он, опираясь ладонью в стену.
— Неизбежно другое, и ты знаешь, поэтому я…
Томáс внезапно наклоняется и мягко целует меня, отчего я просто замираю.
— Ты можешь, конечно, спрятаться, убежать от меня, отстраниться, но я здесь не для того, Флорина, чтобы умолять тебя обратить на меня внимание, — шепчет он мне в губы.
— Тогда для чего ты здесь? — прищуриваюсь я. — Отпеть меня?
— Такое в мои планы тоже не входило. Я здесь для того, чтобы ты влюбилась в меня, потому что я…
Кажется, что я задерживаю дыхание, когда моё сердце пропускает удар в ожидании. Мои глаза распахиваются ещё шире от ужаса того, что он хочет сказать.
Мне так жаль, Томáс.
Глава 25
Мой отец был, действительно, очень романтичным мужчиной. Он любил делать маме комплименты, одаривал её подарками и всегда, даже когда они были в ссоре, ухаживал за ней. Он никогда не был груб или же агрессивен. Он был идеальным, по твоему мнению, мой друг. Он был бы, в твоём понимании, настоящим принцем, который положил бы весь мир к твоим ногам.
Говорят, что человеческие женщины выбирают себе партнёров, похожих на своих отцов. Так ли это? Думаю, что да. Отец — это твоя опора, мой друг. У нас же всё иначе, мы не выбираем суженных, за нас решает наша кровь. И порой кажется, что выбор совсем неудачный. Я сейчас говорю про себя. Томáс явно сильно провинился в прошлой жизни.
Я жду, когда Томáс продолжит.
— Ваше Высочество!
Я вздрагиваю от резко вылетевшей из комнаты Жозефины и отталкиваю от себя Томáса.
— Да? Да, — прочистив горло, отвечаю я, но от этой старушки точно ничто не ускользнуло. Она старается не улыбаться, глядя на нас.
— Комната для вашего гостя готова. Ужин будет готов через пару часов. Если вам что-нибудь понадобится, то нажмите на кнопку вызова, сэр. Она расположена рядом с кроватью. На звонок придёт кто-нибудь из слуг. Отдыхайте, — поклонившись, Жозефина поторапливает других и вместе с ними уходит, обернувшись напоследок и подмигнув мне. Ну, прекрасно.
— Хм, в общем, это твоя комната, — снова прочистив горло, произношу я и прохожу мимо Томáса, входя в спальню. Он следует за мной.
— Ничего себе, — шепчет он, оглядывая просторную спальню со своим небольшим местом для отдыха рядом с камином. — Невероятно красиво, Флорина.
— Да, я старалась сохранить антураж и дух того времени. Тебя не смущают канделябры?
— Я в них влюблён, — улыбается Томáс, касаясь одно из резных канделябров. — И спальня синяя. Мой любимый цвет.
— Это особая комната, — произношу я.
Томáс оборачивается, ожидая продолжения.
— Ты заметил, что здесь четырнадцать комнат, не так ли?
— Да, семь с одной стороны и столько же с другой. Они все параллельны друг другу и расположены практически по кругу, — кивает он.
— Так вот, каждая комната принадлежала одному из детей моих родителей. Папа облагораживал новую комнату перед каждой беременностью мамы. И она рожала ребёнка именно в ней, а затем эта комната передавалась ребёнку. И у каждого из нас был свой цвет.
— Кому принадлежала эта комната? Одному из твоих братьев?
— Нет, — широко улыбаюсь я. — Вообще, не угадал. Это комната называется «Любовь». Именно здесь родители зачали практически каждого ребёнка. Они специально для этого приезжали сюда. Это их комната.
Томáс шокировано смотрит на кровать, затем на меня.
— Не беспокойся, — смеюсь я. — Они занимались любовью не на этой кровати. Я же всё уничтожила, когда вернулась сюда. Я всё разрушила, потому что моя боль была невыносимой. Я разрушила, а потом заказала новую мебель по памяти. На этой кровати ещё никто не спал.
— Слава богу, — шепчет он. — Но почему ты отдала мне эту комнату? Я думал, что ты спишь в ней, чтобы быть ближе к своим родителям.
— Я сплю в той, которая напротив библиотеки. Так удобнее и меньше нужно двигаться. Думаю, ты уже понял, что я не спортсменка. Я сплю в комнате брата, которую оборудовала под себя. А тебе я отдала эту комнату, потому что ты… не знаю, любишь синий цвет и достоин здесь быть. Я не смогла. Мне было больно, пока я не перестала что-либо чувствовать.
— Хм, раз у всех был свой цвет, тогда какой был у тебя? — интересуется он.
Чёрт.
— Белый, — сухо отвечаю. — Цвет чистоты и невинности. Мои родители ошиблись. Располагайся, а я пошла…
— Это ты ошибаешься, Флорина, — быстро перебивает он меня, заставляя посмотреть на него. — Ты ошибаешься, а твои родители угадали с цветом. Ты была именно такой. Всё, что я услышал про тебя, правда, подходит под этот цвет. Ты была искренней, любящей и доброй.
— Я убила всех, — шёпотом напоминаю ему.
— Ты лично никого из них не убивала. Это не твой грех, Флорина, но тебе нравится себя наказывать. Нравится страдать, потому что так ты имеешь причину болеть. А если ты поймёшь, что была просто искренней и открытой, и в этом не было твоей вины, а вся вина лежит на плечах предателей, то увидишь, что эти долгие годы страданий были прожиты впустую. Так ты оправдываешь свою нелюбовь к себе же.
— Ты ничего не понимаешь, — злобно фыркаю и выхожу из спальни.
— Я уже достаточно узнал о тебе, чтобы понимать мотивы твоих поступков, Флорина. Ты не ищешь любовь и никогда не искала, потому что уже убедила себя в том, что недостойна её. И, вероятно, ты специально доказывала себе, что не заслуживаешь любви. Но это не так. Каждый заслуживает даров Создателя. Каждый. Просто кто-то берёт их и принимает, а кто-то отрицает, считая себя дьявольским ребёнком. Я уверен, что в старые времена очень много значения придавалось цифрам. Ты была тринадцатым ребёнком, то есть на тебе метка Дьявола. Тринадцать означало скорую смерть кому-то из ближних. И тебе точно об этом говорили с рождения. Помимо этого, ты обладаешь огромной силой. Предполагаю, что она была выше, чем у твоих родных. Они тебя боялись, поэтому и не общались близко с тобой, наказав тебя таким образом только из-за своих опасений и страхов. И после гибели твоей семьи ты поверила в это окончательно. Тринадцатый ребёнок, ужасная смерть всего твоего рода, предательство твоих чистых помыслов. Тебе вбили в голову чушь, и ты
