и жены быть вместе, особенно в непростой период, — нормально.
— Непросто период? — переспрашивает король и снова усмехается, — О чем вы толкуете, графиня?
Но, конечно же, король прекрасно понимает, что имела в виду Мираэль. И именно поэтому девушка решает промолчать. Но при этом красноречиво наклоняет голову набок и смело смотрит в ответ.
— Неужели… вам настолько не понравилось мое предложение? — насмешливо спрашивает Филипп, — И оказанная вам честь стать фрейлиной будущей королевы?
— Конечно, я благодарна за доверие, — откликается девушка, — Но я не могу радоваться столь высокой должности, пока нахожусь вдали от своего драгоценного супруга. К тому же…
— Ерунда, — резко обрывает ее король, — На Аттавио возложена важная и ответственная миссия. И присутствие рядом жены, особенно беременной, только обременит его. Зачем вам в вашем положении обременять себя излишними нагрузками?
Мираэль своевременно прикусывает язык, чтобы не сообщить об отсутствии упомянутой беременности, хотя удивляется — с чего бы королю решать, что она носит ребенка? Но, конечно же, снова возмущается такой наглости со стороны Филиппа — он намеренно хочет отдалить их друг от друга, будто они не более, чем шахматные фигурки на доске.
Хотя нет, на деле всё гораздо хуже. Несмотря на всю свою дальновидность и рассудительность, Филипп поддался мужскому эгоизму и тщеславию. Плюет на свою дружбу с графом, желает его жену и решает сблизиться с ней таким вот совершенно не изощренным способом.
Или она всего лишь накручивает себя? И видит то, чего нет?
На пару секунд Мира действительно чувствует сомнения. Но только ровно до того момента, как Филипп накрывает второй рукой ее щеку и мягко гладит. Девушка хочет дернуться, отшатнуться, но сдерживается. Только поджимает губы и закусывает изнутри щеку. Ладонь у короля мягкая и гладкая и никаких неприятных ощущений не приносит. Но и приятных — тоже.
Так не должен касаться ее другой мужчина. Никто не должен. Никто, кроме ее мужа. Поэтому Мираэль медленно и аккуратно отклоняяется в сторону, избегая этого физического контакта.
— Какая вы недотрога, госпожа графиня, — тут же саркастически усмехается король, принимая, тем не менее, такой красноречивый жест, и наконец-то отпускает женскую ладонь из захвата своей собственной. — Какое непростительное пренебрежение к своему сюзерену!
— Никакого пренебрежения, Ваше Величество, — тактично произносит девушка, — Всего лишь небольшое смущение. Ваше внимание, несомненно, льстит, но сущность замужней женщины предписывает опасаться внимания других мужчин…
— Вот как? Значит ли это, что вы видите во мне не столько своего короля, сколько — мужчину?
В голосе Филиппа явственно слышится насмешка, от которой Мире тут же становится не по себе. Но сказанного не воротишь — как бы девушка об этом не жалела.
Остается одно — продолжать играть в эту незамысловатую и не самую приятную игру.
— А вам бы этого хотелось? — спрашивает она тихо.
— Всегда приятно видеть в прекрасных женских глазах восхищение.
— Подобные взгляды вас окружают постоянно. Что вам еще один? А вот муж у меня один. И я собираюсь оставаться ему верной даже в мыслях.
— Отчего же? Откуда такое рвение к брачному целомудрию?
— Простите, но это не та тема, которую я готова обсуждать даже с подругами.
— Мне кажется, у вас не так уж и много подруг. Для этого вы слишком образованны и независимы. Поэтому можете поделиться своими чаяниями и надеждами со мной, своим королем.
Этот обманчиво дружелюбный настрой должен обворожить и расположить девушку к себе, но вместо этого Мираэль чувствует одно раздражение и досаду. Король достаточно прямолинеен и оттого — навязчив и неприятен ей. Да и двойственность ее положения… Слишком быстро Филипп перешел от темы измены к якобы душещипательным разговорам. И поэтому внутренне молодая графиня напряжена и настроена весьма агрессивно. И тратит все свои силы на то, чтобы сдержать рвущееся наружу недовольство. К сожалению, она не в том положении, чтобы показывать свой характер…
— Простите меня за грубость, Ваше Величество… — тихо, но четко проговаривает Мираэль, — Но едва ли я могу позволить себе это. И мне хотелось бы больше определенности. В первую очередь — о моей и моего супруга судьбе.
— Вы даже на минуту не можете позабыть о графе и не думать о нем? — теперь уже король парирует раздраженно.
— Граф — мой муж, Ваше Величество. Иначе и быть не может. И я искренне беспокоюсь о нем…
— Если это так, — король презрительно вскидывается, — то тем более непонятно, почему вы решились на такую глупость. Почему нельзя было спокойно принять свою судьбу и подчиниться? Невелика печаль — разлука. Все рано или поздно проходят через это испытание! Не вы ли сами прожили в ссылке долгих пять лет? И я могу сказать, что ваш муж не очень-то переживал по этому поводу.
— Вы прекрасно осведомлены о причинах этого недоразумения. И будет жестоко снова разлучать нас, разве не так?
— Вы называете меня жестоким, госпожа графиня? — губы Филиппа искажает жесткая и властная улыбка.
— Нет, — отвечает, не отводя взгляда, девушка, — Но чувствую себя несчастной, лишь представив, что окажусь разделенной с мужем морем.
— Вы так и не ответили — откуда такая привязанность? Особенно — к такому тирану, как Аттавио?
— Оттуда, где берут свое начало прочие чувства.
— Чувства… Надоедливая штука, скажу я вам.
— Не более, чем всё прочее — правила, обряды, фальшивые, но столь необходимые улыбки…
— Привычка. Ваша нежность и преданность возникли именно таким образом?
«Зачем ему это? — проносится в голове Миры недоуменная мысль, — Почему он это делает?»
— Ваше Величество… — девушка мягко и грациозно поднимается на ноги, — Я бы хотела получить ответ на свой вопрос. Что нас ждет? Меня и графа?
— Сядьте! — приказывает король, — Всему свое время…
«Почему он тянет? Чего добивается?»
— Вы красивая молодая женщина. С четкой позицией и устойчивой психикой. Именно такие фрейлины и нужны при дворе. А что вас ждет там, в колониях? Суровая и полная скуки жизнь? Несомненно, среди местного общества вы будете блистать, но провинциальный бомонд не чета королевскому двору. Разве не так?
— Я не размышляю подобными категориями, Ваше Величество. И какая, собственно, разница? Я не изнежена и не избалована судьбой. Поэтому едва ли испытаю серьезные трудности…
— Вы так говорите, как будто в мыслях уже там, на побережье.
— Разве это плохо? Где угодно, лишь бы подле мужа…
— Ну хватит! — почти рычит король внезапно, — Сколько можно?!
Но Мираэль неожиданно чувствует удовлетворение. Нет, она не собиралась выводить царственную особу из себя, но, вытащив наружу его эмоции, наконец-то видит обиженного и оскорбленного своим же собственным эгоизмом человека — именно то, что из себя и представляет король Филипп.
И потому
