Кайя бережно сжимает мои пальцы.
Сегодня не ему идти по живому коридору, считать ступеньки, поднимаясь к плахе.
…я не боялся. И не очень понимал, честно говоря, что происходит. Все было в красном.
…а сейчас?
Они молчат, люди, которые пришли, потому что им велено было явиться. Разные. Бароны в роскошных нарядах, в подбитых соболями плащах, в высоких гербовых шапках. Таны. Рыцари. Оруженосцы. Солдаты. Горожане…
…им не за что меня любить. Хороший правитель никогда не допустил бы того, что произошло. Сейчас я исправляю ошибки, но они долго будут помнить о них.
О тех, кто погиб, сражаясь за идеалы, каковыми бы они ни были.
Или же был казнен.
Или умер от голода, болезней… исчез, как исчезли многие, сожранные войной.
…у каждого был выбор. Уйти или остаться. Сложить оружие. Воевать. Убить. Спасти. Отвернуться. Промолчать. Или наоборот. Я знаю, что давление здесь было высоко, но… Иза, почему одни сумели остаться людьми, а другие нет?
…сама бы хотела знать.
И не только я.
Там, где я родилась, нет протекторов, но есть война. Всегда уродливая, порой совершенно безумная, с концлагерями и газовыми камерами, с ядовитыми цветами ядерных бомб и огненными полями напалма. И в этих войнах некого винить.
А здесь?
Быть может, люди слишком привыкли, что кто-то стоит над ними, не позволяя переступить черту, за которой война превращается в бойню? И не надо сдерживать эмоции, все равно ведь заберут и гнев, и ярость, и прочую отраву человеческих душ. Успокоят. Присмотрят за неразумными.
И если присматривают, то зачем взрослеть?
…может быть, и так.
Кайя прислушивается к моим мыслям. Но мы оба знаем: протекторы, как и люди, и маги, хотят жить. И значит, в ближайшем будущем дорога этого мира предопределена.
Плохо это? Хорошо? Пусть решают те, кто будет после нас.
А к помосту выводили людей, связанных одной цепью. И вновь я не могла отделаться от ощущения, что уже видела это. Сколько их?
…двадцать семь человек. И еще четыре десятка повесят. Они искали жертв, обещая, что при храме их накормят.
Герольд хорошо поставленным голосом зачитывает список злодеяний. Убийство. Пытки.
Употребление в пищу человеческой плоти?
…к сожалению. И будь причиной тому голод, я бы еще понял. Сердце мое, если хочешь, я сделаю так, что ты не будешь…
…не надо.
И не потому, что я не доверяю Кайя. Я справлюсь. Я умею.
Вот только казнь длится так долго…
Ночью я все-таки просыпаюсь в слезах. Кайя собирает их губами, шепчет, что все закончилось, что так было надо, но он постарается, чтобы больше мне не доводилось видеть подобное.
А я рыдаю, вцепившись в него, не в силах объяснить, что дело не в конкретно этой казни, а вообще во всем, что вокруг было. Война, война, и снова… слишком много ее. И понимаю, что худшее позади, что все налаживается или вот-вот наладится. К чему тогда слезы?
…это потому, что позади. Когда впереди, то надо беречь силы. Не до слез. А теперь напряжение сказывается. Ты устала.
…ты не меньше.
А больше. Но Кайя не рыдает, фыркает, убирая прилипшие к щекам пряди.
…еще чего не хватало. Мне плакать не положено. Я только ныть могу. Или жаловаться.
…но сегодня моя очередь, да?
…если тебе хочется.
Не хочется, и слезы я вытираю.
…еще немного, и мы уедем. Ты познакомишь меня с Настей. Правда, я не уверен, захочет ли она знакомиться. И вообще не знаю, что ей сказать… как объяснить, что меня так долго не было?
…никак.
Кайя не слышит. Он рассказывает про дорогу и сани – когда-то он обещал прогулку по снегу. Про лошадей, которых придется часто менять, ведь поедем мы быстро, чтобы успеть до конца зимы. Ведь елка без снега – это неправильно.
Нет, он точно не знает, просто по моим ощущениям так, а Кайя верит. Нам не нужна свита, разве что кучер, потому первые сутки Кайя будет спать. Вторые – тоже. А дальше – как получится…
…получилось именно так, как было обещано.
Сани с широкими полозьями. Тройка лошадей. Расписная упряжь – не спрашиваю даже, откуда взялась, – и бубенцы, что дребезжат, словно жалуются.
Мороз и солнце, день чудесный…
Кнут с визгом рассекает воздух, и лошади срываются с места.
– Н-но! – кричит вдогонку кучер.
И Кайя ловит меня, не позволяя выпасть. В санях хватает места для двоих. И еще корзины с продуктами. Гайяр крайне недоволен, что их светлость в очередной раз обошлись минимумом сопровождения. Он бы и от этого минимума отказался, но Гавин заслужил отдых, равно как те четверо, у кого в Ласточкином гнезде остались жены.
Почетный караул благоразумно держится в отдалении. А я с наслаждением глотаю холодный воздух.
– Простудишься, – ворчит Кайя и ныряет в меховое нутро саней. Он ворочается, пытаясь лечь так, чтобы и тепло, и удобно, брюзжит, что сани маловаты, но все-таки сгребает меня в охапку и командует:
– Спать.
Отключается моментально, впервые за долгое время спокойный, умиротворенный даже. И спит до вечера. Вечером, впрочем, тоже спит.
И ночью.
И весь следующий день.
Медведь рыжий…
…угу.
…и не будить?
…ага.
…долго?
…до весны.
…а елка как же?
…на елку можно. А потом до весны.
…и что прикажешь делать мне?
…сидеть. Гладить. Тогда хорошо.
Если хорошо, то это, безусловно, аргумент. И я сижу, глажу. Нынешняя дорога особенная. Вымороженная. Засыпанная снегом. Она оставляет ощущение полета и какой-то светлой детской радости. Предвкушения. И Кайя, стряхнув остатки сна – все-таки до весны его не хватило, – спешит умыться снегом. А потом, неугомонный, словно и не было усталости, мешает кучеру, подгоняя лошадей свистом.
Мальчишка, что еще сказать?
Линию вала, снежной стены, мы пересекаем в сумерках. На ночь останавливаемся в маленьком городке, где есть трактир и комната с узкой, тесной кроватью, но так даже лучше.
…на самом деле нас здесь нет.
Соломенный матрац, льняные простыни. Комната проветривалась, но все равно внутри пахнет смолой и пивом.
…как нет?
…так. Если мы есть, нам придется задержаться.
А Кайя задерживаться не желает, но их светлость даже в спешке не могут не соблюдать ритуалов вежливости… то ли дело молодой рыцарь, пусть и желающий остаться неузнанным, иначе зачем лицо под капюшоном прятать? Это желание понятно.
