Руки Эсмариса. Его кнут. Предательство – в моем сердце и в его. Моя кровь на договоре с Зеритом.
…Он за мою любовь меня бросил. После того как взял у меня все, что было. Они всегда так. И ты такая же…
«Твой гнев не от любви. Любовь бескорыстна. И по-моему, ты это когда-то знал. По-моему, та частица тебя, что показалась мне в имении Микова, понимает».
Новый удар. Макс приподнялся на колени, пошатнулся. Кругом огонь и тень. На сколько ударов еще хватит Макса?
Я не позволю! Я напряглась каждой жилкой. Решайе озадаченно изучал мое отчаяние.
…Твоя жизнь привязана к Зериту. А ты хочешь выступить против него? Даже ценой своей жизни?..
Макс бросил взгляд на меня. Он не решится убить Зерита – пока есть хоть малая вероятность, что этим убьет меня. А Зерит готов убить Макса. Он будет убивать тысячами. Он не остановится.
Мне не пришлось отвечать.
…Вижу… – с удивительным спокойствием сказал Решайе.
Что-то щелкнуло во мне, вставая на свое место.
Все кончилось мгновенно. Магия заискрилась на моей коже. Зерита швырнуло через всю комнату прямо на меня. Мы вместе повалились на пол.
В первое мгновение его исхудалое лицо потемнело от ярости. Он, рыча, навалился на меня, будто тянулся поцеловать. По моим губам медленно расползалась улыбка Решайе.
– Ты прав, глупый король, – прошептал мой голос без акцента.
Ярость Зерита сменилась растерянностью, а за ней пришла боль, открыв дорогу страху.
Страху, когда он почувствовал мой клинок между ребрами.
Решайе погладил его по щеке, как любовника. За моими пальцами тянулась гниль, пожирала кожу, мышцы, кости.
– Ты был наивен, – промурлыкала я.
Мне выпал один миг прекрасного удовлетворения – увидеть, как умирает Зерит. И я успела подумать, что он, может быть, все же блефовал, преувеличивал свою силу – и проклятие, связавшее наши жизни, было враньем.
Я нашла глазами взгляд тяжело поднимавшегося с земли Макса. В его глазах стоял ужас.
«Ничего, – хотела сказать я. – Смотри, со мной все хорошо».
И тут что-то ухватило меня, словно всплывшее из глубины чудовище потянуло на дно.
Не прошло и секунды, как меня не стало.
– Они нам ничем не помогут, – говорила Сиобан, расхаживая по комнате. – Надо немедленно двигаться дальше. Чем меньше мы здесь задержимся, тем лучше.
Мы собрались в гостиной отведенного нам жилья. Окна занимали целую стену, их окружал вьющийся плющ, за окнами под звездным небом лежала столица Нираи. Прекрасный вид, только у нас не было времени им любоваться.
– Я склонен согласиться, – сказал Ишка. – Они явно не поддерживают нашего дела.
– Не уверен, что это так. – Кадуан нахмурил брови.
– Именно что так! – Ашраи, фыркнув, воздел руки к небу. – А чему мы удивляемся? Шайка еретиков-полукровок не поймет нашего горя, да им и дела нет.
– Но они знают, что происходит, – сказала я. – Уверена, что знают. Вы видели лицо Аталены? Ей что-то известно. А Эзра не хочет сказать.
– Можно ли его в том винить? – пробормотала Сиобан, и Ишка согласно хмыкнул.
Она была права. Я не могла признать Эзру и Аталену «еретиками-полукровками», как выразился Ашраи, но признавала, что у них нет причин нам помогать. В животе у меня стянулся закрученный узел вины. Наверное, глупо было сюда стремиться, и надо скорее уходить, пока наша глупость не получила огласку.
– Мы многое отдали, чтобы сюда попасть, – пробормотала я. – Жаль, если все это было напрасно.
Я прошла к окну, выглянула наружу. Город уходил вниз ступенями, мерцающие огоньки освещали улицы и прохожих. Напрягая зрение, я различала смеющихся, болтающих горожан. На соседнем балконе два старика курили трубки и пили вино.
– Здесь все не так, – забормотала я, – как мне представлялось. Здесь…
– Хорошо, – договорил за меня Кадуан.
Я удивленно покосилась на него. Я весь день за ним наблюдала, ожидая того, чего так и не дождалась.
– Я думала, тебе здесь будет тяжело. Видеть всех этих людей.
– Разве ты их не ненавидишь? – тихо спросила Сиобан.
Кадуан все смотрел за окно.
– Я думал, что ненавижу. Но попал сюда и… – Он обвел рукой город. – Я смотрю и не нахожу здесь ненависти, уничтожившей мой народ. Мне видится в этом… надежда.
– Мечты, – буркнул Ишка. – Я был знаком с Эзрой – когда-то давно. Он был хорошим воином и правителем. Но теперь он живет в мире грез и сам это понимает, хоть и скрывает от жены и детей.
– А вдруг это не грезы! – вырвалось у меня.
И опять Ишка послал мне этот взгляд, в котором мерещилась чуть ли не жалость:
– Возможно, это светлые грезы. И все равно это грезы. Таких союзов не приемлет сама природа. У него на глазах будут стареть и умирать жена, дети и дети детей. Пускай сейчас возделанный им сад прекрасен, но он увидит его увядание. И это если прежде не увидит, как его выжигают пришельцы.
Его слова отозвались во мне неожиданной болью. Я прижала пальцы к стеклу, вглядываясь в город внизу.
– Разве создание чего-то стоящего не важнее страха увидеть его гибель?
– Думаю, важнее.
Все мы круто обернулись на голос от дверей. Там стояла Аталена, на ее пальцах горел одинокий огонек. Повелительница, поняла я.
Она метнула взгляд на Ишку:
– Ты должен почитать себя счастливцем, что у твоей жены сердце добрее твоего.
Ишка только голову склонил:
– Я говорил необдуманно и жестоко. Прости, я лишь…
– Ты говорил правду – как она тебе видится. Не стану отрицать, что такой она видится и многим другим. – Она взглянула на меня, на Кадуана. – Но я рада, что не все гости считают мою семью ошибкой природы.
– Я… – начал было Ишка.
– Не нужно извиняться. – Королева махнула рукой.
Она повернулась к Кадуану, шагнула ближе, всматриваясь в его лицо:
– Ты сделал предложение. Это так?
– Так, – кивнул Кадуан.
– За то, что я тебе расскажу, мне нужна уверенность, что мой дом, когда за ним явятся люди, будет под защитой.
– Если ты расскажешь то, что нам нужно знать, – сказала я, – люди ни за кем больше не явятся.
Она поморщилась:
– Будем надеяться.
Пройдя к столу посреди комнаты, она опустилась на колени и, достав из кармана пергамент, развернула. Лист накрыл собой весь стол. На нем была карта – очень старая, чернила выцвели. У верхнего края я распознала земли фейри: Дом Кораблика, Дом Тростника, Дом Бурных Волн. Еще дальше к северу линии становились неопределенными и прочерчены были слабо, будто картограф знал: что-то там есть, но не слишком представлял что.