– Как это не говорила? Но ты же будто не слышала меня, – пожала она плечами. – Но менее подходящего тебе парня в жизни не видела. Знаешь, тебе нужен кто-то другой, – беспечно добавила она, а я поспешила сменить тему. Потому что точно знала, кто именно мне нужен. По чьему голосу, запаху и прикосновениям я с каждой секундой скучала все сильнее и сильнее.
Но вот чего я не знала, это насколько с ним все хорошо? Жив ли он вообще? Захочет ли меня вернуть? И если да, то сможет ли?
Как бы я не стремилась не думать об этом, чтобы не скатиться в какую-нибудь депрессию, эти мысли лезли в голову снова и снова. И чтобы развеять их, я попыталась связаться с теми людьми, кого звала на Земле родителями...
И поняла, что Харрисон совсем не шутил. Потому что люди, которые были записаны в моем свидетельстве о рождении, как мама и папа, забыли меня.
Тот звонок я сделала не только из вежливости. И не только потому, что нужно было убедиться, что что они тоже не объявили меня в розыск. Хотя это-то и так было вряд ли, ведь моя страница в интернете все это время жила своей жизнью. Но я хотела думать, что кому-то здесь нужна и что у меня все-таки кто-то есть в этом мире на самом деле, а что я не оставила все, что было дорого, на Киннате.
Я знала, что мои звонки всегда не то, чтобы мешают им. Но лучше говорить быстро, коротко и по делу, а звонить в определенные часы дня. Оба занимали руководящие должности и крайне не любили, когда их отвлекали от дел.
Так что разговор начала, почти выпалив на одном дыхании, чтобы они не волновались, что я уже дома, что свадьба с Максом сорвалась, но это к лучшему и, заодно, хотела узнать за их здоровье и общее самочувствие.
– Девушка, вы ошиблись номером, – ответил мне голос, который я всегда считала голосом матери.
Нет, теперь-то я знала, что это не так. Но считать своими родителями родителей Нариссы никак не получалось. Хотя, возможно, моя настоящая мама была прекрасным человеком. Но просто с ней-то я вообще не была знакома. А эта женщина растила меня.
Так или иначе, холодный тон, с которым это было сказано и сами слова, поразили меня.
– То есть? Мам, ты чего? Это же я, Кристина...
– Девушка, это не смешно, – добавила она. – У меня была дочь Кристина, да. Умерла в далеком детстве. И ваши звонки, да еще представление этим именем, не уместны, – добавила она и положила трубку.
Не до конца поверив в услышанное, я набрала номер отца. Попыталась объясниться с ним и нарвалась на настоящий скандал, в котором меня обвинили телефонной мошенницей и бессовестным человеком. И даже моя просьба проверить документы, в которых написано, что у них есть я, не была услышана.
Так что на третий день своего возвращения на Землю я узнала, что я не только безработная и одинокая. Но еще и абсолютная сирота.
И хоть мы совершенно никогда не были близки, мне все равно было трудно. Ведь какими бы родители у меня не были, до этого я считала, что семья у меня все-таки есть. А теперь получалось, что даже ее у меня забрал тот гад. Забрал окончательно и бесповоротно.
А потом начались сны... И стало еще хуже.
В них мне снился Киннат. Тот, который я видела во время полетов на драконе. И, одновременно тот, которого не видела никогда.
Я видела крепости и целые города, в которых ночью больше никто не боялся выходить на улицу. Детей, которым больше не нужно было спать, обложившись светильниками. Людей, которые перестали шарахаться собственной, да и любой, тени. Видела, как в пещерах Аззисса снова открылись шахты для добычи руды.
Видела причудливых птиц и животных, которых, кажется, до этого там никогда не встречала. И самых разных крылатых существ, пролетающих над городами и днем, и ночью. Но летящих не потому, что им что-то приказали. А только потому, что они сами так хотели. Еще видела, как огромные драконы, похожие на Топа, но при этом другие, целыми семьями селились где-то высоко в горах. И как Топ тоже стал жить среди них.
Я видела очень много чего. Словно подсматривала какое-то кино сквозь глазок в двери. И так продолжалось долго. Дни, недели, месяц... Все решил сон в конце лета.
В отличие от других он был куда ярче и реалистичнее. В нем я сидела на мотолете и любовалась на играющих в воздухе драконов. И при этом меня обнимал сидящий позади человек – тот, о котором днями мне давно напоминал только браслет на руке.
Наверное, если бы не это украшение, я бы уже решила, что Дэрек мне однажды приснился. Но материально-реальный браслет никак не давал забыть шана и списать все случившееся на игру воображения. Только в этом сне Дэрек признавался мне в любви.
И это было слишком.
Утром я уволилась с нового места работы, которое мало чем отличалось от предыдущего и не обещало мне вообще ничего хорошего. Договорилась с хозяйкой квартиры о том, что больше не буду продлевать аренду и, вообще, в ближайшую неделю съеду. Подобрала несколько вариантов для жизни и работы в соседнем городе, обзвонив из них самые интересные, договариваясь за собеседования. Собрала вещи.
Мне оставалось только дождаться соседку, а после – вызвать такси.
* * *
Августовский вечер плавно стремился к той фазе сумерек, когда мягкие тени становятся насыщенного сине-голубого цвета. От чего свет от только что зажженных фонарей кажется особенно аппетитно-желтым, как ароматное сливочное масло. И я, любуясь через окно на рассеянные лучи ближайшего ко мне фонаря, развлекаюсь тем, что представляю, каким этот свет мог быть на вкус.
Ну а что еще можно делать, когда соседка по квартире, которой я должна оставить ключи и кое-какие личные вещи, совершенно неожиданно задерживается на работе? Переживать за то, что еще немного – и билет на поезд, как и несколько собеседований, намеченных на завтра, придется отменять? А ведь какой хороший был план: сесть вечером в поезд, провести в нем ночь, а с раннего утра со свежими силами пойти знакомиться с новыми людьми и изучать какое-нибудь новое дело... Да, мне определенно нужно сменить дело!
В принципе, план-то остался неизменным. Просто теперь на его осуществление мне может понадобиться на один день больше. Всего-то.
А еще можно было, например, в сотый раз заглянуть в социальные сети и, найдя там страничку Макса, убедиться, что поставленные им на выкладку наши совместные фотографии все еще регулярно публикуются. Строго по одной раз в два дня.
Как-то многовато мы тогда наделали с ним фото!
А так как больше никаких действий на страничке не было, даже для постороннего человека это выглядело немного жутковато. Что уж говорить про меня.
Хотя что было жутче, то, что фотографии, где мы с ним изображали семейную пару на отдыхе, все еще иллюстрировали жизнь, которой не существовало, или то, что я была подписана на эту рассылку и один раз от отчаяния даже написала Максу? Не знаю, чего я в тот момент больше ждала. Того, что сообщение так и повиснет в непрочитанных или того, что на него ответят. К счастью, читать мои письма по ту сторону было некому.
Сейчас же я не хотела ни сталкинга в сети, ни переживаний. Поэтому, фактически сидя на чемоданах, смотрела в окно, крутила на руке браслет, прохлада стали которого меня успокаивала, и представляла, каким же может быть на вкус вот такой вот насыщенный и мягкий фонарный свет. Сладкий? Соленый? Или, может, с каким-нибудь ментоловым оттенком, раз он от электрической лампочки?
Эти мысли были достаточно нелепыми и безобидными, чтобы не пускать в голову никаких других. И при этом они занимали меня полностью. Но, все же, когда в дверь раздается долгожданный требовательный стук, я сперва облегченно бросаю взгляд на экран смартфона, чтобы увидеть, что еще везде-везде успеваю, а только потом обрадовано спешу ее открывать.
Легкое светло-голубое летнее платье-сарафан ласково скользит по коленкам, пока я направляюсь ко входу. А на губах уже расцветает улыбка, припасенная для соседки – немного дежурная, но все-таки искренняя.
Я «ношу» эту улыбку специально, чтобы она не думала, что у меня все плохо. Потому что на самом-то деле у меня все хорошо. Но как ей это объяснить, я так и не придумала. Куда проще было воспользоваться знанием с курсов актерского мастерства и притвориться.
