губы продолжили путь к ее шее, к мочке уха.
Она задышала чуть громче и издала еле слышный звук, от которого весь мир для меня пропал.
– Какие же вы оба… милашки.
Как видно, не весь мир.
Мы с Тисааной рывком отодвинулись друг от друга. Нура вышла из-за угла, остановилась, скрестив руки, и смотрела на нас без улыбки. На ней было облегающее белое платье с длинными рукавами и высоким горлом – узкое, без украшений.
– Нас хочет видеть Зерит. Боюсь, у вас даже не будет времени принять холодную ванну.
Эта фраза вполне заменила ведро холодной воды. Ничто не могло сбить настроение лучше призывающей руки Зерита.
– Зачем? – Тисаана помрачнела.
– Не знаю. Он, насколько я понимаю, в своем крыле.
Я помолчал.
– То есть он сидит у себя, вместо того чтобы выхаживать павлином, торжествуя свою победу?
Нура так поджала губы, что стало ясно – она тоже удивлена.
– Именно так.
У меня зародилось дурное предчувствие. Мы переглянулись, – видно, все трое подумали об одном. И молча пошли к лестнице.
За время Ривенайской войны я несколько раз побывал во дворце в крыле короля. Там было красиво – той же душной красотой, какой отличался весь дворец. Покои были достаточно просторны, чтобы вместить целый дом, и уж точно просторнее комнат Зерита в Башнях. Стекло потолков главного зала разбрасывало блики солнца по черной мраморной плитке полов. Немногочисленные предметы обстановки беспорядочно жались к стенам, словно Зерит велел вынести вещи Сесри, а своими заменить не успел.
Он не показал, что заметил нас. Стоял у окна, глядя на разбредающихся по дворикам гостей.
Дверь закрылась, и мы неловко остановились, дожидаясь, пока он обернется.
Наконец Нура откашлялась.
– Что за срочность?
– Никогда не считал себя наивным.
Голос Зерита звучал непривычно тихо; обычное ленивое обаяние сменилось хрипотцой, от которой у меня зашевелились волосы на загривке.
– Откуда бы взяться наивности в мире, который меня вырастил, – продолжал он. – Какая тут наивность, когда шестилетним видишь, как умирают от голода. И все же там можно было поторговаться за жизнь. Вот в чем моя ошибка. Я думал, что выторговать можно все. Думал, это так просто. Сделаю правильные ходы. Задам жару кому следует. Наряжусь как положено, приму подобающий титул, подцеплю под ручку подходящую женщину. И будет мне власть.
Он наконец-то обернулся к нам.
Я проглотил ругательство.
Он походил на ходячего мертвеца. Глаза утонули в темных тенях, по бледной коже вальтайна разбегались паутиной черные жилки. Он страшно отощал с тех пор, как я видел его в последний раз. Волосы свисали на лицо белыми щупальцами – нечесаные, неприбранные и, кажется, давно не мытые.
Корона никогда не была ему к лицу, всегда казалось, что на его голове она плохо сидит. А сейчас она выглядела неуместной до смешного, словно кто-то вырезал кусок с парадного полотна и приляпал на посмертный портрет.
Он уперся взглядом в Тисаану:
– Этого не выторгуешь, да, Тисаана? Все равно, что у тебя есть на продажу. Отдаешь все за приз – яблоко с вырезанным на боку миром… – Он с кислой улыбкой оглянулся на гостей за окном. – А оно, оказывается, прогнило насквозь.
– Зерит, – негромко отозвалась Тисаана, – тебе нехорошо?
Вырвавшийся у него звук мало походил на смех.
– Конечно мне нехорошо. Я окружен предателями.
Он взглянул на Нуру. Потом на меня. И на гостей во дворе. И наконец снова на Тисаану:
– У меня для тебя подарок, Тисаана.
Мое предчувствие стало ужаснее некуда.
Зерит дал знак стражнику у дверей. Двери открылись, в комнату втащили двоих, бросили на колени у наших ног.
Первой была богато одетая женщина с выбившимися из изящной прически золотыми прядями.
Вторым – тощий парень, медноволосый. Когда он поднял голову, я увидел обезображенное лицо – рассечена губа, две треугольные дыры на месте носа.
Тисаана коротко всхлипнула:
– Вос…
Мои повисшие руки сжались в кулаки, сердце бешено стучало. Вос смотрел на меня сквозь путаницу рыжих волос и презрительно скалил зубы.
Зерит отпустил стражу, выслал за дверь. И улыбнулся мне. От каждого его взгляда у меня что-то омерзительное шевелилось под кожей. Решайе с отвращением отпрянул и шепнул:
…Он отравлен…
«Отравлен?»
…Слишком долго играл с магией не по своим силам. Он опасен…
– Тисаана, – заговорил Зерит, – почему ты солгала о своем похищении?
Похолодев, я бросила взгляд на Воса:
– Зачем он здесь?
Улыбка Зерита не дрогнула.
– Он здесь потому, что подарил тебя Атрику Авинессу. Разумеется, через посредство госпожи Эрксан – вот она, преданный друг Авинесса.
У меня свело челюсти.
Вос. Боги, конечно же.
Я и раньше с трудом сдерживала ярость при мысли о том похищении. Но сейчас, когда предо мной стоял на коленях Вос, подавить ее стало почти невозможно.
…Как ты уверяла, что бывает по-другому! А я сотни лет вижу, как повторяется одна и та же история. Столько предательств!..
Решайе обвился вокруг моей обиды. Опасность! Я тщательно сдерживала себя, не позволяя ему перехватить власть.
– Не понимаю, – сказала я.
– Тисаана, не лги мне.
– Мне ничего не известно об участии этих людей.
Строго говоря, это была правда.
У Зерита дрогнули губы.
– Тогда это станет для тебя ударом.
Он склонился ко мне, и я, отвлекшись на пугающую неловкость его движений, на темнеющие сосуды вокруг глаз, вздрогнула, когда в ладонь ткнулось что-то холодное.
Я посмотрела.
Кинжал.
– Как удачно для тебя, – продолжал он, снова отходя к окну, – что ты можешь сейчас же осуществить правосудие.
Госпожа Эрксан рухнула на пол, рыдая:
– Нет, умоляю, нет, нет, не надо…
Но Вос взглянул мне прямо в глаза и вздернул подбородок, подставив горло под удар. Его неподвижное лицо выражало вызов, но меня наружностью не одурачишь. Ни он, ни она не ограждали своего сознания. Их ужас пожирал воздух. Страх Эрксан был как у застигнутого врасплох зверька, хрупкий и острый, – она в жизни своей ни разу не страдала. А страх Воса отягощал темный опыт. Да, он боялся смерти. Но он знал, что такое боль. Он знал, что такое страдание.
…После всего, что он перенес, смерть для него будет милостью. Он заслужил свою судьбу тем, что сделал с нами. Он гнется под ее тяжестью…
Я солгала бы, сказав, что ничто во мне не требовало мести. Этот клочок раскаленного добела гнева и отыскал во мне Решайе. Там горела ненависть к Восу – за то, как он со мной поступил.
Наверное, так же Вос ненавидел меня за ту давнюю
