…именно. Мы инкогнито.
Ужинаем сидя на полу, и Кайя бессовестно таскает у меня с тарелки вареную морковь. Я предлагаю отдать сразу, но ему так интересней.
Следующий городок втрое больше предыдущего. И Кайя вытаскивает маску. Тоже мне благородный разбойник. А я, надо полагать, девица в беде.
– Почему?
– Ну… в книгах часто благородные разбойники выручают девиц, попавших в беду. И потом между ними вспыхивает страсть.
А взгляд-то какой задумчивый сделался. И, как назло, ни одной беды поблизости.
– Тут рынок неплохой. А нам подарки купить надо. Под елку. – Маска ему идет. Но эти рыжие вихры сводят маскировку на нет.
…это просто ты меня знаешь.
…знаю. Что тебе подарить?
…себя. С бантиком. Ты обещала. И чтобы сюрприз.
На рынке шумно, людно и пахнет свежей сдобой. На открытой жаровне доходит мясо, которое заворачивают в тонкие лепешки и поливают жирным соусом. Дают и капусту, квашенную с клюквой. Или вот маринованные огурчики, которые вылавливают прямо из бочки.
Огурчики вкусны.
А мясо острое до невозможности, и нам спешат продать темное, тяжелое пиво.
Потом был лоточник с шелковыми лентами… и другой, с бусинами, выточенными из янтаря, агата, розового сердолика, кошачьего глаза и беловатого мутного лунного камня.
…и третий с цепочками и серьгами – что еще нужно для счастья такой красивой женщине?
Кайя мрачнеет и спешит увести меня подальше.
И сам застревает в лавке с игрушками. Корабля здесь нет, но хватает других замечательных вещей вроде ветряка на палочке, с которым Кайя наотрез отказывается расставаться. Его вниманием надолго завладевает карета, сделанная с исключительной точностью. Колеса вертятся, двери открываются, а ящик для багажа, напротив, запирается на крохотный замок. Особенно хороши позолоченные фонари.
Карету мы берем.
И к ней четверку лошадей… и слуг тоже… и даму с бледным фарфоровым лицом. А для дамы нужны наряды…
Забираем и пару драконов удивительной красоты. Их кожистые крылья раскладываются, а чешуя сияет даже в скудном свете. А лавочник уже несет морского змея. Химеру. Саммальских тигров и боевых слонов, которых Кайя разглядывает придирчиво…
…все-таки использовать их в качестве боевых животных нецелесообразно.
Впрочем, слоны остаются с нами.
…карусель с хрустальными бабочками – для Шанталь.
…и драгоценная шкатулка с набором ароматических масел – Тиссе. Флаконы из горного хрусталя бережно уложены в обтянутые бархатом ячейки, но Кайя распоряжается обернуть их шерстью. Зануда.
Урфину – парные кубки из цельного янтаря в серебряной оплетке…
…и мне позволяют исчезнуть на пять минут. Сюрприз – это сюрприз. Кайя даже подсматривать не станет. И когда я показываю синюю ленту, на бант, верит.
Мы возвращаемся в трактир поздно вечером. А утром – вновь дорога. И Кайя уже не свистит, но гордо держит свой ветряк, лопасти которого вертятся с тихим шелестом.
Места в санях поубавилось, но… уже недолго.
И чем ближе Ласточкино гнездо, тем сильнее я нервничаю. Я больше года не видела свою дочь, чтобы не по связи, чтобы рядом, чтобы обнять и не отпускать. Расцеловать веснушки. И рыжие брови. И волосы в косички заплести, пусть бы и продержаться они недолго.
Я хочу к ней. И я боюсь. Столько времени. Не стала ли я для Насти чужой? Знакомой, но все-таки чужой? А Йен? Не получится ли, что теперь, когда моя дочь вернулась, он вдруг окажется лишним? Он не заслужил такого.
А Кайя? Я сама заставила его принять сына. Как потребую обратного? Нет, знаю, что не потребую. Слушаю себя. Верю себе… и все-таки боюсь.
И страхи разбиваются на осколки в тот момент, когда рыжее, лохматое, грязное нечто бросается на шею с криком:
– Мама! Мамочка приехала!
Она обнимает, целует, трогает щеки липкими ладошками, которые определенно пахнут вареньем. И пятна его же украшают платье, некогда весьма нарядное. К пятнам прилипли клочья пыли и дохлый паук. Но это же мелочи. Ребенок счастлив!
– И что вы делали?
Веснушек прибавилось. А в солнечных кудрях застряли куриные перья.
– Играли! В р-рыцарей.
Краем глаза замечаю, как из-под лестницы выползает на четвереньках Йен…
– И кто был рыцарем?
Дочь хмурится, но отвечает с достоинством:
– Я.
– А Йен?
– Конем. – Она сдувает рыжую прядку, упавшую на нос. – И Бр-рай!
Действительно, один рыцарь и два коня всяк лучше, чем один конь и два рыцаря. Йен подвигается бочком, косясь на Кайя. Лишний? Ничуть. Он мой. Неторопливый. Спокойный. Уравновешенный. Слегка неуклюжий и даже смешной в кухонном полотенце, которое, должно быть, попону изображает.
Зато понятно, откуда варенье. И хотя бы ела его Настасья не в гордом одиночестве.
– Иди сюда, Лисенок.
Йена не нужно уговаривать. Двумя руками можно обнять двоих детей. Это логично, правильно, и… я так хочу.
– Йен – Лисенок. А я?
– И ты лисенок.
– А папа тогда?
Папа пока держится в дверях. Наблюдает.
– Лис.
– А ты?
– А я… я тоже лисица. Чернобурая.
Я поворачиваюсь к мужу.
– Настюш, познакомься. Это твой папа.
Молчание и незамутненный восторг на грязной мордахе.
– Что, весь? – шепотом спрашивает Настя.
– Целиком.
…Кайя, они тяжелые. И в помывке нуждаются. Принимай.
Принял, и сразу обоих. Бережно. Настороженно, словно опасался, что его оттолкнут. Не дождется. Его разглядывают, трогают, сначала нерешительно, но все смелее.
Ну, естественно, надо же об кого-то руки вытереть.
А я вытаскиваю из-под лестницы Брайана и с ним – перьевую щетку от пыли, пустой горшок, в котором некогда было варенье. Еще один, судя по остаткам, из-под меда, чей-то парик, намотанный на палку, кусок железной цепи, горсть стекляшек, чайные ложечки и даже почти целого фарфорового голубя…
Брайан смотрит под ноги, всем видом выражая глубочайшее раскаяние.
– И что это?
– Клад, – шепотом отвечает Брайан. – Мой.
А он – хранитель сих сокровищ… спелись, рыцарская конница. Кайя хмыкает.
…этот тоже не очень чистым выглядит. Давай его сюда. Мне кажется, что мыть их надо одновременно. Если по очереди, то пока один моется, остальные опять испачкаются.
В этом был определенный смысл.
– И Брай – лис? – спохватилась Настя, перебираясь на шею папочки. Да, шея удобная, широкая. И уши специально отросли, чтоб ей держаться сподручней было.
– Я медведь. Как папа! У меня свой папа есть!
– Есть. – Кайя подтвердил. – Он тебе просил передать подарок…
