– Нет, я рад, что ты выжил. Пойдешь ко мне в контору? Заместителем? Ты мышей ловишь, я – крыс…
Отвечать было ниже кошачьего достоинства, и зверь отвернулся. А Сэйл пошевелилась и, тоненько всхлипнув, открыла глаза.
– М-мастер?
Она называла его так с самого первого дня, и Юго не возражал. Было приятно. Он – мастер, она – ученица, которая когда-нибудь тоже станет мастером. И разве это не достойная судьба?
– В-вы в-вернулись? – Слезы опять хлынули из глаз.
Достойная… терпеть боль. Уродовать себя ради того, чтобы стать лучшим…
– Вернулся.
Она вдруг бросилась на шею и прижалась дрожа, словно в лихорадке.
И все-таки стать этим самым лучшим.
– Ну, что случилось? – Юго совершенно не умел утешать детенышей, тем более что Сэйл была с него ростом.
– Я… я думала, что вы тоже умерли. Все умерли… – Ее трясло так, что зубы клацали.
– Кто умер?
– Папа… и мама… и брат тоже. Он заплакал, и его нашли. А еще сестра… у меня красивая сестра была… она хорошо спряталась и сидела тихо…
Но это не спасло. Сколько было сестре этой девочки?
– Их убили те люди, которых ты мне назвала?
Лучшие имеют право выбирать заказы.
– Д-да. Наш управляющий. И еще другие. Они…
– Ты видела?
Кивок.
Видела, и, должно быть, не только, как убивают. И воспоминания заставили Сэйл подобраться. Она отстранилась и вытерла слезы.
– Простите, я больше не буду плакать… я сделаю все, что вы скажете. Я буду стараться.
И у нее получится. Она станет мастером и будет брать заказы. Приходить ночью в чужие дома и дарить смерть незнакомым людям. Быструю ли, медленную ли… порой мучительную.
Будет пытать.
И научится получать от чужих мучений удовольствие, которое заглушит собственную боль. Или сойдет с ума, когда мертвецов за спиной станет слишком много.
– Не прогоняйте меня, пожалуйста. – Сэйл обняла кота, который с безразличным видом устроился у нее на коленях.
Юго не прогонит.
Он будет учить тому, чему сможет, не изуродовав. Но не для того, чтобы сделать мастером, а чтобы она могла защитить себя. И семью.
Иначе какой прок от этих умений?
Первая проблема родителей – научить детей, как себя вести в приличном обществе; вторая – найти это приличное общество.[3]
О сложностях семейной жизни
Мы летели.
По реке, скованной льдом, который хрустел под полозьями саней. И весело заливались бубенцы на упряжи, а Кайя, не способный усидеть на месте, подгонял лошадок свистом.
Мальчишка.
Позади остались город и замок, который только-только очистился от мусора. Ему еще предстоит возродиться, древнему Фениксу, чье роскошное оперение сгорело в пламени революции. К весне уберут мусор и застеклят окна, пусть бы пока без витражей и прочих красот. Вычистят трубы, камины, снимут поврежденную обшивку, побелку обновят… работы много.
И замок, если разобраться, ерунда.
С городом все куда как плачевней. Он выгорел. И вымерз. Растерял почти всех жителей – кто-то сбежал, а кто-то погиб, кто-то остался за Зеленым валом и вряд ли захочет возвращаться. Оставшиеся же…
Люди, замотанные в тряпье, с трудом стоящие на ногах, бродили по пепелищу. Сбивались в стаи. Прятались от патрулей. Отказывались верить, что хлеб есть.
Он был: в подвалах замка собрали неплохой урожай. Пшеница и рожь, ячмень, где-то уже подпорченный плесенью. Мука. Горы репы, моркови и свеклы. Черная редька и сушеный горох в мешках из-под пороха. Бочки с медом и пивом. Солонина. И сушеная рыба. Даже та самая радужная форель из Эйра…
Людей выманивали запахом еды. Раздавали на площади, поставив оцепление. Меняли миски с кашей на информацию.
Имя. Возраст. Семейное положение. Род занятий.
Городу нужны были мастера.
Хлебные карточки выдавали сразу. И отправляли в бывшие казармы: их легче топить. Угля благо хватало в тех же замковых подвалах. В них вообще обнаружилось много ценного…
Те первые недели были безумны.
Людей требовалось не только накормить, но и обеспечить жильем, более-менее пригодным для зимовки. Старых солдатских казарм не хватало, и Кайя приказал использовать особняки. Жителей сгоняли, вылавливая по подвалам, по подворотням, вытаскивая из развалин. Объясняли. Убеждали. Тщетно. Слишком жива была память о том, сколь опасны люди с оружием. И в страже видели отнюдь не защиту. Они предпочитали замерзать, но держаться наособицу.
Однако постепенно налаживалось.
Они приходили сами. И оставались. Приводили семьи или просто случайных знакомых. Прибивались к патрулям, помогая прочесывать кварталы. Обживались.
Шли к писцам, выискивая в общих списках тех, кто был дорог. И сами помогали составлять другие списки, которые прозвали «черными».
Мертвых было больше, чем живых. И каждый день подводы шли из города, чтобы вернуться.
Вдоль площади выстраивались фургоны врачей, и я с горечью вынуждена была признать, что в городе появился госпиталь. Сам собою возник, собирая истощенных, обмороженных, раненных огнем или железом. Хуже нет исковерканной мечты.
Кажется, в тот миг мне показалось, что ничего уже не исправить.
…в прошлый раз было еще хуже.
Кайя появлялся от силы на час-полтора, слишком многим он был нужен. И за время, которое оставалось на меня, его следовало накормить, переодеть и избавить от грязи, которая делала его нестабильным. Если повезет, то останется время на сон.
…теперь я хотя бы представляю, что мне делать. Более того, я свободен в своих действиях, имею неплохую материальную базу и людей, которые работают, а не пытаются выяснять отношения. Еще будут, конечно, но позже.
Сейчас же слишком многое следовало сделать. И я попыталась помочь.
Это была на редкость неудачная и неуместная попытка.
Наша светлость желает нанести визит в госпиталь? Тот самый, открытый в здании, некогда принадлежавшем банку? Конечно, это возможно… Наша светлость так добра и участлива.
Она приготовит подарки для больных и докторов, которые встретят нашу светлость и устроят ей экскурсию. Ей ведь больше заняться нечем. А не уделять внимание особе столь высокого положения чревато… вдруг да их светлость это оскорблением сочтет?
Я сразу поняла, насколько мешаю.
Эти люди, каждый из них точно знал, что должен был делать, но мое присутствие отвлекало. Более того, теперь они боялись не только Кайя. Неосторожное слово, жест, даже взгляд, чуть более выразительный, нежели это дозволено, – кто знает, сколь легко навлечь гнев?
