телом, потерлась щекой о его щеку, и Ричард снова едва не забыл обо всем на свете.
Они опять ехали вместе, Роза – боком в его седле, как в тот день, когда она спасла его.
– Никакой столицы, слышишь? – добавил он, для убедительности крепче прижимая ее к себе.
Роза счастливо рассмеялась, но через миг смех оборвался, тело девушки напряглось.
– Ты снова подумала о чем-то плохом, – Ричард потерся носом о ее макушку.
– О том, что это тебе надо уехать в столицу. – Роза повернула к нему несчастное лицо. – Если на тебя идет охота…
– То в столице окажется куда опаснее.
Он не лукавил: здесь, в глуши, каждый новый человек наперечет, а в столице, где смешались люди и языки, убийце затеряться куда легче. Легко пырнуть прохожего под ребро и раствориться в толпе.
– Да и не буду я бегать от опасности.
Роза вздохнула. Снова упрямо вскинула подбородок.
– Ну тогда хотя бы вели арестовать лорда Грея!
– Не могу.
– Можешь! Как владетель ты вправе миловать и казнить!
Ричард покачал головой.
– Формально – да. А на деле у меня нет доказательств. И если я арестую – не говоря уж о казни – лорда Грея, взбунтуются не только те, кто уже готов ударить, но и те, кто пока колеблется, чью сторону принять. Будет много крови, если не новая война.
На деле даже королева не могла никого казнить без суда. Политика, так ее и разэтак. Для одних – увлекательная игра, для иных – сложная система сдерживаний и противовесов, не позволяющая власти одного человека стать абсолютной, неважно, шла ли речь о монархе и стране или о лорде и его зависимых уделах.
Отчасти именно это и погубило регента – солдатская прямолинейность, с которой он расправлялся со всеми неугодными. Никому особо не было дела до младшего сына Мортейнов, ложно обвиненного в измене и приговоренного к колесованию – но никому и не хотелось оказаться на его месте. И потому, когда Ричард воспользовался древним правом вызвать обидчика на Совете уделов, никто не стал ему мешать, хотя могли бы.
– А мое слово?
– Слово против слова. Да и если ты верно пересказала тот разговор, то и к словам не прицепиться. Он скажет, что ты его неправильно поняла, и все.
– Он может признаться, если арестовать и допросить…
– Вздернуть его на дыбу? – небрежным тоном поинтересовался Ричард.
Роза прикусила губу и опустила голову. Видно было, как в ней борются ее представления о чести и страх за него.
– Он же тебя допрашивал… – прошептала она.
– Он присутствовал при допросе. Как начальник стражи. Допрашивал регент.
Снизошел до того, чтобы самому явиться. Здорово, видать, они успели ему досадить. Хотя, наверное, не стоит льстить себе. Не «они» – единственный человек. Пока была жива королевская дочь, хоть и объявленная самозванкой, регент не чувствовал себя в безопасности. Собственно, это и пытались вытрясти из Ричарда – признание, что злоумышлял против престола, и место, где прячется самозванка.
Ну и признание в убийстве Беорна Эйдо, само собой, но Ричард и не отпирался – чего уж тут отпираться, с точки зрения закона это и было убийством. Ни вызова при свидетелях по всем правилам, ни секундантов – остальные были слишком заняты, охрана у лорда Беорна оказалась что надо. Да и сам он дрался за свою жизнь отчаянно – если бы не реакция хранителя, неизвестно, чем бы закончился поединок.
Ричард снова сунулся носом Розе в волосы – аромат вербены и мяты окутал, отгоняя дурные воспоминания – и вдруг понял, что впервые за многие месяцы не видел кошмаров. Наверное, потому что этой ночью был неприлично счастлив. Даже сейчас, когда они говорили о не слишком приятных вещах, счастье теплом разливалось по всему телу, делая его невесомым. Кажется, ветер повеет – и взлетит.
– Я не боюсь запачкать руки, – медленно произнес Ричард, заставляя себя снова вернуться в настоящее. – Но, поверь, и на дыбе признаются не все.
По лицу Розы разлился ужас, она охнула, обвила руками его шею, прижалась так крепко, словно его могло в самом деле унести сейчас. Он улыбнулся, обнимая ее в ответ.
– Перестань, это было и прошло.
Она кивнула, с видимым усилием заставила себя отстраниться.
– Так что тогда делать?
– Ждать, – пожал он плечами.
– Пока он велит мне убить тебя?
А, может, придраться к какой-нибудь ерунде и вызвать? Придраться будет легко, учитывая, что глаза застилала багровая пелена при одной мысли о том, что этот негодяй с сообщниками сделали из Розы знамя и творят непотребства ее именем. Она ведь наверняка поняла, что похищение леди Эйлин – дело рук тех, кто называл себя ее союзниками, даже если поначалу и не хотела признаваться в этом сама себе. Как наверняка понимает: даже заяви она сейчас во всеуслышание, что титул, земли и месть ей больше не нужны, даже если непрестанно будет твердить, что верна магистру Хранителей, скажут, что он запугал девчонку, и продолжат «спасать», надеясь потом превратить в марионетку.
Из Розы никогда не выйдет покорная марионетка, но откуда им знать, сколько силы в этой маленькой и хрупкой на вид девочке?
Вызвать… Ричард покрутил эту идею в голове так и этак и понял, что ничего не получится. Никаких балов-охот-собраний, где можно было бы его спровоцировать, до Совета земель не планировалось, а просто приехать в Локк, вломиться в кабинет и отвесить лорду пощечину – все равно что убить без суда. С теми же последствиями.
Да и вряд ли лорд Грей поведется на провокацию. Этот матерый волк не вчера родился.
– Едва ли велит. Если он еще не понял, что ты сорвалась с крючка, то скоро поймет.
Как только до лорда дойдут слухи, что Роза побывала в замке Мортейнов и уехала оттуда в одном седле с Ричардом.
– Тогда чего ты намерен ждать?
– Пока он не проявит себя как-то иначе. Пока не ошибется, чтобы этой ошибкой можно было воспользоваться.
– Или пока тебя в самом деле не убьют?
Ричард рассмеялся.
– Не волнуйся, я не собираюсь подставляться. – В самом деле, сейчас ему как никогда хотелось жить. – Что-нибудь придумаю. Просто мне в эту минуту совершенно не хочется думать ни о чем, кроме тебя.
Она залилась краской. Ричард, не удержавшись, поцеловал ее за ухом, прошелся поцелуями по краю волос, про себя костеря кольчугу. Роза склонила голову, подставляясь под поцелуи, и Ричард подумал, что не так уж они торопятся в замок, как раз неподалеку есть очень уютная полянка… Тут же вспомнил, что совсем
