— супругов Тордуар и их спутников разделили сразу же по прибытию в королевский дворец — никем не замеченных, под покровом сумерек слишком раннего утра, молчаливых и напряженных из-за сложившейся ситуации.
В небольшой, но богато обставленной комнатке, куда ее проводили гвардейцы Его Величества Мире неуютно и даже немного страшно. Проигнорировав даже на вид удобные кушетку и кресло, она встала около высокого окна, а после стала вышагивать из угла в угол, как загнанная в клетку львица. Может, неторопливо, но напряженно и нервно — то и дело сжимая перед собой ладони или комкая кружевные манжеты верхнего платья.
В висках молоточком стучит последняя фраза Аттавио, сказанная им перед расставанием: «Все будет хорошо! Ничего не бойся!»
Но что слова? Они не больше, чем успокоительная инъекция, которая не имеет ничего общего с реальностью. Где взять гарантии, что их проделка не обойдется слишком уж дорого? Для Аттавио или для них обоих? А еще — для их сообщников? Может ведь дойти и до крайности — до обвинения в измене… И тогда мало не покажется — можно будет ожидать что угодно…
Полная смятения, Мираэль продолжает метаться по комнате. Старается приструнить отчаяние внутри себя, сдержать неприятные мысли и догадки, но в определенный момент все же хватается за лицо и вскрикивает. Закусывает губу и кидается в сторону, чтобы в буквальном смысле вжаться в затянутый гобеленом угол. Бушующих внутри нее эмоций оказывается так много, что она просто не может с ними справиться…
Вот это и пугает больше всего. Мире надо быть спокойной, собранной, а что она? Будто и правда совершила какое-то преступление!
А ведь на деле — девушка всего лишь хотела быть подле своего мужа, как и всякая добропорядочная супруга. Чего ей стыдиться? Чего смущаться?
Как назло, еще и время тянется отвратительно медленно.
В ушах издевательски громко стучат ходики часов.
А низ живота то и дело сводит судороги тошноты и комком собираются в горле…
Поэтому стук и звук распахнутой двери охватывают нелогичным чувством облегчения, и, резко приняв позу и вскинув подбородок, Мираэль смело встречает появившихся на пороге гвардейцев и даже шагает навстречу. Нет, наказание, какое бы оно не было, она принять не готова. Но может хотя бы вести себя с достоинством, положенным ее статусу и фамилии.
— Госпожа графиня, — гвардеец с эполетами капитана и орденом на лазурной ленте даже отвешивает ей уважительный поклон, — Пройдемте с нами.
— Куда? — все же спрашивает Мира остро и строго.
— На аудиенцию. К Его Величеству.
— Благодарю, — искренне говорит молодая женщина, — А где мой муж?
Вот на этот вопрос капитан не отвечает. Но учтиво отступает в сторону, пропуская даму вперед.
И вроде как гвардейцы просто ее сопровождают, а не конвоируют. И коридор, по которому они идут, пуст и никто по пути им не встречается. Но каждому пути всегда приходит свой закономерный конец — пусть и не явный. Мира без труда понимает, что провели ее по одному из тайных коридоров, а дверь, которую перед ней открыли с очередным почтительным кивком, совсем непримечательна и проста.
Комнату, в которой на этот раз оказывается Мираэль, едва ли можно отнести к королевским апартаментам — она небольшая, почти крошечная, хоть и не лишена богатого лоска. Больше похожа на укромный закуток, предназначенный для тайных встреч или, прости Творец, для свиданий. Не зря довольно много места в этом кабинете занимает длинная и широкая, почти как кровать, кушетка с изогнутой спинкой, а красиво инструктированный камин отбрасывает теплые и уютные блики, которые необыкновенно красиво играют на изумрудной обивке и украшенным золотой вязью шторам.
На маленький столик и узкий шкаф Мира уже почти не обращает внимания: ее взгляд устремляется на короля, стоящего около окна и одетого непривычно просто и незамысловато — в совершенно обычные темные брюки и просторную рубаху.
Такое нарушение этикета не может быть случайным. И говорит девушке больше, чем она того хочет. Ну не из постели же его вытащили, в самом деле, ради такого дела, как общение с провинившимися и ослушавшими его прямой приказ подданными?
— Ваше Величество? — Мираэль выполняет глубокий реверанс и остается в полусогнутом состоянии, не поднимая глаз, — Я к вашим услугам…
— Доброй ночи, графиня, — откликается король сразу же, — Но едва ее можно назвать таковой, не так ли?
— Это зависит от вашего благоволения.
— Наше благоволение не бесконечно, дорогая. Могли бы и сами догадаться. Что за детская выходка, графиня?
От неудобного положения нóги Миры начинают затекать и неприятно пульсировать. И Филипп это наверняка понимает, поэтому и не торопиться облегчить ее положение, не позволяя подняться и выпрямиться.
— Не детская, Ваше Величество, — негромко и мягко сообщается Мираэль, — Лишь скромное стремление супруги быть подле своего мужа.
— Это стремление идет вразрез с Нашим повелением. Намеренное нарушение приказа. Что скажете на это, госпожа графиня?
Мираэль все-таки поднимает голову и смело смотрит Филиппу прямо в глаза. На мгновение задерживает дыхание, ожидая увидеть злость или досаду, но король смотрит холодно и даже как-то… равнодушно?
— Признаю свою вину, Ваше Величество, — снова склонившись перед правителем, мягко сообщает Мира, — И нижайше прошу у вас прощения. Будьте же великодушны к своим слугам и простите эту вольность, обоснованную не желанием оскорбить, а лишь быть нам с графом вместе. Стоило сообщить об этом лично или в письме.
— Хотя бы, — неожиданно король громко усмехается. И Мира слышит шорох — это Филипп шагает к ней навстречу.
Молодая женщина кожей чувствует его пристальный и прямой взгляд. Внутренне холодеет и покрывается мурашками, но не позволяет себе и шелохнуться.
— Можете подняться, графиня, — все-таки разрешает король великодушно.
Аккуратно и медленно Мира выпрямляется и вежливо улыбается — скромно и мягко, без намека на вызов или подобострастие. Но тут Филипп протягивает ладонь в приглашающем жесте, и приходится ей вложить в нее свои пальцы.
— С одной стороны… — король тянет девушку на себя и ведет к кушетке, — Ваш поступок возмущает меня, Мираэль. Присаживайтесь.
Девушка послушно опускается на мягкий матрас, но при попытке изъять свою руку король сжимает ее крепче. Будто не заметив ничего, мужчина равнодушно продолжает:
— С другой — я могу его понять. Вы молодая, впечатлительная дама, вашу привязанность к Аттавио не заметит лишь слепой. И это для разнообразия странно и удивительно. А уж то, что сам граф не равнодушен к собственной супруге и неожиданно решился рискнуть и своей репутацией, и своим положением — и вовсе поражает. Вам есть, чем гордиться.
— Дело не в гордости, Ваше Величество, — тихо встречает Мираэль. — Желание мужа
