3.23 Лизавета рвёт и мечет, а потом печёт пироги
Утро началось странно. Нет, не плохо, скорее — непривычно. Тёплое объятие и близкое дыхание. И, кажется, негромкий разговор.
Лизавета сосредоточилась на словах и проснулась окончательно. Говорили об упаковке разбросанных с ночи вещей — Сокол и, кажется, Джованни, да, он из молодёжи самый мобильный по итогам вчерашнего вечера. Вроде, ещё Галеотто, но он пока не настолько вписался в компанию, чтобы Сокол гонял его паковать какие-то вещи.
Открытые глаза подтвердили, что устроилась она у него под мышкой, его здоровая рука обнимает её, а её голова — просто на нём сверху, и слышно, как бьётся сердце — глухо и размеренно.
— Госпожа моя? — тихо спрашивает он, отослав Джованни.
— С добрым утром, — улыбается она.
День, начавшийся вот так — хорош, и никаким иным просто быть не может.
— Надеюсь, что так, — усмехается он. — Снаружи хотя бы сухо.
— Это хорошая новость. Значит, можно сходить умыться на речку, вчера я только слышала, что она где-то здесь есть, — Лизавета тянется, обхватывает его рукой и наталкивается кончиками пальцев на что-то странное.
Чего там никогда не было и быть не могло. Тёплая кожа вдруг переходит в холодную, почти мраморную поверхность. Видимо, её взгляд выражает всё то, что рвётся с языка, потому что Сокол снова усмехается:
— А это плохая новость. Для меня, во всяком случае.
— Что с вами? — дремота исчезает без следа, сердце начинает бешено биться.
— Я подозреваю действие заклятья, наложенного на меня нашим недоверчивым другом Астальдо. Вчера мы расстались уже после заката и до рассвета не воссоединились на близкой территории. Я не знаю, как считается расстояние — только ли в единицах длины, или же ещё в каких-то естественных преградах — реках там, горах или чем ещё. Я не изучал подобные заклинания и не слишком представляю их действие. Но понимаю, что для того, чтобы жить дальше, мне необходимо оказаться в Кодоньо. Формально, полагаю, до заката, но фактически я бы не отказался попасть туда как можно скорее.
— Это… явление, оно сопровождается ощущениями? — Лизавета не знала, как лучше спросить.
— К сожалению, да, и достаточно неприятными.
— И вы ничего не говорили, а я тут у вас сплю, — растерялась она.
— Строго говоря, я сам сплю, пока оно там остывает, — он улыбнулся. — А если вы заметили, та сторона, где вы — невредима. Не знаю, это прописано в условиях заклятья, или же работает какая-то ваша личная магия, но отказывает та часть меня, которая не соприкасалась с вашим тёплым телом никак.
— Лестно, конечно, но надо шевелиться — это раз, и после того, как Лис приведёт вас в порядок, я его прибью, это два, на меня-то никаких заклятий не накладывали, — Лизавета села на их импровизированной постели и принялась обследовать сапоги.
Они практически высохли и могли быть надеты. Далее она ураганом пронеслась по сараю — выяснила, что Серафино и Руджеро слабы, но готовы выдержать час в седле, что Мартелло принёс воды и она даже уже кипятится, что брат Василио как раз чешет репу на предмет того, что бы побыстрее всем съесть на завтрак, а Тилечка умылась и готова осмотреть Сокола и попытаться хотя бы снять боль.
Лизавета предложила брату Василио разогреть остатки вчерашней каши и добыть ещё хлеба и сыра, Мартелло — найти в тюках кофе, и если не сварить на всех, то хотя бы подготовить нужное, а сварит она сама, как вернётся. Тилечке пожелала удачи. И отправилась наружу — умываться и приводить себя в порядок, быстро.
В итоге минут через сорок все подопечные были накормлены и напоены кофе. Перевязки отложили до Кодоньо, вещи собрали. Лисову тетрадку Сокол попросил положить в его мешок.
— Сам с ним поговорю, — сказал он Лизавете.
Он отказался от еды и согласился только на глоток кофе. В седло его грузили вдвоём брат Василио и Джованни, и сидел он там колода колодой, но Лизавета и предположить не могла, что он при этом чувствует. Тилечка чуть ли не со слезами сказала, что ощущает его боль как очень сильную, но поделать с этим не может ничего.
Далее те же добрые люди помогали попасть в седло Руджеро и Серафино, остальные должны были справиться сами. Тилечка забралась не слишком красиво, но сама, а Лизавета вдруг поняла, что единственный человек, к которому она не стесняется подойти с такой просьбой, сейчас не сможет ей помочь никак. Значит, надо самой, подумала она.
Раз нога, опереться, вверх… два нога. Получилось.
Она ощутимо выдохнула. Неужели? Разобрала поводья, подняла голову и заметила одобрительный взгляд Сокола.
— Вы справились, госпожа моя, — тихо сказал он.
И можно было отправляться.
Тот час дороги в памяти Лизаветы не отложился. Быстрее — и всё. Городок замаячил впереди, а справа и слева от дороги потянулись небольшие домики и фруктовые сады.
На воротах их пропустили без разговоров, видимо, внушительная фигура брата Василио производила благоприятное впечатление. И подсказали, где найти гостиницу «Далёкие берега» — по словам стражей, она недалеко.
Так и вышло, и гостиницей оказался небольшой трёхэтажный домик в три окна шириной. Мальчишка открыл ворота во внутренний двор, куда можно было с конями, и где находилась собственно конюшня. Их приветствовала дама пожилых лет, назвалась Мартой, послала кого-то предупредить Астальдо и Агнессу. А пока предложила заводить коней, снимать багаж и размещаться. Дом небольшой, и все свободные комнаты оставлены для уважаемых господ, госпожа Агнесса вчера предупредила, что приедут.
Астальдо — бледный и без дублета, только в рубахе — встретил их на первом этаже. А как увидел висящего на брате Василио и Джованни Сокола — так стал вовсе зелёным.
— Агнесса сказала, что с тобой всё в порядке, — Лис так и впился взглядом, не веря.
— Уж конечно, в порядке, — встряла Лизавета. — Это ж ваших рук дело, надо ж было догадаться вытворить такой бред! Я не знаю, что там за условия вы на него наложили, но или меняйте их, или учитесь перемещать нас всех телепортом, как Раньеро, чтобы никакие люди и твари не мешались!
- Фалько? — Лис шагнул к нему и коснулся пальцем шеи. — Понял. Да, это пример эффекта от нарушения условий клятвы. Был шанс отдать концы после заката. Вы вовремя приехали. Кстати, а ночью-то что вам помешало это сделать?
— Ах, что помешало? — Лизавету понесло. — В следующий раз мы все отвалим, а вы оставайтесь наши спины прикрывать, хорошо? Договорились? А потом, когда вы, может быть, останетесь в живых, мы и посмотрим, кому что мешает. Если вам взбрела в голову какая-то дурь, ради которой вы сорвали кучу народу с места и гоняете почем зря, то и отвечайте за вашу дурь сами! Могли бы, между прочим, остановиться там же, где и мы все, и к нашему приезду пожрать приготовить! Ну ок, не сами, так при вас ещё и люди были! В общем, если вы немедленно не приведёте вот его, — она кивнула на Фалько, — в порядок, я не знаю, что с вами сделаю.
— Госпожа моя, вы — мой последний рубеж обороны, — Фалько улыбался, хотя было ему несладко.
Лис же продолжал исследовать разные точки его тела, потом скомандовал:
— Наверх его. Комната сразу напротив лестницы. И Агнессу попросите подойти.
Брат Василио и Джованни потащили свою ношу наверх, Лис пошёл за ними, тяжело опираясь на перила. Лизавета выдохнула.
Она оглядела своё оставшееся войско и вежливо попросила стоявшую тут же госпожу Марту разместить молодых людей — из них двое пострадавших, и сегодня им, кажется, ещё нужен уход. А их с Тилечкой и в одну комнату можно, ничего страшного.
Далее всех размещали, потом делали пострадавшим вчера перевязки — сначала только Тилечка, чуть после к ней присоединилась Агнеска. Та осмотрела раненых и похвалила ученицу — при всех сказала, что та молодец и всё сделала хорошо и правильно.
А потом уже Джанфранко позвал всех обедать.
Перед обедом Лизавета заглянула в комнату Сокола, удостоверилась, что он спит и со всех сторон нормального человеческого цвета и температуры. На выходе из комнаты её поймала Агнеска и сообщила, что он будет спать долго, и тревожить его совершенно незачем, потому что прерывать сон нельзя, должен проснуться сам. Лизавета фыркнула — так, для порядка — и пошла вниз. Обед — дело святое.
