— «В этом мире нет замков. Это не тюрьма. Все они могут уйти», — говорю я ей, осматривая проходящих людей.
Я преодолеваю неожиданное стремление схватить одного из серых людей за плечи и сказать:
— «Пойдем с нами», — и вывести их всех. Но не могу. Это разрушит правило, которое Семъйяза доходчиво нам изложил — ни с кем не говорить.
Наконец мы сворачиваем на Кастро — главную улицу. Мы находимся в самом сердце Маунтин-Вью, улицы заполнены ресторанами, кофейными магазинами и суши-барами.
Мой взгляд перескакивает на здание, которое на земле было моим любимым книжным магазином, местом, куда мы с мамой ходили, чтобы просто провести время, попить кофе и посидеть в уютных креслах.
Но здесь кто-то выцарапал слово «Книги» с входной двери, оставив глубокие выбоины в камне, будто на здание напал огромный зверь. Черный навес оборван и висит клочьями, дым валит из разбитых окон, в задней части пожар. Мы тащимся еще около двух кварталов, держа головы опущенными столько, сколько можем, будто мы идем по ветру, пока черная, железная, кованая арка, которая обозначает вход на вокзал, не оказывается в поле нашего зрения. От этого вида мое сердцебиение учащается.
— «Почти добрались», — говорит Кристиан. — «Надеюсь, нам не нужна монета или еще что-то, чтобы выбраться отсюда, потому что Сэм ничего не дал нам для обратной поездки».
Мы начинаем идти быстрее. Остается один квартал. Один квартал, и мы дома. Конечно, я знаю, это не конец. Выбраться отсюда, это лишь первый шаг, и потом мы должны бежать, прятаться, оставаться в тени, навсегда оставить все позади. Но, по крайней мере, мы живы. Не знаю, если, глубоко внутри, я правда ожидала выжить в этом путешествии. Это казалось таким простым. Почти — я осмелилась это сказать? — легко.
Но потом я вижу пиццерию.
Я останавливаюсь так неожиданно, что Анжела врезается в меня сзади.
Кристиан что-то бормочет, когда я дергаю его за руку. Серые души толкаются в нас, стонут, кричат, но минуту я стою, прикованная к месту, и смотрю на другую сторону улицы: на маленькое, как коробка здание, где должен был работать мой брат.
— «Не говори, что в такой момент ты хочешь пиццу», — говорит Анжела.
Кристиан мысленно шикает на нее.
— «Клара?»
Я схожу с обочины на пустую улицу.
— «Клара, там нет Джеффри», — быстро говорит Кристиан. «Вернись на обочину».
— «Откуда ты знаешь?» — у меня ужасное, ноющее чувство под ложечкой.
— «Потому что он не умер. Он не принадлежит этому месту».
— «Мы не умерли. Анжела не мертва», — произношу я, и делаю еще один шаг, утягивая их за собой на улицу.
— «Мы должны идти», — говорит Кристиан, смотря с диким взглядом на черную арку. — «Мы не можем сейчас сойти с курса».
— «Я должна проверить», — произношу я в то же время, затем отпускаю и отталкиваюсь от их рук.
— «Клара, нет!»
Но я иду. Эмоции душ набрасываются на меня все сразу, сейчас, когда со мной нет дополнительной силы Кристиана, чтобы помочь мне блокировать их, но я сжимаю зубы и быстро двигаюсь через улицу, на другую сторону. К пиццерии. Каждый шаг приближает меня ближе к окну, у которого длинная, горизонтальная трещина на стекле, будто в любой момент оно может разлететься на тысячи осколков, но через туманную панель я вижу Джеффри, его голова опущена, в руках грязное кухонное полотенце. Он водит по столу рассеянными кругами.
Это хуже, чем я думала.
Мой брат в аду.
У меня не было времени, чтобы думать. Я врываюсь в дверь и иду к нему, зная, что в любую секунду Кокабел, Семъйяза и черт знает кто еще может следовать за нами и болезненно осознавая, что я пообещала Семъйязе, что не буду говорить с кем-то кроме Анжелы, но мне плевать.
Он мой брат. В этот момент мне пришло в голову, что может быть моя цель отправиться в ад была, в конце концов, не из-за Анжелы.
Может, я должна была спасти Джеффри.
Он смотрит на меня, когда я подхожу, затем хмурится.
— Клара, что ты здесь делаешь?
Думаю, не стоило ожидать, что он будет рад видеть меня.
Нет времени даже для короткого разговора, нет времени для объяснений. Я замечаю Анжелу и Кристиана на тротуаре, прямо за окном, их рты в ужасе открыты, в осознании того, что я была права.
— Ты должен хоть раз сделать то, что я скажу, — говорю я тихо, осматривая серых людей в ресторане, один человек у стола, но никто не смотрит вверх. Пока. Я хватаю его руку и тяну в сторону двери. — Пошли со мной, Джеффри. Сейчас же.
Он отдергивает руку.
— Ты не можешь показаться здесь и приказывать мне. Это моя работа, Клара. Мой билет на еду. Это отстой, но суть работы в том, что я не могу приходить и уходить, когда захочу. Боссы, как правило, это не одобряют.
Он не знает, где он. Он думает, что это нормальная жизнь. У меня нет времени, чтобы размышлять о том, как удручает то, что мой брат не видит разницы между нормальностью и вечным проклятьем.
— Это не твоя работа, — говорю я, пытаясь сохранить терпение. — Давай же. Пожалуйста.
— Нет, — отвечает он. — Почему я должен тебя слушать? В прошлый раз ты была чертовски груба со мной, и ты кричала на меня, и за все это время ты не вернулась назад, и теперь ты ожидаешь, что я …
— Я не знала, что ты был здесь, — прерываю я. — Если бы знала, пришла бы быстрее.
— О чем ты говоришь? — он бросает кухонное полотенце на соседний столик и смотрит на меня. — Ты сошла с ума?
Ох, я собираюсь.
Барьер, который я создала между мной и эмоциями этих людей разъедается, и тихий шепот проникает внутрь.
«Это не ее дело».
«Я ненавижу его. Я заслуживаю лучшего».
«Изменил. Он изменил мне».
Я яростно моргаю и стараюсь очистить голову, сконцентрироваться на Джеффри, как вдруг —
«Что она здесь делает?»
Ох, дерьмо. Я смотрю за плечо Джеффри, и вижу Люси, стоящую в дверном проеме; выражение ее лица шокированное от того, что она видит меня.
— Ты… Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, когда подходит; ее глаза полны ярости, но она контролирует голос. Она скользит своей рукой в руку Джеффри. Видеть ее снова, заставляет воспоминания той ночи в «Розовой Подвеске» мчатся назад: огненный шар, который она запустила в нас, ее пронзительный вопль, когда Кристиан сразил Оливию, то, что она пообещала после. «Клянусь, я убью тебя, Клара Гарднер. И проверю, чтобы сначала ты страдала».