Ужинали быстро и без особых разговоров. Серафино спал, Руджеро тоже, остальные посчитались и поделили дежурства. Сокол назначил себя первым, и погнал всех прочих спать.
Лизавета обнаружила, что Тилечка точно так же не переоделась в сухое, как и она сама. Некогда было. Пришлось взять мешки с вещами, протрясти их хорошенько и найти там относительно сухие рубахи и штаны. И бельё, ага. Досушить до нормы. Потом выскочить наружу до кустов — заверив Сокола, что они вот тут недалеко. И потом уже только переодеваться. Умываться и расчёсываться.
В сухом и чистом сразу же стало клонить в сон. Но Лизавете казалось неправильным оставлять Сокола одного — ещё и после раны, и хотелось прибрать бардак вокруг костра. Обычно за этим сурово следил брат Джанфранко, но где тот брат Джанфранко? Наверное, видит десятый сон в гостинице «Далёкие берега». Поэтому Лизавета пошла собирать грязные тарелки и чашки. Подумав, выставила их под дождь — утром только прополоскать. В котле ещё оставалась каша, её можно накрыть, чтобы не сохла, и доесть утром. Разогретую с маслом. Остатки гретого со специями вина она поставила поближе к Соколу.
— Хотите?
— Не откажусь. Вы садитесь уже, хорошо? А то мне неловко — вы что-то делаете, явно полезное и правильное, а я сижу.
— Вы на страже. А ещё раненый. Так что сидите. Я сейчас ещё приправы уберу и тоже к вам приду.
— Вот, правильно, приходите, — кивнул он.
Налил в чашку вина и глотнул, и улыбнулся.
Лизавета взяла мешочки с приправами и пошла в угол, где лежали сваленные в кучу мешки с общими вещами. Они были распотрошены, потому что ни она, ни брат Василио толком не знали, где что лежит, и рылись везде. Ох, и заругается завтра брат Джанфранко на то, что перевернули всё его хозяйство!
Мешок со специями и сушёными травами никак не попадался, Лизавета сдвинула другой, лежащий сверху, и он покатился на землю. В полёте у него развязался шнурок, и изнутри повалилась какая-то одежда. Сверху на одежду шлёпнулась книжица в чёрной обложке.
Лизавета поставила мешочки на пол, протянула руку и взяла ту книжицу. Интересно, кто это книги с собой таскает? Или это не книга?
— Что вы там нашли? — заинтересовался Сокол.
— Что-то странное, — сказала она.
Взяла книжицу, затолкала выпавшие отлично выделанные сапоги, ремень с серебряными накладками и две вычурные поясные сумки обратно, и пошла к костру. Села на стул рядом с Соколом.
— Дайте взглянуть, — он открыл книжицу и вчитался в первые рукописные строки. — В начале был Хаос, а из него вышли Свет и Тьма. Космогония какая-то. А что дальше? Ух ты. А дальше, госпожа моя, любопытное. Смотрите.
Он раскрыл книжицу на коленях и подвесил сверху пару магических шаров. Лизавета вгляделась…
На странице была таблица. Нарисованная руками таблица. С графами — год, кто участвовал в походе, кем был Избранный, сколько времени продолжался поход, какие трудности встретились, сколько частей Скипетра нашли, как поход закончился. И всё это было заполнено лет, наверное, за пятьсот.
Число участников походов колебалось от десятка до двух. Избранные были все сплошь мужчинами, и многие — магами. Чаще всего удавалось найти одну часть артефакта, но четырежды за всё время — две. В основном экспедиции заканчивались со смертью избранного, как правило — в сражении. В тех случаях, когда были найдены две части, избранные тоже погибали — один от отравления, от лихорадки — двое, ещё один напился и в пьяном виде попал под копыта скачущей галопом лошади.
Несколькими страницами ранее была описана процедура обряда для нахождения этого самого избранного — как должны быть наполнены сосуды, кто и что делает, как проверять призванного сразу же после его появления. И тут же указано, что если кровь при анализе не даёт нужного результата, то лучше его сразу же убить, потому что пользы от него такого никакой, а вреда может быть много.
Далее они стали читать подробное описание предыдущего похода, в котором юношей участвовал Лис Астальдо. Они узнали о нетерпении Магнуса Лео, об Избранном, которого звали Эйрик, который был суровым воином огромного роста, балагуром и пьяницей. Он пел неприличные песни, во время сражений радостно махал огромным боевым топором, и погиб в битве, как положено воину. Но перед тем успел добыть одну часть Скипетра — правда, другие ему не покорились.
— Это тетрадь Астальдо, так ведь? — шёпотом спросила Лизавета.
— Верно, — кивнул Сокол.
— Вам не кажется, что он бы сохранил нам немало нервов, если бы дал почитать? Тут ведь и описание всего предмета, и его отдельных частей, и зарисовки. И варианты — где они хранились, в каких местах, то есть — что и где искать, когда попадаешь в нужную точку. Про статуи, про чаши, про часовни, про пещеры. Эх. Я думала о нём лучше.
— Госпожа моя, — вот умел он так смотреть, по-доброму и вместе с тем очень завлекательно. — Он, конечно, знает всё это, но так же не уверен в том, что делает, как и все мы. Он очень боится проиграть.
— Глупо идти в такое дело с людьми и не доверять им, — продолжала упорствовать Лизавета.
— Вот тут соглашусь. Но мы такие, какими нас создало Великое Солнце. Так случилось, что нас троих свёл этот артефакт, значит, это было нужно. А кому и для чего — увы, вряд ли об этом написано в тетради Астальдо. Знаете, давайте завтра с ним об этом поговорим. Расскажем, что его записки на нас всё равно что сами из мешка выпрыгнули, и мы не удержались от того, чтобы взять и прочитать. И пусть он расскажет всё, что думает.
— Он опять пошлёт нас в пешее эротическое путешествие, да и всё, — пробурчала Лизавета.
— Как вы сказали? — улыбнулся он.
— Вы же не тёмная тварь, чтобы вам называть вещи своими именами, — улыбнулась в ответ она.
— Не хотелось бы, — покачал он головой. — Ладно, давайте спрячем эту штуку до завтра, а сейчас уже пора будить Мартелло. А нам — спать.
— Очень правильное дело — спать.
Лизавета почистила зубы, умылась, а потом снова выбралась ненадолго наружу. Вернувшись, огляделась — где тут спят-то?
Тилечка, скажем, спала между болезными Руджеро и Серафино, и последний даже подсунул руку ей под голову. Ок, что там есть ещё? В углу храпит брат Василио, и оттуда же выбирается к костру Мартелло, ещё в одном завернулись в плащи Джованни и Галеотто. В третьем навалены вещи, а четвёртый открыт всем ветрам. И посередине — куча сена.
— Госпожа моя, — раздался вкрадчивый голос возле самого уха. — У меня есть очень ценная вещь.
— Какая же?
— Плащ. Он устроен так, что сгодится в качестве одеяла. А ещё он сухой и тёплый.
— И правда, ценность. И что?
— Я предлагаю разделить его с вами. Вот скажите, где ваш плащ?
— Вон лежит, весь мокрый.
— Ерунда, посушим, — Сокол поднял плащ, разложил на той самой куче сена посреди сарая, и стал водить по нему руками. От мокрой ткани поднимался пар.
— Уже не мокрый, проверьте.
— О да, спасибо.
— Из двух сухих дублетов можно сделать нечто под голову. А накрыться — моим большим сухим плащом. Годится?
— Думаю, да. Отлично.
Ей было немного не по себе, но она подумала, что посреди сарая, в котором спит ещё куча людей, можно тоже только спать. О нет, она бы не отказалась, если не только, но без зрителей. Поэтому — спать. Развернуться на бок от костра и спать.
Мокрые сапоги и чулки были разложены, чтобы сохли, а на ноги надеты домашние носки. После чего уже можно было забираться под плащ, он вправду был восхитительным. Сокол ещё где-то ходил и что-то говорил Мартелло, а потом добрался до их сена.
— Спите, госпожа моя?
— Честно говоря, почти, — она и вправду успела задремать.
— И хорошо.
Она услышала, как он забрался под плащ, что-то там себе расправил, а потом почувствовала большое тёплое тело сзади.
— Кладите руку как удобно, — проговорила тихо. — Которая перевязана.
— Как удобно, говорите, — из-за спины долетел тихий смешок.
Рука ожидаемо легла поверх её плеча и бока и чего там ещё, нашла её ладонь и переплела пальцы. Где-то на шее ощущалось дыхание, а потом и губы легко коснулись её кожи за ухом. Было тепло и спокойно. Глаза закрылись. День наконец-то закончился.
