— «Ох, такой защитник», — говорит Семъйяза в наших головах. — «Кто вы теперь? Я думал, она влюблена в кого-то еще».
Кристиан сжимает зубы, но не отвечает.
Мы быстро проезжаем мимо адской версии центра Маунтин-Вью, мимо церкви, ратуши, где снаружи ожидает очередь серых людей; мимо магазинов и ресторанов, некоторые из которых заколочены, но другие открыты; люди, ссутулились над столами с мисками неотличимой пищи. Мы доезжаем до того, что должно быть главной улицей, которая соединяет все эти маленькие городки между Сан-Франциско и Сан-Хосе, и поворачиваем на юг. На дороге все еще нет других машин.
— «Ад удивляет тебя?» — молча спрашивает Семъйяза.
В его внутреннем голосе чувствуется укус, ожог или что-то более горькое.
— «Думаю, я не ждала, что здесь будут рестораны и магазины».
— «Это отражение мира», — отвечает он. — «Что является правдой на земле, то более или менее правдиво в этом месте».
— «Так что, все эти люди заперты здесь?» — я жестом указываю на окно, на толпы серых людей, которые пытаются пройти по улицам, всегда в пути, кажется, но в то же время бесцельные, без истинного направления.
— «Не заперты, но удерживаются. Большинство из них не понимают, что они в аду. Они умерли и устремились к этому месту, потому что это то, куда они пожелали сами отправиться. Они могут уйти в любое время, когда захотят, но они никогда не захотят».
— «Почему нет?»
— «Потому что они никогда не смогут отпустить то, что привело их сюда».
Мы выезжаем на парковку, и машина со скрипом останавливается
— «Помни, что я говорил тебе», — говорит Семъйяза. — «Ни с кем не говори, кроме своего друга, и только тогда, когда я скажу тебе это сделать».
Водитель открывает дверь, и мы выбираемся наружу. Я втягиваю воздух, когда вижу, где мы.
Тату салон.
Семъйяза толкает нас в сторону здания, затем открывает и придерживает дверь, когда мы заходим внутрь. Все черно-белое, кожаные диваны глубокого темно-серого цвета; большое неоновое слово «ТАТУ» светится резким белым; рисунки на стенах хлопают как испуганные птицы от внезапного порыва ветра, который мы впустили. Пол грязный; липкость и песок под нашими ногами. Мгновение мы стоим в комнате приема, ожидая. Пузырь поднимается кулере с водой: серая вода в сером контейнере. Затем: приглушенный крик где-то в здании. Человек выходит из задней двери: маленький, тонкий, черный человек с бритой головой. Ангел, думаю я, хотя не такой, каких я видела раньше.
Его несуществующие брови приподнимаются в удивлении, когда он видит нас.
— Семъйяза, — произносит он, склонив голову в поклоне.
— Кокабел, — Семъйяза приветствует так, как король может признать придворного шута.
— С чего такая честь?
— Я привел этих двоих к своему брату. Они падшие.
Это занимает каждую унцию самоконтроля Кристиана не убежать к двери и утащить меня с ним. Я подхожу ближе и пытаюсь поддержать его.
«Оставайся спокойным», — хочу ему прошептать, но не решаюсь, вдруг этот новый ангел сможет услышать нашу связь.
— Живые Демидиусы? — снова спрашивает Кокабел удивленно.
Глаза Семъйяза вспыхивают, когда он смотрит на меня.
— Квортариус. Но подходящая пара, и я думаю, он найдет их забавными.
— Зачем оставаться здесь? Почему не отвезти их прямо к мастеру?
— Думаю, ему бы понравилось отметить их первым, — отвечает Семъйяза. — Можешь подобрать их на сегодня? Я надеялся представить их Азаэлю, если это возможно.
— Что, сегодня? — спрашивает Кокабел, ухмыляясь. Он качает головой в сторону коридора. — Нам надо будет удерживать их? — он выглядит так, будто может наслаждаться заданием.
— Нет, — отвечает Семъйяза. — Я полностью сломал их. Они не должны оказывать никакого сопротивления.
Мы следуем за Кокабел по узкому коридору в маленькую комнату, похожую на смотровую комнату в кабинете доктора. На большом кожаном кресле восседает Анжела, с мужчиной — Десмондом, узнаю я — склонившимся над ней, в его руке пистолет для тату. С этого места я не могу видеть ее лицо, только ее руки, когда они сжимают ручки кресла. Лак на ее ногтях темно-серого цвета, но думаю на земле, они были бы фиолетовыми.
Кристиан и я вдыхаем в одно то же время. Кокабел заталкивает нас дальше в комнату, будто мы скот, и я желаю держать руку Кристиана, когда отчаяние Анжелы накрывает меня. Десмонд татуирует что-то на ее шее. На ней надет бесцветный топик, почти того же цвета, что и ее бледная кожа, и грязные, рваные джинсы, без обуви.
Подошвы ее ног черные. Волосы собраны в крысиный узел у основания ее черепа, ее челка отросла так, что почти закрыла глаза, несколько длинных прядей торчат как солома у пугала. Вся ее правая рука покрыта словами, некоторые легко прочитать, некоторые частично перекрыты и неразборчивы.
«Ревность», — читаю я вдоль ее предплечья. «Невыносимая всезнайка. Плохая подруга. Небрежная. Эгоистка», — читаю на сгибе ее локтя.
«Шлюха», — промежуток, где ее рука встречается с плечом.
И другие вещи, более конкретные грехи, как я лгала своей матери, я лгала своим друзьям, я пустила слух, я скрыла правду, крошечным, небрежным шрифтом по всему ее бицепсу, слово ЛГУНЬЯ, написано по всей длине.
— Садитесь, — повелевает нам Семъйяза, и мы послушно опускаемся на пару складных стульев у дальней стены. Я пыталась держать взгляд опущенным, но какая-то часть меня не может отвести взгляд от Анжелы.
— Десмонд, мы привели тебе новых клиентов, — говорит Кокабел.
— Я уже заканчиваю здесь. — Десмонд хлюпает носом, будто простуженный, вытирая нос тыльной стороной ладони. Его глаза перемещаются на Семъйязу, затем он быстро отводит их. Я перевожу взгляд на шею Анжелы, место, где Десмонд как раз оставляет линию характеристик. Он пальцами растягивает там кожу, касаясь пистолетом местечка под ее ухом, вытирая мазок черной краски грязной одеждой. Буквы черные и ужасающие напротив белизны ее плоти.
«Плохая мать».
— Плохая мать, — замечает Семъйяза. — От кого ее невезучий отпрыск?
Кокабел качает головой:
— Я верю, что от Пенами. Думаю, в нем не было сил зачать ребенка, но они говорят, что он отец. Она причиняет затруднения. Азаэль отправляет ее к нам каждый раз, когда она вызывает его недовольство, что случается часто.
Анжела делает внезапный вдох, испускает сдавленный всхлип, цепи на ее шее выделяются, стирая прогресс, которого добился Десмонд. Не моргнув глазом, он поднимается и сильно бьет ее по лицу.
