Боже всевышний, она была огромной! Ее размеры шокировали его, он осторожно прикинул время — прошло около семи месяцев. Ее живот округлился, она была такой мягкой и теплой и спала в его руках.
— Алейда?
— Ммм… Иво, — выдохнула она. — Наконец — то, Иво.
Он нежно поцеловал ее плечо.
— Да, моя сладкая. Иво. Я вернулся домой.
Она вздохнула, и этот вздох, идущий с глубины ее души, эхом отозвался в сердце Иво. Ее рука нащупала его руку и с усилием притянула к себе, прижала к груди, словно запрещая ему еще раз ее покидать. Щемящая тоска, которая накопилась в нем за эти месяцы, одурманила голову.
— Мне нравится этот сон, — ее голос казался слегка опьяненным.
Однако это он пьянел, впитывая ее аромат, касаясь ее, ощущая охвативший ее жар.
— Это не сон. Я здесь, рядом с тобой.
Он снова поцеловал ее, в этот раз чуть выше, за ухом и почувствовал дрожь, пробежавшую вдоль ее позвоночника. Она извернулась, чтобы поцеловать кончики его пальцев на той руке, которую она держала.
— Ммм… — Слегка изогнувшись, она немного подвинулась поближе к нему и переместила его руку поверх своей груди. О, они увеличились, но не только. Стали более женственными. Даже у сосков был другой вкус. Он поиграл одним, пока тот не съежился. Внезапно он понял, что его жена полностью проснулась.
— Ты дома! — Она повернулась и бросилась на него, осыпая поцелуями его щеки, глаза, подбородок, их губы встретились в глубоком поцелуе, и языки переплелись. Следующий из тех душераздирающих вздохов коснулся его лица. — Ты в порядке? Невредим?
— Конечно, — ответил он. Но она, словно не веря его ответу, руками ощупывала его, проверяя цело ли лицо, руки, живот, бедра, и смело положила руку на его чресла. — Я полностью в порядке, — повторил он, пряча смех в ее волосах и убирая ее руки, — прекрати, здесь твои женщины.
Она потянулась через него и задернула занавес, погружая их во тьму и заглушая доносящийся храп. Ее шепот был сладостно греховным, ее язык скользил по его уху.
— Значит, Вам нужно постараться не разбудить их, так как я не собираюсь останавливаться. До тех пор, пока я не удостоверюсь, что ты на самом деле рядом со мной.
— Я тоже.
С ней. В ней. Все, что он хотел, — это зарыться в нее и знать, что он на самом деле дома. Он скользнул по ней руками, изучая ее новые формы.
— Я жирная, — ее шепот прозвучал рядом с его ухом, — Вы никогда больше не захотите меня.
В качестве ответа он вернул ее руку назад на свои напрягшиеся чресла. С едва слышным восхищенным вскриком она исследовала их через ткань, проводя по бугру ногтями. Он подавил стон и направил ее пальцы к завязкам. Через несколько секунд он полностью обнажился, и, сгорая от желания, отшвырнул свои брюки куда — то на пол.
Она была слишком кругла для их излюбленного способа, поэтому он повернулся на бок и закинул ее ноги на свои бедра, прижимая ее к себе. Он скользнул пальцами в ее лоно, влажное и скользкое, и продолжал распалять его до тех пор, пока сам мог сдерживаться. Алейда потянулась к нему и приняла его в себя.
Соединившись с ней, он дал волю своему желанию, и время замедлилось. Она лежала рядом с ним, скрытая покровом темноты, его руки стали его глазами. Мужчина медленно исследовал Алейду, открывая заново это знакомое тело, изучая, запоминая его и вызывая в ее памяти науку, которую он преподавал ей другими ночами.
Она задвигалась, зашевелилась, как беспокойные волны, опаляющие его жаром и ароматом. Иво снова прикоснулся к ней, она напряглась, натянулась, как струна. С учащенным дыханием она выгнулась в его руках. Он прижался к своей жене, позволяя удовольствию охватить и его, пока он не излился в ее лоно с таким же бесшумным удовлетворением, какое высказала и она.
Много времени спустя, когда мужчина подумал, что Алейда заснула, он слез с кровати, чтобы поискать свои брюки, и стал одеваться.
— Что ты делаешь?
— Ничего не изменилось, мой сладкий лепесток. Я должен покинуть дом к рассвету.
Ее осуждающее молчание ужалило сильнее, чем слова, на которые он еще мог бы найти возражения. Пока он завязывал шнурки, она потянулась, чтобы раздернуть балдахиновый занавес. Одинокий свет единственной лампы упал на кровать.
— Что ты делаешь?
— Я хочу посмотреть на твое лицо, — прошептала она, — подвинься немного. Отлично. — Она взяла его за руку и приложила ее к своему животу. — Вот. Теперь подожди.
Холодок пополз по Иво. Он боялся этого момента и надеялся, что сможет как — то избежать его. Но это была Алейда, она никогда бы не позволила ему улизнуть от чего бы то ни было. Все, что он мог сделать, это не сорваться с места в страхе от своих ощущений, но поскольку его рука уже лежала на ее животе, он взял себя в руки еще раз, чтобы отреагировать в соответствии с ее ожиданиями.
— Жди. А, вот. — Она переместила его руку на несколько сантиметров и прижала к себе, — чувствуешь?
Кто — то шевелился под его ладонью, двигался и ворочался, кто — то живой. Даже опасность проклятия бледнела перед таким чудом, как ребенок, шевелящийся в женском теле. Его ребенок. Какая — то округлость вновь перекатилась под его ладонью. Он нажал сильнее, пытаясь понять, что же это.
— Это голова?
— Я думаю, попка, — ответила она, и улыбка, которую, он думал, будет сложно вызвать, осветила его лицо от такого простого предположения. Женщина потянулась и погладила его по щеке, — Ах, ты на самом деле улыбаешься ему. Я рада.
— А я рад, что ты радуешься, — сказал он совершенную правду.
— Вот, — она положила его руку рядом со своими ребрами, где ощущался более твердый овал, — его нога.
Он провел вдоль выпирающей линии.
— Такая маленькая. Ты уверена?
— О да. Он думает, что мои ребра существуют исключительно для того, чтобы пинать их. — Она зевнула и склонила голову на его плечо. Он обнял свою жену и притянул ее поближе. — Пожалуйста, останься. Только в этот раз. Я покажу тебе крошечные распашонки, которые сама сшила.
— Покажешь их сегодня вечером. Я вернусь так быстро, как только смогу.
— Я все еще не понимаю твои странные приезды и отъезды.
— Тебе не обязательно понимать их. — Это прозвучало резче, чем он собирался сказать, поэтому он уступил, насколько мог, — я могу остаться чуть дольше, если это порадует тебя.
— Порадует, — вздохнула она и обхватила его руками, — но только потому, что должно.
Небо на востоке уже прояснялось, когда Бренд спустился в долину, где медведь собирался провести весь день. Раннее утро было теплым, но влажным, с чистым небом и туманной дымкой, которая клубилась вокруг его ног, как морская пена. Mugga, как они называли такую погоду дома. Он не знал, как ее называли здесь, даже проведя в этом месте столько времени.
