Это был Чисиси. Я не могла оторвать взгляд от телевизора, хотя и знала, что то, что будет дальше, будет ужасно.
Сначала с земли поднялось всего несколько десятков жуков. Ни Чисиси, ни водитель не видели, как они взметнулись вверх, как угли, поднимающиеся из костра. Чисиси достал бумажник из кармана брюк, вытащил пару купюр и отдал их водителю. Я поднесла руку ко рту, наблюдая, как чёрные точки поворачиваются и пикируют на Чисиси. Он бесполезно отбивался от них. Они продолжали приближаться. Не только с земли у его ног, но и за кадром. Чисиси отшатнулся назад, врезавшись в машину.
Мой отец ел свою куриную шаурму, не проявляя никаких эмоций.
— Теперь мы точно знаем, кто рылся в наших вещах. Чисиси забрал пузырёк с эликсиром, а также наши деньги.
— Зачем ему это делать?
Более крупное, бьющееся в конвульсиях облако скарабеев присоединилось к тем, что уже окружали Чисиси. Они протянулись, как чёрная рука, сжимая его в кулак. Части его белой рубашки были видны, когда он размахивал руками, тщетно хлопая по ним. Таксист нырнул обратно в свою машину и захлопнул дверцу. Он смотрел через закрытое окно, оживленно разговаривая по своему автомобильному радио.
Папа взял свой сок и сделал глоток.
— Чисиси однажды спросил меня, подействует ли эликсир на обычных людей. Я сказал ему, что это может произойти, если его ввести непосредственно в кровоток.
Чисиси упал на землю, перекатившись. Извивающаяся масса насекомых последовала за ним, сгущаясь, пока я вообще не смогла разглядеть человека.
— И ты не сказал ему, что скарабеи нападают из-за эликсира?
— Я не был уверен, что они это сделают. До сих пор, — папа рассеянно махнул рукой в сторону телевизора. — Было мило со стороны Чисиси проверить для тебя эту теорию. Учёным обычно не так везёт.
На экране Чисиси перестал двигаться. Картинка сменилась на репортёра, берущего интервью у энтомолога из Каирского университета.
Несмотря на то, что я знала, что Чисиси предал нас и стал причиной своей собственной смерти, я всё ещё чувствовала себя слишком больной, чтобы съесть свой кошари.
— Сколько времени потребуется, чтобы извлечь эликсир из систем Рорка и Лечеминантов?
Папа повернулся к своему ноутбуку, что-то напечатал, затем сказал:
— Клетки крови сохраняются до трёх месяцев, прежде чем заменятся новыми. Кожа омолаживается где-то между двумя неделями и месяцем, но клеткам поджелудочной железы требуется год или больше, — он напечатал ещё немного и, молча, прочитал текст на экране. — Согласно этому сайту, 98 % атомов в теле заменяются в течение года.
Папа со вздохом отвернулся от ноутбука.
— Недостаточно быстро. Скарабеи будут повсюду в течение нескольких месяцев. Сетитам придётся собраться в Антарктиде, а затем, когда начнёт темнеть, им придётся либо перебраться в Арктику, либо рисковать, что Хорусиане найдут их каждый раз, когда они включат фонарик. Хорусиане, без сомнения, будут ждать перехода, и если они найдут наши лагеря на полюсах, то пощадят только маленьких детей. К сожалению, они не выживут сами по себе.
Это была мрачная мысль. Сжалятся ли Хорусиане над детьми и спасут ли тех, кого пощадили скарабеи? Или, возможно, Хорусиане считали любого Сетита потерянной душой. Рорк был воспитан как нормальный ребёнок, но это не помешало ему стать Сетитом.
Я заставила себя откусить ещё несколько кусочков кошари.
— Я думаю, мне нужен энергетический напиток. Ты хочешь, чтобы я сделала тебе?
Папа кивнул.
— Насыпь побольше порошка. Я почти не спал прошлой ночью.
Я смешала напитки, положив в него толченое снотворное, достаточное, чтобы вырубить его даже с Альтовенено. Вкус энергетического порошка был настолько сильным, что мог бы скрыть горький вкус таблеток. Я потягивала свой напиток, пока он осушал свой в пару глотков.
У меня было не так много времени. Если я хотела знать правду, я должна была сказать сейчас.
Я поставила свой стакан.
— Мне нужно поговорить с тобой о смерти мамы.
Папа взглянул на меня, и я увидела, как в его глазах промелькнул страх. Он выключил телевизор.
— Сейчас не лучшее время для этого. Мы должны обсудить наши планы.
— Дейн прокрутил мне запись с мамой, Рорком и тобой с той ночи, когда она умерла.
Краска сошла с папиного лица, отчего он внезапно стал выглядеть старым. Его глаза были широко раскрыты от беспокойства.
— Какого рода запись?
Укол боли пронзил моё сердце. Его реакция подтвердила мои опасения.
— Мама кричала на Рорка, чтобы он прекратил это. Он убил её, не так ли? — я сглотнула, с трудом выдавив следующие слова. — Почему ты не остановил его? Ты был там. Я тоже слышала твой голос.
— Нет.
Папа больше ничего не говорил несколько мгновений. Он выглядел неспособным говорить, как будто мог рухнуть, свернувшись калачиком.
— Рорк не убивал её.
Лёгкая ложь.
— Тогда почему она кричала ему, чтобы он остановился?
Ещё одна пауза, на этот раз наполненная чувством вины.
— Рорк причинял боль другому Хорусианину. Это был кто-то, кого знала твоя мама, кем-то, кому она позвонила, чтобы помочь ей. Она не хотела драться с Рорком. Она не думала, что сможет заставить себя шокировать его, — взгляд папы скользнул по мне, больше меня не видя. — Я подарил Рорку противоударный жилет, раннюю модель. Он был не похож на более поздние модели. Вместо того чтобы поглотить удар, жилет отбросил энергию обратно в Хорусианина в концентрированной форме. Твоя мама знала о жилете. Ей и другому Хорусианину удалось сорвать его с Рорка.
— Хотя это не имело значения, — сказала я, — потому что у него врождённая устойчивость к электрическим импульсам, — я могла видеть это в своём воображении. Я не хотела, но я делала это.
На столе дрожала рука моего отца.
— Рорк был в ярости. Борьба стала интенсивной, поэтому я оттащил твою маму подальше. У неё не было возможности остановить Рорка, и она бы только пострадала, — голос отца сорвался. — И что бы это сделало с Рорком, узнай он потом, что причинил боль своей матери?
— Тогда кто…
Мои глаза были прикованы к отцу. В этот момент я поняла, что произошло. Я знала всю мучительную правду.
— Ты тоже носил противоударный жилет, но мама об этом не знала.
Он кивнул, на глазах у него выступили слёзы. Я видела, как мой отец плакал только один раз, в то утро, когда он сказал мне, что моя мама умерла.
— Я носил его под рубашкой. В противном случае это выглядело бы так, как будто я ожидал драки и уже встал на сторону Рорка, — он посмотрел на свои руки. Они дрожали, сотрясаясь под тяжестью его раскаяния. — Когда мы поженились, я пообещал твоей матери, что не убью ни одного Хорусианина, но я не знал, что шок будет таким сильным. Ты должна понять, это был несчастный случай. Я бы никогда сознательно не причинил ей вреда.
Я сглотнула и почувствовала, как слёзы жгут мне глаза.
— Она шокировала тебя.
Он кивнул, и по его щекам потекли новые слёзы.
— Она просто хотела, чтобы я отпустил её. Ей было невыносимо видеть, как Рорк избивает её друга.
Я медленно, прерывисто вздохнула. Это был мой отец. Не враг. Мой отец.
Папа взял вилку и положил её на тарелку.
— Рорк не мог заставить себя обвинить меня в её смерти, поэтому он обвинил другого Хорусианина.
Я чуть было не сказала, как удобно, что Рорку было в чём винить кого-то, кроме себя, но не стала. У меня перехватило горло. Я ничего не могла сказать.
— Я не думаю, что он хотел убить Хорусианина, — сказал папа. — Он был зол и не знал своей силы.
Все трое кружились у меня в голове. Папа, Рорк и мама. Несмотря на то, что сказал папа, она, должно быть, хотела его сильно шокировать. Я задавалась вопросом, сожалела ли она в тот момент о том, что вышла замуж за Сетита, сожалела ли о любви к кому-то, кто удержал бы её от борьбы с Рорком вместо того, чтобы присоединиться к ней, чтобы остановить его.
Может быть, Дейн всё-таки был прав. Любовь была не самой важной вещью. Любовь может привести тебя по стольким извилистым путям.
