нашептать Петя за те тридцать секунд, что мы возвращались, отношения у них такие себе. То есть мы как бы семья, но гадить друг другу это нам не мешает.
Собственно, зная всё это, я ощущала свербящую под рёбрами фальшь и желание привести принцессу в чувство. Последнее, кстати, и осуществила.
— Оля! — зло рявкает Марек сразу после того, как моя ладонь припечатывает щеку принцессы.
— С ума сошла? — ахает Петя, обхватывая меня и оттаскивая на шаг.
— Ты… ты… — то ли икает, то ли ещё всхлипывает Стася. — Спа… спасибо.
— Всегда пожалуйста, — хмыкаю я, освобождаюсь из ослабевших объятий Калаты и иду в ванну.
Пока эти двое, которые из прославленных Теней превратились в обычных растерянных мужиков, при одном только виде принцессиных страданий, хлопают глазами, я мочу лицевое полотенце ледяной водой, выжимаю и, вернувшись, протягиваю Стасе.
— Спасибо, — слабо улыбается она сквозь распухшие веки и нос. — Я… — ещё один судорожный, сотрясший всё тело, всхлип.
— Стась, мне надо идти, — неуверенно заявляет тот, кто ещё недавно был непобедимым комиссаром Теней.
— Да, конечно… я понимаю. — Господи, она так от него отстраняется, словно жертвует своей жизнью, не меньше, ради всеобщего блага. — Иди, Мар, прости, что я так…
— Всё хорошо, — поднявшись, он легко целует её в лоб. — Я найду убийцу.
— Найди, — зарёванная, всё равно решительно кивает она. — Найди, Мар, и мы устроим охоту, какой ещё не было.
А принцесса-то кровожадная.
— Стася, — кривится Марек и встаёт, — мы не в Средневековье, суд будет общий, а не клановый.
— Хорошо, — опускает она голову, скрывая лицо за длинными волосами. — Пусть так, но найди.
— Найду.
Так, у меня одной ощущение, будто я побывала в первом ряду Моравского театра? Судя по Пете — да.
— Я с тобой.
— Оль, — вздыхает Марек, бросив взгляд на сестру, — может ты побудешь со Стасей? Вы, вроде, нашли общий язык…
Взгляд у меня, должны быть, становится слишком красноречивый. Настолько, что он ещё раз вздыхает, но молчит.
— Петя, — кивнув ему на принцессу, я выхожу из спальни вслед за Мареком.
***
— Почему решили, что Влада убили именно здесь?
Тесная кладовка не подходила для того, чтобы заманить сюда здорового оборотня и бесшумно убить, перед этим выкачав всю кровь.
— Потому что так и есть, — вместо Дениса отвечает мне Оля.
Глаза затянуты мутной плёнкой, руки подняты на уровень живота, пальцы шевелятся.
— Тебе не хватило предупреждения Яна, Калаты и моего? — рявкает он, но Оля, как обычно, не впечатляется.
— Какая разница, — на отрешённом лице появляется намёк на недовольство. — Кому надо давно знают, а остальным плевать.
В общем-то, логично, но зудящее беспокойство от этого не уменьшается.
— Ты видишь?
Вместо ответа Оля подзывает его едва заметным жестом. Если бы это не было их третье совместное дело, он бы не заметил.
Чаще всего он касался её запястья или шеи, но смерть брата выбила из колеи. Поэтому, обойдя её, Марек обнимает Олю со спины, одной ладонью забираясь под объёмную кофту и коснувшись оголённого живота.
Её хмык он скорее чувствует, чем слышит, но поздно.
Они снова переносятся в царство безумных, но мёртвых красок.
***
— Кто-то всё подчистил. — Мой взгляд скользит по полу, стенам, потолку, полкам с каким-то хламом. — Причём основательно, словно специально для меня. Смотри, — горячая ладонь на животе отвлекает, но не настолько, чтобы я не могла выполнить свою работу, — всё серое. Даже тряпки и вёдра, на которых должны были остаться хоть какие-то следы от прикосновений.
— Что это значит? — почему-то так его голос всегда звучит по-другому. Глуше, жёстче… соблазнительнее.
— Что здесь мы ничего не найдём. — Усилием воли отрастив один коготь, я надрезаю внутреннюю сторону ладони.
Капли моей крови падают, оставаясь красными кляксами, но и только. Призыв не помогает, ни одного следа не появляется, а, значит, стирали не магией. Что, неужели правда, вычищали всё ручками? И это высокомерные оборотни? Тряпкой возили по полу, окуная в 99 % настойку полыни?
Видимо, очень припёрло.
— Зачем кровь? — Двойственное ощущение. Там, где стоит моё тело, вопрос Марека отзывается тёплым дыханием на ухе. Здесь чувствуется лёгкая изморозь там же.
— Чтобы наверняка. — Вернувшись в реальность, я не шатаюсь и не падаю от слабости, но приятного мало. Поэтому я не против, когда он чуть сильнее прижимает меня к себе. — Могла быть иллюзия или ещё какая магическая гадость и снять её без крови не получилось бы. Я попробовала, но толку ноль.
— Можно было не рисковать, я как знал, приглашая сюда ещё и Важека, — качает головой он и уточняет, не отпуская: — Стоишь?
— Не смеши, — хмыкнув, я отстраняюсь и делаю шаг вперёд, приближаясь к полкам.
Может, удастся что-нибудь найти.
Тряпки, салфетки и моющие средства не отличаются ничем, даже следами уборщиц. Может, убийца просто распылил полынь пульверизатором? Слишком много времени ушло бы, чтобы вымыть всё вручную.
— Оль, ты что-то нашла? — отвлёкшись от разговора с очередной Тенью, интересуется Марек.
— Как сказать. — Привстав на носочки, я двигаю вещи на полках, только убеждаясь в своей правоте.
— Помочь? — раздаётся совсем рядом.
— Нет, — отряхнув руки, я поворачиваюсь, оказавшись лицом к лицу с Мареком. — Это полынь, она убирает все следы так, что не подкопаться, ещё и разбрызгивали пульверизатором — в некоторых особо труднодоступных местах осталась пыль.
— Ведьмаки уже выяснили, — кивает он. — Дверь тоже обработали, так же, как и прилегающую часть коридора.
— Значит, идём смотреть на тр… твоего брата? — вспомнив вспышку в спальне, исправляюсь я.
— На какого из них? — невесело усмехается Марек и направляется к лестнице, не оставив мне другого выбора, как идти за ним.
— А у тебя их сколько?
— Трое, и Стася, — хмуро оглянувшись, он протягивает мне руку, но я прекрасно держусь и за перила.
— Трое с ВладимИром?
— Да. Эрик младше Влада на одиннадцать лет, а Павел самый младший. — Перед тем, как ступить на вторую лестницу, Марек, не спрашивая, берёт меня за руку. — Ступени под неудачным наклоном.
— Я так и поняла, — хмыкаю я. — А сколько тогда лет Станиславе?
— Восемьдесят пять.
Ожидаемо, но всё равно неприятно. Чисто по-женски. Потому что оборотница, будучи старше на тридцать лет, выглядит младше на десять точно. Усмехнувшись собственным мыслям, вспоминаю, что на мои сто пятьдесят приходятся её триста и успокаиваюсь. В пересчёте на их жизни, я была бы ровесницей Марека. Кстати…
— А тебе сколько? — Как-то раньше этот вопрос проходил мимо моего сознания.
— А сколько дашь? — останавливаясь в странно пустынном коридоре, оборачивается Марек.
— Тридцать пять? — Это если на человеческие года.
— Девяносто, — насмешливо поднимает он бровь.
— А ты хорошо сохранился, — фыркнув, я возвращаюсь к изнанке мира.
