Наверное, она специально не открывала глаза. Зачем мне смотреть на Ринса и страдать еще от его мучений? Потому я продолжала мысленно общаться с непостижимой собеседницей:
— А ведь меня называли выживанкой, представляешь, Лайтимерр? И вот я здесь по собственному решению. Повод гордиться или смеяться?
— Ты ею и осталась, Катя. Ты увидела во мне так много и теперь считаешь меня светом, который погасили. Я не зло, хоть ты и увидела злое намерение. Я свет. И ты все еще надеешься, что как-нибудь выживешь, ведь тут есть я — уж тебе точно зла не желающая.8b4541
Если бы я могла, рассмеялась бы вслух.
— Как странно быть перед кем-то вывернутой наружу душой, ничего не скроешь. Да, надеюсь. Не запрещай мне надеяться, прекраснейшая из богинь, это свойство моей натуры.
— Вот это характер! — Богиня чувствовала себя все легче и легче — тоже смирилась и приняла то, о чем мечтала во снах и наяву. — Теперь я даже радуюсь, что не проведу с тобой вечность!
— Обманываешь. Тебе нравится мой характер. А сейчас тебе даже жаль, что я уйду вместе с тобой.
— Верно. Я давно мертва, но ты — нет. Как же поступить, если ты сама нас приговорила?
— По справедливости? Интересно, это я думаю или уже ты?
Если бы наш диалог проистекал вслух, то сопровождался бы безудержным смехом, до того мы развеселились, поддерживая друг друга. Но вдруг она затихла, а потом выдала:
— Договорились. Половина шанса тебе, половина — никому.
— Как это?
— Ты ведь знаешь заклинания гашения магических резервов. А уж сколько знаю их я… — она вдруг распахнула глаза. — Ринс, Ринсен!
Он сильно вздрогнул, но молчал — побледневший, осунувшийся. Сколько времени прошло? Несколько минут или полгода?
— Ринсен, — позвала Богиня снова почти с иронией. — Любишь играть в игры?
Он ее азарт не подхватил:
— Катя еще жива?
— Жива, жива твоя Катя. Может, снять с тебя знак вечной верности?
— Сдохни, Лайтимерр. Или хотя бы заткнись.
— Сама вежливость! — это она уже молча, для меня. — Ты где его такого раскопала? — и вновь вслух: — Ринсен, нам нужен ведущий в игре, срочно. Я не стану подчеркивать, насколько срочно.
Он подался вперед, но пока молчал. Богиня объясняла:
— Отмени проклятие. Сейчас я погашу весь магический резерв, отдышимся, потом заново проклянешь.
Ринс уже стоял возле решетки, ловя на ходу:
— Без магического сопротивления ваши шансы уравняются. Проклятие сплету тонкое, чтобы тело почти не портило, а убивало только сознание. Выйдет медленнее, но вернее. Одна погибнет первой, случайным образом. Отличная игра. Почему раньше не позвали? — он прошептал что-то, направив на нас руку сквозь решетки, затем метнулся к выходу. — Не скучайте, девочки. Я позову Ноттена — старикашка хоть и зануда, но лекарей лучше в мире нет. Чем больше в игре участников, тем интереснее.
— Как обрадовался, — рассмеялась Богиня, едва Ринс скрылся из коридора. — Даже забыл, с кем разговаривает. Слыхала, как он ко мне обращается? Вот такова цена, когда божество спускается к людям. И сразу поверил — дошел до той точки, когда поверишь даже в миллиардную долю вероятности. Глаза у него какие… дети ваши будут красивыми, но сероглазыми.
— Дети? — об этом я вообще думать не могла. — Преждевременное заявление для такой ситуации. Но Ринс действительно обрадовался… Как же странно, что я раньше не видела его к себе отношения. Так ты простила его за Андрея?
— Нет, конечно. Но я давно разучилась прощать, ты ведь как раз это и рассмотрела. Прости ты за меня потом или отомсти. Всё будет иначе. После того, как я умру.
— После того, как умрешь, — я повторила шепотом, напоминая себе, что счастливого финала для всех быть и не могло.
Проклятие было другим, без физической боли, но приносящим куда более мучительные страдания — меня сдавливало внутри, уничтожало. И так долго, что казалось, прошли дни или даже недели. Последнее, что я услышала:
— Борись, выживанка. Борись, как никогда раньше, — Ринс был рядом. Вероятно, тоже вошел в клеть или уже вытащил нас наружу, сняв замки — я пропустила этот момент. — Кать, слышишь меня?
И я боролась до тех пор, пока мир не погас. Наверное, в беспамятстве я улыбалась, потому что чувствовала, как Ринс сжимает руку, снова ставшую моей.
Эпилог
— Мерзавец, извращенец, подонок, изверг, убийца, дегенерат, — Ринс задумчиво вчитывался в каждое слово и делал между ними паузы, будто смаковал. — Вот со всем согласен, Кать, но дегенерат? Серьезно? Я? Или мое сознание неверно переводит это слово?
У меня ушло несколько секунд, чтобы постичь происходящее. Ринс сидит на постели, в руках знакомые листы, которые я исписывала, когда только попала в замок и начала запутываться в происходящем. Почему я давно их не сожгла? Оставила как забавное воспоминание, и вот как обернулось! Я взвивалась до состояния атомной бомбы мгновенно:
— Ты залез в мои записи! Думаешь, я просто так их припрятала в нижнем белье?
— Случайно наткнулся.
— Ка-ак?
— Точно хочешь узнать? Или твое сознание неверно переводит слово «извращенец»?
Я одновременно смеялась и злилась, не удивляясь перемешиванию разнородных чувств, — обычное дело в наших отношениях. Прибавились и другие эмоции, когда Ринс откинул листы, ухватил меня за руку и потянул на себя. Видимо, обед откладывается на пару оргазмов. Ох, нелегкая это работа — соответствовать желаниям воплощенной в одном мужчине похоти.
— З-зураш-иххайи, — произнесла я лукаво, чтобы между нами не осталось одежды — хотелось опередить в заклинании его. Показать, что я тоже умею перехватывать инициативу.
Ринс усмехнулся и, уже обнаженную, перехватил за талию, невероятным образом меняя позиции. Не быть мне сегодня сверху. Погорячилась я, когда обрадовалась инициативе — куда уж мне ее удержать. Всегда немного дикий в страсти, Ринс никогда не оставлял шанса для маневренности. Да и физически несколько сложно соответствовать всем его прихотям — к счастью, удовольствие от них перекрывает затраты.
Он только поначалу меня жалел — весь тот период, когда я несколько месяцев выздоравливала. Проклятие было тонким, стройным, но нанесло все же серьезный урон — и телу, и сознанию. Я, уже очнувшись, долго не могла отчетливо отделить свои мысли от умершего сознания Богини. А Ноттен — так нужный в этот период — с удивлением осознал, что большая часть его лекарского таланта кануло в небытие вместе с Богиней. Остатки он тратил на меня, щедро перемешивая их полезными отварами.
Дорога от ловушки до столицы стала тем еще приключением, хотя подробности мне позже рассказали. Почти постоянно пребывая без сознания, я была свидетелем только части из них. Нескольких фанатиков Ринс все-таки покалечил — таким образом он вежливо объяснил, что смерть Богини — ее собственное решение. Она сама себя победила, наша роль в этом ничтожна. Но более разумные из последователей довод приняли и позволили нам пройти. Магия сильно уменьшилась, заклинания работали, но будто обрубочно — на небольшой процент от предыдущей мощности. Перемещение не унесло нас сразу в замок, а перекинуло в леса. И такими рывками Ринс медленно продвигался к Ир-Раттоке. Обессиленного Ноттена тоже фактически приходилось тащить на себе.
Я в конце концов заметила, как сильно толстяк постарел — похоже, немедленный смертный приговор магам-долгожителям мы с Богиней не подписали, но дни их укоротили. У Ноттена теперь впереди не столетия бодрости, а в лучшем случае несколько лет дряхлости, чего айхи на своей шкуре никогда не испытывали. Конечно же, он не жаловался и не стенал, а лишь благодарил Лайтимерр за ее решение. Я была рада узнать, что его характер не стал темнее. Впрочем, как не стал светлее и характер моего избранника. И разговоры их мне могли не присниться:
— Ножками теперь, Ноттен, ножками! До самой столицы. Быстрее доберемся, чем этими перемещениями по сотне метров.
— Боюсь, дорогой айх Ринс, ножки у меня уже не те. Но я вижу, что вы истощены — вначале перенести Катю, затем вернуться за мной… Клянусь, я никогда не подозревал, что вы именно такой человек на самом деле, хотя в каждом хорошее разглядеть умел.
