и где-то отдаленно слышалась музыка. Для Мириам все было пропитано ожиданием новой жизни, той, где мужчина, которого она любит, не одержим скверной. Ей нестерпимо хотелось узнать, каков он без нее.
Кровь Смотрителя тоже поет. Мириам и Морган так часто касались Тьмы, что вечно носили в себе ее след. Она была неразличима под защитой их медальонов, Мириам вовсе слышала ее скверно, даже если прямо перед ней стоял маг, чья кровь была темна, как ночь. Но однажды она заметила едва ощутимый шепот и убедилась в нем, сняв с себя медальон, пока Морган был рядом. Так звучала кровь не отступника, а его жертвы. И она стала наблюдать.
Ее наставник был крепок, полон сил, удачлив и богат. Ничто не изводило его. Ничто, кроме необъяснимого чувства к женщине, о которой он никогда не мог ничего рассказать. Мириам видела, как та следует тенью за ним, а он никогда не глядит на нее с улыбкой. Однажды столкнувшись с той женщиной в узком дворцовом коридоре, Мириам будто случайно схватилась за ее руку. И этого касания хватило, чтобы все стало ясно. Она боялась, что не расслышит скверну ведьмы, но та прозвучала отчетливо и ярко. Тогда, отбросив все сомнения, Мириам отправилась к Священному караулу.
И вот теперь, протирая лицо Моргана прохладной водой, девушка ненароком коснулась его груди, там, ближе к сердцу, чтобы знать наверняка. Она вскрикнула от неожиданности, когда он положил свои пальцы поверх ее руки.
— Клянусь, я съел бы сейчас целого вепря, — проговорил Морган, так и не открыв глаза. Он улыбался лишь уголками губ.
От этой едва заметной улыбки на глазах Мириам выступили слезы. Несколько дней он лежал в бреду, освобождаясь от скверны, и девушка почти не оставляла его.
«Я снимала такие проклятия прежде, деточка. Будет хорошо, если первым, что увидит Морган, когда очнется, будет твое лицо. Ты ведь сможешь распознать беду и сама», — сказала ей Гудрун, покидая замок, чтобы поскорее вернуться в привычный ей лес.
И она была права. Это было удивительно хорошо.
— Так как? Теперь ты не слышишь ничего? — спросил Морган, все еще не выпуская ее руку.
Наконец он открыл глаза, а Мириам, смотря на него во все глаза, ощущала только как под кожей бьется его живое сердце. Она смогла лишь покачать головой, стыдясь, что не успела смахнуть свои слезинки, глава На ее коже выступили мурашки и причиной тому был вовсе не ветер, гуляющий по покоям.
Леса Айриндора
Морган очнулся ото сна на полу хижины, там же где прошлой ночью его подкосила усталость. Он лежал один в темноте, стряхивая с себя остатки своих видений. Снаружи до него доносился звонкий девичий смех, и он не сразу поверил в то, что тот принадлежит Мириам — он не помнил, когда в последний раз ему приходилось видеть тень улыбки на ее лице. Еще вчера она была так слаба, что он готов был остаться в этом месте лишь для того, чтобы она набралась сил, и он никак не думал, что ему доведется проснуться под ее радостный щебет, необъяснимо согревающий его душу.
Постепенно пробуждение овладевало сознанием Моргана, ему послышались колючий запах костра и аромат поджаренной дичи, немедленно пробудивший в нем голод. Яркий солнечный свет ослепил его, едва он приоткрыл дверь хижины. Вчерашний снег покрыл опавшие темные листья искрящейся хрупкой ледяной коркой. Небо было удивительно ясным и безоблачным, словно зима еще не пыталась укутать его своим мутным серым одеялом.
Неподалеку у дымящегося костра Хранительница чинила старый плащ из грубой шерсти. Морган оставил его здесь когда-то давно — он был так изодран, став бесполезным. Огрубевшие пальцы старухи на удивление ловко справлялись с иглой.
— Камзол мальчика слишком тонок, а ночью снова придет непогода, — проговорила она, едва заслышав шаги мага. — Я закончу, и вы сможете продолжить свой путь. В этих лесах нельзя терять дневной свет.
Морган оглянулся в сторону ручья в поисках своей извечной спутницы и юного Бранда. Они были так заняты происходящим, что он остался бы без внимания, окликнув их. Он видел, как юноша грациозно балансирует на трухлявом бревне, перекинутом через два берега. Он присел, зачерпнул в ладони немного воды, затем раскинул руки, и та взмыла ввысь. Он выпрямился, удерживая шумящий поток, устремившийся прямо в яркое небо. На его губах затаилась улыбка и каждый его жест был пропитан уверенностью и силой.
— Как он похож на отца! Еще вчера он был его невнятной тенью. Ты видишь это, Гудрун?
— Вскоре ты увидишь в нем Мириам. Они будут следовать друг за другом как эта нить за иглой. Она отдала ему часть себя. Часть своей храбрости и преданности, часть своей вспыльчивости и безрассудства. Это цена его чистоты.
Мириам стояла на берегу недалеко от Ивэна, безобидно подтрунивая над ним, но, в конце концов, испугавшись, вдруг закричала:
— Прекрати! Прекрати же! Вздумал пощекотать пятки Создателя?
Юноша тут же развернул ладони к земле. Вода обрушилась прямо на девушку миллионом искрящихся капель. Она, вскрикнув, со всех ног побежала к костру. А он снова дотронулся до водной глади, и столб воды, поднявшийся так высоко, снова с неимоверным грохотом вернулся в свое русло.
Мириам, играя, спряталась за спиной Моргана. Она тяжело дышала, разгоряченная бегом, согретая последним теплым утром. Он обернулся к ней. Ее лицо украсил румянец, а в глазах плясали яркие огоньки.
— Сегодня мы будем дома, — улыбнулась она, и повторила это медленно и тихо, будто бы желая, чтобы он прочувствовал каждое слово, разделил с ней причину ее радости.
— Мириам! — окликнула ее Хранительница. — Помоги мне, милая.
Она упорхнула, подобно птичке, склонилась над Гудрун, внимательно слушая ее наставления. На платке, расстеленном на земле у костра, быстро появился немного зачерствевший хлеб, дикие яблоки и орехи, принесенные девушкой из хижины.
Тем временем Морган спустился к ручью. Ивэн все еще был там. Он устроился на большом плоском камне, будто бы дожидаясь его.
— Твоя матушка видела нечто подобное? Если да, то я догадываюсь, отчего она отправила тебя в монастырь.
— Матушка? О, ты о той женщине… Ингритт? Она запрещала так называть ее. Мириам сказала мне, что ты — кузен моего отца. Это так?
— Чистая правда. Но мы росли, как родные братья, — Морган наклонился и зачерпнул немного воды из ручья, чтобы окунуть в нее свое лицо. — Скажи, что она говорила о нем?
— Ничего, кроме того, что он слуга Тьмы, — юноша в два прыжка оказался возле
