находится вдали от меня и может плохо отреагировать.
— Что? — тёмные глаза прислужницы распахнулись в ужасе. — Но я не могу остаться, я обязана следовать приказу господина и предоставить отчет после вашего прихода в комнату госпожи Канны. За нарушение приказа следует увольнение.
— Значит, ты уволишься, — спокойно заметила Ясмин. — Зато будешь живая и здоровая. Сядь на скамью и не тряси моим белым цветком, не дай бог, взорвется. И дай-ка мне свой Триллиум для надежности. Подарками надо обмениваться, не так ли?
Наглость в прислужнице выключилась, словно в ней повернули невидимый глазу тумблер, и перед Ясмин стояла насмерть перепуганная девчонка. Протянула к ней дрожащими руками маршрутизатор и тяжело осела на скамью.
— А ты иди, — равнодушно сказала Ясмин второй девочке, смотревшей на них нечитаемым взглядом, и прошла в покои.
Что за примитивная ловушка?
Даже слабоумный поймёт, что его планируют запереть, если водят одинаковыми коридорами, пялясь в маршрутизатор. Этого и следовало ожидать, все же Примул и Файон братья, и последний, помнится, требовал отменить поединок с мастером Эгиром. А ведь тот уже завтра!
Хороша бы она была, потребовав сатисфакции, а после не явившись. Да она бы стала посмешищем для четырёх ведомств.
В комнате было наредкость нормально. После безумных темных фресок с кровавыми боями и зеркал, отражающих темноту и друг друга, здесь было почти по-человечески. Кровать, стол, стул, шкаф и чудовищных размеров дерево. Вот только… У дерева не было кроны. Дерево росло корнями вверх, оплетая сетью весь потолок и кровать, на которой, в древесной колыбели покоилась госпожа Канна. Мастер Меткого удара, истинная дочь тотема Спиреи, наивно отдавшая свою милость приемному сыну своего тотема.
Она лежала, спелёнатая узловатыми корнями, белая и неживая, как фарфоровая кукла: тёмные волосы, белая кожа, красота, от которой так много отошло Абалю. Совершенная юность, пленённая сотнями старческих, покрытых пятнами времени рук странного дерева.
У Ясмин волосы на голове зашевелились. Из всего, что она когда-либо знала, когда-либо читала, на ум приходила только одна аналогия.
Иггдрасиль. Перевёрнутый ясень. Дерево вверх корнями.
Преодолев ужас Ясмин коснулась тёплой древесной кожи и отчётливо ощутила, как в нем пульсирует жизнь, перекачивая ее в безжизненное тело на кровати. Она с недоумением проследила путь древесных жил, соединенных с госпожой Канной. До этого момента ей в голову не приходило, что она может ошибаться.
До этого момента брак Примула был очевидным расчётом, в котором его жене отводилась роль экспериментальной самки. Ее роль заткнуться и плодоносить. И, желательно, не не задавать вопросов. Конечно, Примул бы стал заботиться о своём эксперименте по мере сил, но… Иггдрасиль?
Дерево, которого даже не существует в природе, стоит в изголовье кровати нелюбимой жены. Настолько нелюбимой, что ради неё был выведен мифический ясень.
— Тогда почему ты спишь? — спросила она шепотом в пустоту. — От такого ясеня мертвые встают и бегают.
— Его сил хватает только на поддержание жизни.
Ясмин резко обернулась и в углу комнату в кресле увидела Примула. Поёжилась. В последний раз когда они виделись, он обещал свернуть ей шею, а после закопать весь Бересклет поименно. Но он сидел, глядя мимо неё, усталый, рано состарившийся человек.
— Что с ней? — спросила она дрогнувшим голосом.
— Змеиная часть отслаивается.
Голос у него был равнодушный. Примул не отрываясь смотрел на жену.
— Лучше бы вы ее отпустили, чем держать ее в спальне, как кабачок, — язвительно сказала Ясмин. — Но вы, конечно, не можете. Она вам нужна живой, чтобы держать Абаля на крючке.
Примул даже не поморщился.
— Он и так на крючке. Абаль дал все клятвы, положенные моему сыну.
— Хорошо бы вы помогли этому сыну, — холодно заметила она. — Уж вы-то не могли не знать, что мастер Файон дал им пустые метки.
— Он мой сын. Если он хочет владеть Вардой, то должен приручить и Чернотайю…
— Да ладно вам, — невежливо перебила Ясмин. — Мастер Файон просто сильнее и вы не можете ему противостоять, и жизнь сына — плата за вашу собственную жизнь.
Примул с усилием качнул головой:
— За ее жизнь. Мой брат гениален, и Канна жива, только потому что он так хочет.
Значит, это милое несуществующее дерево — произведение Файона?
Ясмин отвела взгляд. Ей сделалось неловко. Она не знала, что связывает Примула с госпожой Канной, и знать не хотела. В голове тут же поселилась мысль, что он взрослел и рос рядом с ней, как с сестрой. Что госпожа Канна стала первой, кто поверил и доверился ему, став, в итоге, его первым экспериментальным материалом. Это ведь не произошло ни с того, ни с сего, они прошлой долгий путь прежде, чем он закончился у кроны Иггдрасиля.
Любовь не равна любви. Любовь брата не равна любви мужчины, но не менее сильна.
— Если я пойду снова в Чернотайю, то спрошу у матери что-нибудь для… госпожи.
— Спроси, Ясмин, — Примул качнул головой, но не отвел взгляда от жены. — Но это не изменит наших отношений.
— У нас нет отношений, — сказала Ясмин и вдруг поняла, что это правда.
Просто чужой человек. Незнакомец с лицом ее отца. Призрак давно умерших чувств. Даже меньше — призрак призрака. Ее отец жив, здоров и ректорствует, а по воскресеньям ездит на кладбище к бывшей жене. Возможно, он даже счастлив, ведь мама больше не может закрыть дверь у него перед носом.
— Да… Она выбрала Астера.
