в неё поверила. И я знаю, каково это — быть тем, кого все боятся. Я знаю, что такое одиночество среди близких. И знаю, как это больно и страшно. Я многое знаю о тебе, Флорина.
Если честно, то я давно уже не ощущала себя так плохо, как сейчас. Словно в одну секунду вернулись моя боль и отчаяние, которое я испытывала каждый раз, когда мои братья или сёстры отказывались дружить со мной, бросали меня одну и забывали обо мне.
Мне так хочется заплакать, а я не могу ни слезинки выдавить из себя.
Тем временем Томáс подходит ко мне и нежно проводит своей ладонью по моей щеке.
— Я знаю, Флорина. Я знаю эти чувства. Меня тоже наказывали за то, что я хотел мира. Мне тоже причиняли боль, потому что я был другим. Но именно это отличие от них оставило нас в живых. Мы ещё живы, Флорина. Мы живы. Наши сердца бьются, пусть они все изранены, и мы знаем, что такое горе и одиночество. Пусть мы умираем внутри, но всё ещё живы. Это наш дар. Дар, которым нас наградил Создатель за нашу душу. Ты не думала, что каждый в этом мире получает по заслугам? Не думала, что твоя семья и те, кто погиб, были уже прогнившими изнутри? Ты же не знаешь всего, что они делали за закрытыми дверьми. Ты думаешь, что они были хорошими. Вероятнее всего, для тебя они таковыми и являлись, а для других? Для кого-то они тоже были Вестниками Смерти. И я думаю, что в этом мире всё происходит правильно. Так как оно должно было произойти. Ты сейчас проходишь путь своей телесной оболочки, Флорина, а не души. Вспомни о душе, она у тебя прекрасна. Она то, что делает тебя уникальной для меня. И я вижу все помыслы твоей души в твоих глазах. Глаза не врут. Я не могу прочесть твоих мыслей, но я всё равно вижу в твоих глазах боль и желание пережить прошлое.
Я смотрю на Томáса, и моё сердце болит. Оно так сильно болит, отчего я даже нормально дышать не могу.
— Ты плачешь. — Он касается моей щеки, и я вздрагиваю.
Что?
Я дёргаюсь назад от него и вытираю мокрые щёки. Этого не может быть! Вампиры не плачут, они не умеют этого делать. Мне всегда говорили, что это невозможно. И я тоже не могла заплакать.
— Флорина, разве это не доказательство того, что ты всё же имеешь чувства? Ты не бесчувственна, как думала раньше. Твои чувства живые, ты просто не даёшь им жить. Ты заперла себя в клетке воспоминаний и…
— Хватит молоть эту чушь, Томáс! — выкрикиваю я, закрывая уши.
Не хочу слышать. Не хочу. Вампиры не плачут! Не плачут они!
— Флорина…
— Хватит. Прекрати. Оставь уже в покое меня. Ты сам не захотел быть со мной, когда я предлагала тебе это. Ты сам отвернулся от меня. Ты отказался от меня, — наступая на него, я выставляю вперёд палец, яростно шипя каждое слово. — Ты оттолкнул меня!
— Такого не было, — спокойно отвечает Томáс и отрицательно качает головой. — Я сказал, что не буду брать тебя силой, как животное. Я не животное. Я сказал, что мы будем вместе тогда, когда ты будешь готова к этому.
— Готова? Что за чушь? Я разделась перед тобой. Я…
— Делала то, что должна, по твоему мнению. Была рабыней порядков и правил дома Монтеану, но это всё ложь. Чтобы быть вместе, нужно хотеть этого сердцем. Хочешь ли ты сердцем быть со мной, Флорина? Хочешь ли ты любить меня? Хочешь ли ты меня, Томáса, а не прикрываться зовом крови? — рявкает он.
Замираю и не знаю, что ответить. Я никогда об этом не думала.
— Вот видишь, — горько усмехается он. — Нет у тебя ответа, правда? Его нет.
— Есть… я… это правила. Когда ты встречаешь…
— Прекрати говорить заученными словами, Флорина. Ты хотя бы раз делала что-то для себя, а не для того, чтобы доказать своей семье, что ты существуешь? Хотя бы один из твоих поступков в прошлом был для тебя?
— Конечно. Я всегда делала то, что хотела. Я шла против правил.
— Ты шла не только против правил, но и своих истинных желаний тоже. Зачем ты хотела, чтобы тебя заметили? Зачем?
— Я не хотела. Я люблю быть незаметной, — раздражённо фыркаю.
— Ложь, — Томáс дёргает головой. — Это ложь, Флорина. Ты делала всё для того, чтобы тебя заметили и оценили по достоинству. Дело в том, что ты хотела быть королевой. Ты хотела обрести власть над своим родом, поэтому и страдаешь. Ты хотела быть лучшей и была ей, но этого никто не видел.
— То есть ты обвиняешь меня в том, что я всё подстроила? Ты в своём уме? — шокировано выдыхаю я.
— Нет, я не обвиняю тебя. Я лишь говорю, что ты хотела быть той, кем ты являешься. Ты хотела быть королевой, а когда стала ей, то стыд и вина не позволили тебе полноценно обрести всю власть. Ты испугалась своих мыслей. Испугалась того, что твои желания стали явью. И ты точно никогда не делала что-то для себя. Твоё участие в оргиях — это ещё одно доказательство моих слов. Ты хотела быть, как все. Быть такой же заметной и желанной. Но дело в том, что ты переступала через себя. Ты ломала себя, а сейчас доломала окончательно. Причина в том, что ты перестала слышать себя. Ты заткнула себя, и вот тебе результат. Ты та, кем ты хотела быть, но потеряла всю свою власть из-за вины, которую возложила на себя. И тебе так удобно. Тебе удобно, чтобы тебя все жалели. Тебе удобно, чтобы о тебе говорили. Твоя болезнь — это ещё один способ, чтобы напомнить о себе. Ты сама себе врёшь, Флорина. Твой диагноз — ложь.
— Да пошёл ты, Томáс! Пошёл ты в задницу! Ты ни черта не знаешь обо мне, чтобы делать такие выводы! Быть королевой это огромная ответственность…
— От которой ты спряталась здесь. В том месте, в котором кто-то был счастлив, но не ты. И теперь ты пытаешься доказать уже мёртвой семье, что до сих пор достойна места среди них. Поздравляю, Флорина, скоро ты докажешь им это и даже скажешь лично. Потому
