— Не хочешь — так и скажи, — буркнул охранник и ушел.
***
Окно, выходившее в переулок, формально оказалось балконом — эдакая помесь французского с нижегородским, заплеванная совами. Затащить труп холодильника или кучу лыж туда не удалось бы, но постоять, наслаждаясь свежим вечерним воздухом — вполне.
Отдышавшись и успокоив пульс, Саша выставила раскладушку проветриваться и прошла по квартире, мстительно выключая все, что только возможно. Фонаря перед окном вполне хватало, чтобы читать, не напрягая глаза. "Записаться в библиотеку", — поставила Саша мысленную галочку. — "Узнать, кого, кроме несчастных ворон, здесь считают вселенским злом".
Ночь тем временем потихоньку вступала в свои права — если это издевательство над здравым смыслом, конечно, считалось ночью.
Пока она спасала мир от светового загрязнения, на балкон прилетел чей-то филин и уставился на нее круглыми глазами, отливавшими в сумерках красным.
— Кыш! — ни на что особо не надеясь, сказала Саша. Филин зашипел, как сердитый кот.
— Мурзик! Домой! — окликнули с балкона напротив. Незваный гость щелкнул на нее клювом и убрался. Она промолчала — слов просто не осталось.
С заходом солнца улочка стремительно опустела. Хотя фонари сияли на полную мощь, никто не прогуливался с собакой. Никто не тусовался на лавочке у подъезда. В мире, полном сов, все по-прежнему подчинялись закону жаворонка. Саша скорчилась на раскладушке, подсунув рюкзак под голову. Сон не шел.
Сколько она таращилась в псевдо-ночь?.. Увы: нет смартфона — нет и часов.
***
Она снова вышла подышать — как раз вовремя, чтобы заметить припозднившегося прохожего. Мужчина остановился на узенькой проезжей части спиной к ее дому. Рассматривал что-то? Замышлял? По Сашиным прикидкам было самое время для сюрпризов вроде надписей перед чужими окнами: "Маша, я тебя люблю!" или "Варвара Ильинична — жадная мымра".
Саша вздохнула: "Надеюсь, криминальных сюрпризов не будет". Опять услышать выстрелы не хотелось абсолютно.
Вдруг прохожий запустил чем-то в ближайший фонарь.
И еще раз.
И еще.
Саша оглянуться не успела, как переулок если не погрузился во тьму, то, по крайней мере, стал весьма близок к этому.
"Бейте лампочки в подъездах, люди скажут вам спасибо!" — с усмешкой процитировала она.
Вряд ли человек слышал ее мысли, но очередной бросок оставил без света лестничные площадки четвертого дома. Следующий — погасил лампы в квартире на втором этаже.
"Все — разом? Совершенно беззвучно? Такое не сможет ни камень, ни пуля. Что здесь, черт возьми, происходит?"
***
Саша отступила назад, прижалась к балконной двери. Наконец в этом мире произошло что-то по-настоящему необычное, возможно — магическое. Следовало радоваться, а у нее дрожали колени. Темнота в комнате, скорее всего, скрывала ее от глаз незнакомца, но — кто знает, на что он способен?.. Улочка теперь была освещена только отблесками из окон, за которыми теплились защитные лампы. Этого было мало, слишком мало, чтобы разогнать темноту.
Темнота зашевелилась.
По переулку, из конца в конец, едва уловимая глазу, прокатилась черная волна. Она двигалась лениво, неспешно, словно играла с жертвой, у которой не было шансов. Утихла, но тут же вернулась, безошибочно выбрав четвертый дом. Кромешная темень сгустилась перед ним, и это заметили люди. Заметались позади штор силуэты, свет в квартирах засиял ярче, донеслись крики ужаса. Заухали, заверещали в ночи сердитые тени. Преступник — а как еще его называть? — убежал в сторону пустыря, и совы гнались за ним.
Саша больше не хотела шутить про мэйдэй и Колючкина: она вцепилась в дверь, смотрела прямо перед собой и отказывалась верить глазам. Просто не получалось. Даже когда в лишенной света квартире разбилось окно, наружу вылетел табурет, а следом вывалился человек — все еще твердила себе: это атмосферное явление или магнитная аномалия. Да, точно, магнитное поле, оно же влияет на электричество?
Человек не успел ничего сделать: тьма просто слизнула его. Секунду назад он стоял на четвереньках среди раздавленных цветов, а в следующую клумба была пуста.
Серые, отливающие синевой фигуры одна за другой по-паучьи выползали из тьмы, поднимались в полный рост, делались похожими на людей. Обнаженные, без признаков пола и возраста, они были костлявы, гротескно-угловаты, но в тоже время — абсурдно-гибки. Одна из фигур, изогнувшись под немыслимым углом, просочилась в дверь дома. Другая распласталась по стене и поползла вверх. Достигнув разбитого окна, она подчеркнуто неторопливо развернула голову и посмотрела на Сашу пустыми провалами глазниц. Растянула в ухмылке пасть, полную острых зубов.
Либо от страха крыша помахала ей ручкой, либо тварь только что ей подмигнула.
С визгом, наводящим на мысли о сорванной сигнализации, в тварь вцепился лапами филин. Бил ее крыльями, терзал клювом, не обращая внимание, что та рвет и терзает его в ответ.
Саша очнулась.
Шарахнулась прочь от балкона, свалилась на пол и так, на карачках добралась до входной двери. Сломала два ногтя, пока выкручивала замок. Скатилась по лестнице быстрее приснопамятного Колючкина.
— Помогите!!! Позвоните ноль один!
Саша колотила по двери ладонями, пока ей не ответили изнутри. Была готова что старуха пошлет подальше — такое поведение ее бы не удивило. Но, видимо, в этом мире существовал некий кодекс чести, когда речь заходила о тьме. Или соседка просто видела все из окна.
После умеренно-светлой лестницы сияние из квартиры ослепило. Старуха схватила ее за воротник, втащила внутрь и захлопнула дверь. Сашу толчком отправили на шаткий стул и велели заткнуться.
— Да, переулок Крылова! — орала в трубку соседка. — Да, мать вашу, опять! Нет, добавила она тише, с плохо скрываемой горечью, — точно — не ложный вызов, поверьте. Уж я-то знаю, как выглядят мрети.
Интерлюдия
Марк тяжело вздохнул, снял одноразовые перчатки и бросил в корзину. Почти каждый день повторялось одно и то же.
Птицы.
Старые. Больные. Искалеченные.
И люди, принесшие этих птиц — пытались совать деньги ему и фельдшерам, умоляюще смотрели, уговаривали — давили на жалость всеми возможными способами. Просили о чуде. С деньгами он отсылал в банк: переводите на счет клиники и не страдайте чушью. Единственное, что брал — корма для дикарей на передержке. К слезным просьбам ухитрялся оставаться глух.
Почти всегда ухитрялся. Как ни выкручивайся, исключения все равно будут.
Звонок мэра спас от такого исключения, или, по крайней мере, дал отсрочку. Старик со своим филином ходил к нему последний год чаще, чем в гости к родственникам. Фактически, приходили два старика: один приносил другого. Иногда Марк с усмешкой задумывался, что случилось бы, если бы филин не был так хорошо воспитан и терпелив. Распахнул бы он огромные двухметровые крылья, чтобы утащить хрупкого, сухенького хозяина подальше от унылой клиники? Позвал бы его на реку, чтобы вместе рыбачить в последний раз, как десятилетия назад?
Некогда это была потрясающая гордая птица, теперь же у пернатого старика почки сыпали кристаллами, а пальцы на левой лапе почти не гнулись. Его человек и сам был не в лучшем состоянии, но по-прежнему оставался верным и заботливым. Потеря Защитника доконает хозяина — печально, но факт.
Впрочем, свалившаяся на доктора Литанова новость заставила позабыть о печали. Он-то думал: его уже ничем нельзя удивить. Ан нет: жизнь все-таки ухитрилась.
Копия девушки, которую он знал с детства, снова и снова повторяла, что она из другого мира. Или, по крайней мере, почти копия: ее кровь предстояло проверить. Ярцев еще сомневался, а Марк уже знал: девушка говорит правду. Ситуация в точности, как с хозяевами птиц: он безошибочно распознавал искреннее отчаяние.
— Вы что-то сказали? Простите, Лена, я отвлекся.
