ты предъявишь?
— В полиции Данилина сказка про дальних родственников и знакомых точно не пройдет, — поддакнул Макс.
Об этой стороне происшествия я действительно не подумала. Голова-то совсем не тем занята была. Нам надо сидеть тихонько и не высовываться, а я вместо этого устраиваю общедеревенский переполох, пусть и по своей воле.
Я расстроенно понурилась и кивнула, признавая свою вину, и Костя, убедившись, что его гневная отповедь возымела надлежащий эффект, добавил:
— Пожар, к сожалению, не единственная наша проблема. Староста предупредил, что на нас в отделении лежит заявление. От Глобуса. По факту незаконных раскопок. Он, как и обещал, все-таки сообщил «куда следует». Федотов лично поручился перед следователем за нас, да и склочный характер заявителя там знают не понаслышке, но это снова лишнее внимание, чего нам совершенно не нужно.
— Так мы же ничего еще не нашли, — беззаботно заявил Макс. — А когда найдем — поздно будет. Пускай попробуют нас поискать в другой реальности!
— Чтобы что-то найти, искать надо, а вы тут непонятно чем занимаетесь! — немедленно напустился на него Костя.
— Можно подумать ты занимаешься поисками!
Парни принялись переругиваться, а мои мысли в свете предстоящего вечера формировали успокоительный вариант произошедшего, не лишенный приятности: пожар — случайность, то, что я там оказалась — неудачное совпадение, а цыганка никакая не провидица, а банальная обманщица. И значит, про то, что у нас с Данилой разные дороги, она просто-напросто наврала. Ла-ла-ла!
* * *
Вечер. За окном кузницы душистые сумерки, наполненные стрекотанием кузнечиков, которое врывалось в каждый промежуток в железном перезвоне. Я сидела на верстаке и наблюдала, как на моих глазах происходит настоящее чудо: в руках мастера художественной ковки прочная сталь становилась мягкой, податливой и послушной. Бесформенный кусок металла превращался в самого настоящего дракона. Вернее, в дракончика ростом чуть побольше Шарика, но от этого не менее волшебного. Изящная изогнутая шея, выразительная морда, когтистые лапы и тончайшей работы крылья, над которыми как раз трудился Данила. Звонкие удары молота плющили раскаленный металл, заставляя его принимать нужную форму.
Казалось, мы одни не только в кузнице, но и в целой вселенной, лишь в углах оживали и двигались неведомые тени. Быть может, это Данилины предки наблюдают за своим достойным преемником? Я смотрела на огонь, на искры раскаленного железа, отлетающие в разные стороны, и в ярком свете горнила откровенно любовалась Данилой, его мускулистой фигурой, сильными и уверенными руками, четко очерченным, будто выкованным профилем. Вспоминала героя финского эпоса кователя Илмаринена, который выковал чудесную мельницу Сампо, источник счастья, и вот-вот готова была поверить, что мое счастье здесь. Я прикрыла глаза, уступая мороку, позволяя чарам этого места увлечь себя. И вот уже в перезвоне металла мне послышался детский смех, и я разглядела рядом с Данилой маленького мальчика. Он был очень похож на Данилу, только глаза были не серыми, а карими. Как у меня.
Звон молота по наковальне сменил визг пилы по металлу, и наваждение рассыпалось огненными искрами. Уф, недаром кузница считается колдовским местом. Яркий свет сварочного аппарата заставил меня зажмуриться, и я украдкой вздохнула с сожалением.
Наконец, дракон был готов расправить крылья. Затаив дыхание, я провела по нему рукой. Он был еще теплым, казалось, вот-вот оживет.
— Смотри, укусит, — пошутил Данила.
— Чудесный дракон. Ты настоящий мастер! — восхищенно проговорила я.
Данила кивнул, признавая очевидное.
— Да, неплохо получилось. Бонус к основному заказу.
— В смысле — бонус? — не поняла я.
— Да это жена заказчика выпросила. Она, оказывается, видела где-то фотографию дракона, которого я делал однажды для выставки, и так его расхваливала, когда я приехал к ним утверждать эскиз ворот, что я пообещал ей сделать его в подарок.
— Ничего себе подарок, — проворчала я, спрыгивая с верстака. — Интересно, ты всем женам заказчиков такие подарки делаешь?
— Нет, только женам очень обеспеченных заказчиков, — ухмыльнулся кузнец. — Таких, которые не обратят внимания на то, что стоимость их основного заказа увеличится на сумму, равную стоимости этого самого дракона.
— Жалко, что такой красавчик уедет к какой-то богатой тетке, — вздохнула я, осторожно водя кончиками пальцев по боку дракончика.
— Хочешь, я тебе такого же сделаю? Даже лучше? — совсем по-мальчишески предложил Данила, заглядывая мне в глаза.
— И как, ты себе представляешь, я его с собой потащу, — начала я и осеклась.
— Я мог бы сам привезти его к тебе, если захочешь, — тихо сказал он.
Если бы все зависело от моего желания, мы уже были бы у меня дома, с драконом или без — это уже не так важно!
— Все не так просто, — пробормотала я.
— Но и не настолько сложно, чтобы это было невозможно объяснить, — возразил кузнец, — Катя, тебе не кажется, что уже пора бы это сделать? Объяснить, кто вы, откуда здесь взялись и что на самом деле ищете?
Я молчала, закусив губу, и упорно глядела в сторону, на прислоненную к верстаку каминную решетку. От нее и впрямь было глаз не отвести: на изящных резных листьях распускались диковинные цветы и расправляли крылья бабочки.
— Прости, — почти беззвучно шепнула я. — Я не могу.
Наверное, вид у меня был очень расстроенный, потому что Данила только вздохнул разочарованно и не стал меня дальше пытать, а привлек к себе и прижал к груди. Грудь была влажной и голой, если не считать металлического предмета на цепочке, который вдавился мне в щеку и отвлек от грешных мыслей.
— Данила, твой… — я высвободилась и с любопытством взглянула на медальон, — квадрат Сварога может оставить клеймо на моей щеке.
— Ты разбираешься в славянских оберегах? — удивился он, а потом усмехнулся. — Ой, прости, все время забываю, что ты археолог.
— Да, разбираюсь. Немного, — коротко уточнила я. — А почему ты носишь оберег Сварога?
— Потому что Сварог — это тот самый бог-кузнец, который выковал твердь земную и твердь небесную. Он научил людей ковать изделия из металла и считается покровителем воинов и, конечно же, кузнецов, — охотно объяснил Данила. — Этот оберег выковал мой далекий предок-кузнец и с тех пор он передается от отца к сыну. Мне его отдал дед, незадолго до смерти.
— Почему-то я
