— Я пытаюсь!
Мой Западный борется изо всех сил, но я чувствую, как растёт электричество, как оно струится по моей коже, заставляя волосы вставать дыбом.
— Ладно, новый план. — Мне приходится усилием воли отвести взгляд от Соланы, потому что даже при всей серьёзности ситуации мне хочется подшутить над её наэлектризованной причёской. — Сколько ветров у тебя осталось?
— Только сломанные.
Мимо нас пролетает ещё один бизон, и мы еле-еле уворачиваемся от его копыт.
— Ты можешь свить из них шип ветра?
— Попробую.
Она бормочет какие-то команды, и в итоге получается что-то вроде жёлтого изогнутого контура.
— Это больше напоминает бумеранг ветра… Для чего ты его просил?
— Для чего угодно, что даст нам шанс в сражении.
— Ну… Посмотрим, как он сработает!
Я целюсь в основание воронки, надеясь опрокинуть её или поразить ещё как-нибудь.
В воронке появляется выбоина… но убийственный торнадо не останавливается.
— Возвращается! — кричит Солана, увидев, что бумеранг ветров оправдывает своё название. Он летит нам навстречу и разрывает нашу воздушную сферу, прежде чем я успеваю его перехватить.
Я не могу поймать ветра, чтобы замедлить наше падение, поэтому мы пользуемся методом «падай и вращайся в воздухе». Наполовину больно, наполовину мерзко приземлиться лицом прямо в кучу навоза.
— Между прочим, у меня сейчас всё тело в синяках.
Солана не проявляет сочувствия, кричит: «ПОДНИМАЙСЯ!» и тянет меня за руку.
Мы успеваем убраться, спотыкаясь, как раз вовремя и избегаем взрыва от удара молнии, который точно превратил бы нас в пепел.
Солана прицеливается бумерангом обратно в убийственный торнадо и попадает прямо в центр.
Во все стороны рассыпаются искры, и сверкают молнии, будто торнадо всосал в себя огромный ящик фейерверков. А когда яркий свет утихает, воронка, наконец, исчезает.
А Райден празднует нашу победу созданием ещё трёх убийственных торнадо.
— Серьёзно, этот парень меня достал, — бормочу я и с радостью осознаю, что у меня достаточно Западных Ветров, чтобы снова поднять нас в воздух.
Я должен его убить.
Я чувствую уверенность в этом кусочками льда в крови — каждый кусочек неприятен, но хорошо пробуждает ото сна. Все мои чувства просыпаются, и я растягиваю их куда дальше, чем обычно.
Я ощущаю множество Западных ветров — возможно, даже сотни — ожидающих на грани. Словно они следят за мной.
Лишь немногие отвечают на мой зов, что сбивает с толку и раздражает. Но с их помощью я могу взлететь гораздо выше, чем прежде. Достаточно высоко, чтобы избежать всасывающей дыры шторма; вот только всё, что мы можем, это кружить над местом битвы, а вокруг нас молниями вспыхивают грозовые облака.
«Пожалуйста, — молюсь я, — скажи, что мне делать. Если мы в ближайшее время его не убьём, он победит».
Ветра начинают двигаться быстрее, и их песня меняется на что-то новое.
И слова их чудесной новой песни говорят мне: «Щит гораздо опаснее меча».
— Твои ветра подали новую идею? — спрашиваю я Солану. — Потому что мои только философствуют. Или это банальное высказывание? Не важно, оно бесполезно. Думаю, битва может остаться за ними, но я надеюсь, что всё вписывается в план ветров. Я здесь, чтобы хранить наши жизни, а ты продумываешь убийство.
— Ага, никакого давления со стороны, — бормочет Солана. — Мне не очень-то везло. Я пыталась подумать о мести за Гаса и мою семью. Я пыталась вспомнить о сохранении оставшихся Сил Бури. Я даже старалась подумать о всех жителях, пострадавших от сумасшедших капризов природы, которые всегда вызывает Райден. Но стоит мне попытаться подумать о том, как справиться с его ударом, как у меня ничего не получается.
— Ладно, это прозвучит неприятно… Но клянусь, я спрашиваю лишь потому, что ты сказала, что это сработало в темнице, но… Ты уверена, что ты в порядке, раз не можешь с этим справиться? Может, убрать из уравнения всякий эгоизм?
— Конечно. Я очень ясно дала понять, что меня не заботит моя безопасность — только твоя. Но мне это по-прежнему ничего не дало.
У меня начинает появляться новая мысль, но я стараюсь загнать её назад.
Мне правда, правда не хочется, чтобы это было правильным ответом.
Но уворачиваться от бурь для нас гораздо сложнее, чем для Райдена — создавать их. Мы еле избегаем трёх торнадо, а он создаёт три новых, и, когда становится ясно, что он вот-вот нас поджарит, я делаю глубокий вдох и рискую задать вопрос:
— А если изменить наши приоритеты? Что если способ, которым ты пытаешься меня защитить, тоже слишком эгоистичен? То есть, я ценю, что ты… Но когда ты сравниваешь спасение моей жизни со спасением целого мира от Райдена, это… Это нельзя сравнивать.
— Значит… ты хочешь, чтобы я сосредоточилась на проблеме, не ставя сохранение твоей жизни в приоритет?
— Ну, это конечно не план «А», но… Да.
Я пытаюсь уверить себя, что это решение не такое опустошающее, как мне кажется. В конце концов, если наш план не выгорит, мы всё равно оба трупы.
Но всё, о чём я мог думать, это моё обещание Одри вернуться домой, к ней.
Я до сих пор чувствую силу нашу связи, даже во всём этом хаосе.
Меня тянет к ней.
Как я могу её бросить?
— Новая команда начинает формироваться, — шепчет Солана, и это не похоже на хорошие новости. — Думаю… Если ты сможешь поднести нас достаточно близко к Райдену, я смогу решить, что делать, чтобы его убрать. Но не думаю, что смогу справиться с отдачей.
— То есть, фактически, ты знаешь, как его убить, но это убьёт и нас?
— Думаю, да… Сложно сказать. Я никогда не могу сказать точно, как оно сработает, пока не попробую.
Мне нужно десять секунд, чтобы понять, что формально у нас других вариантов нет, и ещё пара секунд и несколько слёз скатываются по моим щекам.
— Мы не обязаны это делать, Вейн. Если продолжим сражаться, то, возможно, найдём другой путь. Я попробую снова, отдавая приоритет твоему спасению.
Я начинаю смеяться, хоть мне и не смешно.
— Это нелепо. Почему тебе можно умирать, а мне нет?
— Потому что я пользуюсь проклятой силой Райдена, а ты используешь язык мира.
По голосу Соланы я понимаю, что она тоже плачет.
— Никто из нас этого не заслуживает, Солана. Как и наши семьи не заслуживали того, что с ними стало. Как говорил Астон: война — это трудный выбор. И вот наш выбор. Если ты не хочешь этого делать, научи меня командам.
— А что насчёт Одри?
Я сглатываю снова появившиеся слёзы и еле сдерживаю крик в небеса: «Это нечестно! Ты мне задолжал!»
Да, это нечестно. Но это уже не имеет значения. Важно лишь одно.
