— Гер?
— Тихо… — стоя у стены, он что-то щелкал на панели, а гулкое пространство зала отзывалось на его "щелчки" всполохами.
На вопрос: "Что это?" рыжий не ответил, на восклицание: "Пол движется!" внимания не обратил, а когда я провалилась вниз с воплем: "Гад!", он тихо хмыкнул:
— Не доводи меня, Сумеречная, и лучше помолчи.
А как? Ведь вокруг меня темно, хоть глаз выколи, холодно и скользко, будто бы сижу я на металле, а маньячина явно не в своем уме. А вдруг он меня в пыточную бросил?! Или в камеру, где разведчиков готовят к притуплению боли! Или в клетку с монстрами как тот же лиррос, которым обратился мой лемур.
И едва ужас достиг апогея, а мурашки размера с горошину, многоликий заговорил.
— Сейчас рядом с тобой появится панель, — и что-то плоское и сияющее белым светом, действительно выплыло из темноты, но мало что осветило. — Браслет на нее положи, — скомандовал маньяк, и я, нехотя, подчинилась. — Теперь жди, — приказал он в завершение инструкции и пространство, опять погрузилось в темноту, а метаморф в молчание. И все бы ничего, но темноты я с детства боюсь, особенно такой тяжелой и беззвучной, как под землей в гробу, и только мое сиплое дыхание слышно.
— Г-ге-е-ер?
Молчит. А меня холодом пробирает.
— Дао-дво?
Тишина. И в голове звучит одна лишь мысль: "Он тебя здесь бросил!"
— Рыжий?! Чтоб тебя!
— Чего? А ну повтори… — Его тон был таким, что повторять совсем не хотелось, но панель надо мной сдвинулась, и я обрадовалась его, пусть и грозному, но вторжению.
— Я темноты боюсь.
— С чего вдруг? — Какие глаза напротив гневно прищурились. — С Крэббас ты спокойно просидела три часа в темноте С Кардиналом разбитых сердец весьма мило целовалась опять-таки во тьме, и лемура своего освобождать бежала по коридорам в стопроцентной мгле…
— Рядом со мной все время кто-то был, — оборвала обвинительно и попросила: — Можешь панель не закрывать?
— Нет. Иначе модернизация твоего браслета не активируется.
Неприятная новость.
— Ладно, — смирилась с самым скорбным видом, — тогда хоть поговори со мной.
— Не могу, у меня дела.
— А кука? — спросила с робкой надеждой.
— В отпуске до утра, — хмыкнул рыжий и закрыл панель, уходя. — Не паникуй, через час выпустят.
Сколько проклятий, сколько гневных слов и гадостей я вспомнила! И столько же ужасов мысленно наслала на него в течение тех десяти минут, что я в камере в действительности просидела. И пока в комнату шла, готовилась ко сну, спала, я думала, что Герберта Дао-дво убью. Едва увижу, на клочки порву, прокляну до третьего колена, лысым сделаю, коротконогим, жирным, дряблым, слабым и либо помогу застрять в обороте, либо в постели недееспособным сделаю.
Но вот неожиданный поворот и я зову на помощь рыжего. А все потому, что Олли с утра пораньше ворвалась ко мне с лестным предложением использовать аналог травы на Бруге. Мол, ее подопытный пить отказался, ибо цвет не тот, давай мы на твоем средство проверим.
— Смеешься? Ему же плохо станет…
И в ответ веселое:
— Да брось! Раньше я его и не таким поила. Выжил.
— Так это когда было, — я села на кровать и воззрилась на раннюю гостью. — За что издеваться сейчас?
— За то, что не навестил в те долгие четыре дня. — И взгляд такой решительный, прямоговорящий: "Если не с тобой, так без тебя!", что откладывать спасение Тугго стало небезопасно, причем и для него и для меня. А так как теоретической подосновы "исцеления" оборотня я набрала достаточно, дело стало лишь за лаборантом.
Как собиралась, не помню, как бежала в корпус к некромантам, не вспомню, а вот как в лабораторию ворвалась, не забуду никогда.
Перед глазами до сих пор стоит труп из кусков сложенный и многократно замороженный. Из книг знаю, на таких мертвяках некроманты практикуют подчинение, а если связь оборвалась, то в свободном теле поселяется частица чужого разума. В такие минуты зрачок давно погасших глаз становится пронзительно белым, а труп невероятно сильным и стойким к проклятиям. И надо же, я в лабораторию ворвалась, когда там разгуливал такой мертвяк.
— Извините, что прерываю! Гард Тиши, мне срочно нужна твоя по… Мамочки! — с опозданием понимаю, как не вовремя я нагрянула в лабораторию с кровавыми разводами на стенах, шипящими и булькающими осколками колб, выломанной из пола металлической мебелью и единственным действующим лицом в центре погрома.
Лицо было синее, злобное и занятое — пытался мертвому мишке пасть разорвать.
— Таррах! — я отступила к двери, в надежде сбежать, но поздно, она с лязгом захлопнулась.
— Гу-у-ум?! — заинтересованно отозвался синюшный, отпуская свою жертву, оборачиваясь и оглядывая меня абсолютно белыми глазами — знак заселения в теле высшей нежити. Осмотрел, признал пригодной к съедению и начал движение ко мне.
— Ве! — рыкнул недавний мученик и спрятался под стол, откуда почти мгновенно раздалось:
— Занято!
Но мишка унывать не стал, попытался залезть под сломанный стеллаж.
— Здесь тоже! — ответили ему и там и послали на люстру.
— Ве-ве-ве… — обиженно проревел косолапый и решил спрятаться за единственное не издавшее ни звука укрытие, меня.
И почему опять я?
— Милостивый Боже! — взмолилась, не зная как начать отпущение своих грехов, и вдруг услышала глас долетающий сверху, весьма знакомый глас.
— Сумеречная, испарись.
— Гард? — позвала с надеждой в голосе, но он меня не услышал.
— Куль, лучше спрячься за шкаф.
— Ве-е-е… — отказался тот, сильнее прижимаясь ко мне.
— Эй, внизу! Вы двое… удалитесь немедленно, — потребовали висящие на люстре некроманты, потрепанные, но все еще крайне уверенные в себе. — Вы срываете эксперимент!
С радостью сорвала бы им кое-что другое и с радостью бы ушла, но дверь не поддается, а мертвяк все приближается и приближается.
И нарастающий рев перепуганного мишки, давит на нервы не хуже, чем скрежет металла по стеклу. Невольно начинаешь заикаться, паниковать, не обращать внимания на треск в браслете и голос рыжего Дао-дво, требующего ответить, о каком эксперименте идет речь.
— Кто лучше спрячется, — хмыкну кто-то из некромантов лежащих на полу.
— Кто быстрее подчинит! — глубокомысленно заявили сверху.
— Поспорили, придурки, — сообразил метаморф и приказал: — Никому не двигаться. Сумеречная, стой на месте.
Легко сказать и трудно сделать, особенно если мертвяк продолжает сокращать разделяющее нас расстояние и не реагирует на проклятья окаменения, оцепенения и, что таить, ведьминский краткосрочный наговор абсолютной сытости. Его я прошептала интуитивно, уже не надеясь ни на что. Хотя нет, надежда тлела.
