонстративно не сдвинулась с места.
— Можно вообще занять мою, там тоже все готово, — предложила, добавив мысленно: «он в ней все равно ночует чаще чем в своей».
— Нет, — хором ответили они.
Поняв, что ни уговорами, ни хитростью выгнать не получится, попросили сесть куда-нибудь в уголок и не отвлекать. Так, чтобы не смотрела под руку. Но мне и того, что увидела, хватило.
Когда Тео ковырялся ножом в своем боку, его лицо не дрогнуло. Движения оставались четкими и уверенными. Очевидно, не соврал, сумел боль отключить и спокойно резал себя, как кусок говядины. Но не всю — потом за дело взялся Йенс, предварительно дав ему петлю из толстой кожи, чтобы в зубах держал.
И тогда ему стало больно. Настолько, что терпеливый охотник, привыкший выживать в лютых условиях, перенесший множество чудовищных издевательств над собой, терпел с трудом. Я честно старалась не смотреть туда, где Йенс наматывал на стеклянную палочку, как на веретено, что-то похожее на окрашенную кровью паутину. Или тонкие волосы, почти бесцветные, как и у самого Тео. Длинные, словно оплели все тело изнутри, и казалось, пытка длилась бесконечно.
Его лоб, белый как мел, покрылся испариной. Кровь стекала на пол частыми каплями, расползаясь лужей — ну почему так много крови, разве это нормально? Он прерывисто дышал, сжав зубы и судорожно цепляясь за край стула. Но не издал ни звука. Запоздала я пожалела о своей навязчивости. Быть может, не будь меня рядом, он бы позволил себе кричать. Пусть ненамного, но было бы легче…
Йенс завершил свою работу и только тогда заговорил. Усталое лицо, будто не спал несколько ночей, севший вдруг голос.
— Как ты, друг? — спросил он, вынимая изо рта добровольной жертвы импровизированный кляп. — Все прошло хорошо?
Хорошо — это не то слово, которое уместно в данном случае. Хотя… Живой — значит, уже хорошо. Он ведь говорил, что главное аккуратно извлечь эту дрянь. Что через несколько дней обязательно поправится.
— Подожди, — прошелестел Тео, задыхаясь. — Дай мне минуту. Проверить.
Откинулся на спинку стула и обмяк. Испугавшись, что он потерял сознание, я не выдержала и сорвалась с места, но Йенс меня остановил. Жестом велел сесть. Встретившись с ним взглядом, я увидела отражение страдания, которые он причинил и тоже мучился от этого. Как ледяной водой окатило, колени подогнулись сами собой.
— Порядок. Все чисто, — ожил наконец Тео. — Ты ведь запомнил? Про рану…
— Ее нельзя зашивать, простая повязка. Разумеется, я все запомнил. Про рану, про твои микстуры, и про то, что никому тебя нельзя показывать. А теперь позволь-ка. Анастасия, приберите здесь все, пожалуйста. Ведра и тряпки в чулане.
Йенс помог Тео подняться и увел его в спальню, чуть ли не унес — тот едва перебирал ногами. Я тупо смотрела на закрытую дверь, прислушиваясь и не уловив ни звука. С трудом заставила себя пошевелиться, я и дышала-то едва-едва. Сглотнула ком. Тихо, на цыпочках подошла к чулану, роняя что-то с полок, разыскала тряпки.
Глядя, как ведро наполняется водой, я ощутила подступающие слезы. И осознала, что не имею права расклеиться, не мне здесь хуже всех. Вдруг он почувствует? Это я сейчас должна утешать, не он.
— Не смей! — скомандовала себе мысленно.
Помогло. Слезы немедленно высохли. Я не плакала, когда вытирала кровавую лужу, его кровь, и вода быстро окрашивалась красным, и я меняла ее, а она снова окрашивалась. И когда вернулся Йенс и ласково попросил успокоиться и ничего не бояться. И когда мне наконец позволили войти в комнату, где Тео лежал в кровати, на спине, до плеч накрытый белой простыней, и на долю секунды показалось, что он мертвый…
— Стася, — шепнул он еле слышно, и губы дрогнули в слабом намеке на улыбку.
Я приблизилась, села на край постели. Приложила ладонь к его щеке и чуть не отдернула. Прохладная, даже для обычного человека. А ведь он горячее.
