Вероника Мелан - Чейзер. Крутой вираж

В конце лекции она спросила:

– А почему, обладая всеми этими знаниями, вы не переноситесь в будущее сами?

Информатор ответил коротко:

– Нам нельзя переступать определенных границ.

– Вас накажут?

– Все гораздо сложнее.

Сложнее? Может, «нелюдям» нельзя путешествовать во времени? Может, они и физической оболочкой обладают лишь номинально и потому не желают показываться людям? Может, при временно́м переносе нарушатся возможности их восприятия и многомерного подключения к энергетическому полю?

На самом деле ей было все равно. Информатор поделился тем, о чем она просила, получил взамен лист с ответами и был таков. Как только за ним закрылась дверь, Лайза стянула с глаз повязку, оглядела зажатый в ладони отрез ткани, бросила его на стол, поднялась с пола и принялась спешно собирать вещи.

Она знает координаты расположения Портала, она знает его настройки, она знает все, что необходимо, чтобы навсегда свалить из этой временно́й ветки.

Ей не верилось. Ей до сих пор не верилось.

Неужели получилось? Ну, почти получилось.

Неужели совсем скоро она окажется… дома?

В то же время. Разговор Чейзера и Логана Эвертона.

– Как «никаких новых данных»? Ее машину не засекла ни одна камера?

– Ни одна, Мак. Либо она никуда не выезжает, либо пересела на другую машину.

– У нее нет другой машины, а «Мираж» в гараже отсутствует.

– Данных нет.

«Данных нет. Как нет данных? У них потерялся нюх? Не могут отыскать одну-единственную девчонку?»

– Кредиткой расплачивалась?

– Нет.

– Ты смог выяснить ее новый номер телефона?

– Нет. Скорее всего, он куплен анонимно.

«Что она рассказывала – что жила с ним целый год? Судя по всему, она была крайне прилежной ученицей – сумела не только обхитрить Великого Охотника, но и так замести следы, как смог бы разве что только он сам».

Черт.

– Продолжай следить.

– Буду.

– Жду звонка в любое время суток.

Эвертон дал отбой.

Криттон. Сто двадцать километров.

Криттон. Девяносто семь километров.

Криттон. Шестьдесят четыре километра.

В ее памяти остались бесконечная ночь, дождь и ее руки, стиснувшие руль. Летел вперед по мокрой дороге «Мираж», работали дворники, блестел в свете фар асфальт. И времени вдруг не стало: ни прошлого, ни будущего, – лишь зависшее между мирами неопределенное и зыбкое настоящее.

Что ждет ее впереди? Куда она попадет, открыв дверь Портала в очередной раз, – домой? Или же в новую временну́ю ветку?

«А что, если ты зайдешь в комнату, а там другой дизайн?» – звучал в голове голос Дрейка.

«Не страшно».

«А если вдруг окажется, что там нет Эльконто?»

Тогда Лайза, помнится, затихла, потому что думать об этом было страшно. Страх не ушел и теперь. Что, если она пропустит одну из контрольных точек при программировании, и это будет стоить ей знакомства с Элли или Шерин? Что, если Халк никогда не выйдет из Тали или Дэллу не отдадут нож?

Страшно. И тогда вновь придется искать Портал, вновь программировать его – и на круг. Сколько таких кругов она сможет преодолеть, прежде чем сдастся? Когда-нибудь силы закончатся; вопрос в том, когда именно.

И тогда она, наверное, купит пистолет.

Говорят, если приставить к горлу и направить ствол вверх, то не больно. Говорят, это быстро…

Кто говорит? Те, кто однажды приставили, или те, кто только планируют?

Пусть ей не придется этого делать.

Салон освещал тусклый свет навигатора – «Криттон, сорок три километра»; на экране указывала путь белая стрелка. Вперед, в будущее, в бесконечность.

И Лайза ехала вперед. Через темноту, через липнущий к ветровому стеклу дождь, через бесконечные повороты, ловя стеклами отражения елок, кустов и столбов – в ночь, в ночь, в ночь. Туда, где, вернувшись с задания, ее ждал Мак – Мак, который помнил, который любил, который никогда не забывал.

Сегодня Лайза должна безвозвратно пересечь невидимую черту.

«Ты всегда хотел, чтобы я была Воином, ведь так? Что ж, Мак, я – боец. Я Воин».

Тридцать километров до места… Двадцать.

Когда останется самый последний километр, она бросит «Мираж» мокнуть в одиночестве у обочины, как до того оставила вещи и квартиру, оставила всё, и отправится искать самую важную в жизни тропу – лесную тропу, ведущую в будущее.

Обратно. Домой. К самой себе.

Оказалось, что оставить квартиру куда легче, чем машину. Прежде чем развернуться и уйти, Лайза долго гладила крышу, просила у «Миража» прощения – он всегда был ее верным помощником, спутником, другом, и она никогда не забудет его. В следующий раз погладит его уже там, в своей правильной жизни.

Затем она достала из багажника фонарь, щелкнула кнопкой на брелке, положила ключи в карман и направилась на другую сторону дороги, к холму. Слева маячил указатель «Криттон. 1 км».

«Все как говорил информатор».

Теперь вверх. Куда вверх?

Среди деревьев она долго не могла отыскать тропу – та оказалась хорошо запрятанной в высокой сырой траве. Наконец нашла, ступила на влажную и мягкую землю и принялась пробираться сквозь заросли.

Стук тысячи капель по листьям создавал иллюзию того, что лес говорит, общается, бормочет. Капли стекали по стволам, по дождевику, по лицу; кроссовки моментально промокли.

Лайза двигалась вперед максимально быстро, разводя ветки руками, спотыкаясь о корни, иногда поскальзываясь. Ей казалось, что в затылке нарастает зуд. Что это – последствия перенапряжения памяти? Или же ее настойчиво пытается отыскать Чейзер? Скорее всего, второе; пришлось «зазеркалиться» плотнее.

Кусты, кусты, кусты, бесконечные кусты. Ноги начали гудеть уже через десять минут; в кроссовках чавкала вода, носки вымокли насквозь.

«В такую погоду надо сидеть дома, – ворчала она, пытаясь взбодриться, – а не бродить по лесу. В крайнем случае стоять на деревянном крыльце под навесом с чашкой чая…»

Мда, чашка чая ей в ближайшее время точно не светит. Сначала будка, а потом уже деревянный домик, навес, комфорт, идиллия и всё что угодно. Сначала будка.

Подъем продолжался. Он казался бесконечным, слишком крутым; тропа – непролазной. Еще выше, еще, еще чуть-чуть – вроде бы до верха недалеко, надо поднажать. Неужели она бродит всего лишь пятнадцать минут? А кажется, что прошло уже несколько часов, что она полночи скитается по мокрому лесу, пытаясь отыскать непонятно что и высвечивая фонариком путь в высокой блестящей траве.

А вот и вершина холма – добралась! Горбатый склон выпрямился, превратился в ровную поверхность, перестал чинить препятствия. К тому моменту дыхание сбоило, сердце работало словно тяжелый паровой двигатель, мышцы ног горели.