похоже, магия проснулась, – заметил эльф, продолжая крепко его держать. – Не успели господам донести.
А, может, и не стали доносить: все-таки воинский орден – не лучшее место для воспитания ребенка. Может, решили, что хранителям все равно не до того.
Мальчишка, наконец, перестал визжать и рваться, осел на землю, всхлипывая. Босой, в продранных на коленях штанах и не слишком чистой рубашонке. Я присела рядом, обнимая его, успокаивая. И что, спрашивается, с ним делать? Оставить здесь, а потом вернуться и забрать? Среди мертвых тел? Да и до утра не доживет: стоит падальщикам учуять кровь, а они учуют…
– Тетя? – Мальчонка размазал кулачком слезы. – Ты не моя тетя! А где моя?
Я вздохнула.
– Это она заперла тебя в погребе? – спросил Акиль, избавляя меня от ответа.
– Да, сказала сидеть тихо, чтобы твари не услышали. Где моя тетя?
– Боюсь, что у творца, – равнодушно произнес эльф. Огляделся. – Берсон, возьми ребенка в седло. И держись поодаль, если до дела дойдет. Разве что совсем жарко станет…
Солдат молча подхватил мальца на руки.
– Если? – переспросила я.
Эльф остановился над трупом, зачем-то пощупал лоб, потом сунул ладонь под мышку покойнику.
– Пожалуй, когда, – задумчиво произнес он. – Быстро до нас весть дошла. Теперь лишь бы успеть прежде, чем в нору уйдут.
Теперь мы неслись галопом. Не знаю, когда эльф успевал разглядывать следы на скаку, но он вел отряд не хуже хорошей гончей, к холмам, отгораживающим владения Мортейнов и наши от остальных земель Краммиана. Время от времени на дороге попадались тела: крестьянки сильны и выносливы, но и их силы не беспредельны и тех, кто начинал отставать, твари просто добивали. Хотя учитывая судьбу, им предназначенную, может, несчастным и повезло?
Мы все же нагнали две дюжины тварей – уже на землях Мортейнов. Эльф швырнул заклинание в спины последних пяти, я отстала от него лишь ненамного. Придержала коня, предпочитая бить издали, Акиль же, напротив, рванулся вперед, давя тварей копытами и разя мечом. В седле он держался так, словно в нем и родился. Большая часть тварей, точно больше десяти, рванула за ним, а он уже знал, что делать: вел коня по дуге, чтобы атакующие чумные, не слишком расторопные, мешали друг другу.
Не сразу я поняла, что он оттянул внимание тварей на себя, чтобы отвести их от пленниц. Я отгородила заметавшихся женщин барьером, вытянув их подальше от схватки, и рванулась к тварям сама, обрушивая на них волну огня и следом – ледяные пики. Солдаты тоже не стали медлить и принялись рубить чумных, пригвожденных пиками к земле. Через несколько минут все было кончено, остались лишь подрагивающие головешки тел и смрад горелого мяса.
Рыдали, по-прежнему сбившись в кучу, пять перепуганных девчонок, все не старше меня.
– Здесь нет моей тети, – заявил мальчишка, глядя на них из седла.
– Вот живучий, байстрюк! – восхитилась одна из девушек вытирая слезы. – Из замка живой ушел, теперь тут. А моих младших… – Она разрыдалась. Стоящая рядом девушка обняла ее и принялась утешать.
– Из замка? – не поняла я.
Остальные тоже спешились, солдат снял с седла пацана. Прежде чем двигаться дальше, пленницам явно стоило отдохнуть, да и лошадям тоже.
– Ну, когда наш лорд соседей в замке до единого вырезал, – вмешалась еще одна девушка, с лицом, покрытым веснушками, точно перепелиное яйцо. – Аккурат в начале войны.
Я задохнулась от неожиданности. Что она несет?
– В смысле, вырезал?
– Да где ж вы были, госпожа? – изумилась она. – Вся округа гудела.
– В Бенриде.
Лицо ее отразило непонимание, и Акиль объяснил вместо меня.
– За морем.
– А-а. Ну, словом, в начале войны господа что-то не поделили, наши с соседями, значит. И наш лорд так, говорят, озлился, что никого там в живых не оставил. Ни господ, ни прислугу. И замок поджег, хотя чему там гореть, он же каменный.
Мне едва удалось справиться с лицом. Что она несет? Или снова историю пишут победители? Скорее всего…
– Нынешний-то лорд, говорят, в отъезде был, повезло, – продолжала девушка.
– А мальчик? Откуда он взялся? – Я постаралась, чтобы голос звучал равнодушно. Наверняка крестьяне слышали звон, да все переврали, чтобы пострашнее было. Люди любят пугать себя и других. Так вот и появляются поля, на мили и мили покрытые трупами, что земли не видно, хотя простая арифметика говорит, что такого просто не может быть.
– А мать его горничной в замке была. Господа ее давно соседям подарили, девчонкой еще. Она пригожая была, вот и глянулась. Мальчишку, вот, прижила. Может, от господ, но болтают, что все же от кого-то из прислуги. С господскими детьми, говорят, странности с самого рождения, а этот обычный.
Если под странностями она имеет в виду магию, то не с рождения. Как раз лет в пять она и просыпается, когда ребенок уже что-то соображает и ему можно многое объяснить. Страшно подумать, что было бы, появляйся магия с рождения…
Так что пацаненок, похоже, внебрачный сын кого-то из Мортейнов. Или магов без титула, им служивших. Я присмотрелась к нему повнимательней: русый, глаза то ли серые, то ли голубые, сейчас, при светлячке, не разберешь. Хотя все равно не поймешь: в наших краях каждый второй русый да сероглазый. А кто не русый, тот белобрысый…
– А сама она что говорит, от кого?
– А сама она никому не говорила ничего. До последнего скрывала ото всех. Сестре из замка деньги слала, подарки, а про нагулыша вовсе ничего не говорила. Только когда из замка сбежала, скрывать дальше не вышло. А чей, сколько ни выспрашивали, не ответила. Так что не господский он.
– А имя-то господское: Кайл, – заметила та, что утешала рыдающую подругу.
– Нет, не от лорда, – уверенно заявила веснушчатая. Призналась бы. От лорда если бы, никто бы не осудил, лорду разве поперек слово скажешь? Значит, от кого другого нагуляла. Три года ему было, когда домой привела…
Сейчас, значит, пять.
– Сестра-то ее, тетка байстрюку этому, значит, погоревала, конечно, этакий позор, но из дома не прогнала. У ней-то самой детей не было, муж за то в церкви объявил, что не жена она ему больше. Видать, решила, что этот утешением станет. Хоть и не свой, а все же будет кому на старости кормить.
– А мать его где сейчас? – Что я несу, известно где – на том свете. – То есть, почему он тетю спрашивает, а не маму?
– А мать через месяц, как в деревню вернулась, от сыпняка померла. Он тогда тоже долго болел, тетка даже заупокойную по нему заказала.
Ну да, есть
