— Я не… — Клэри уставилась на него. — Бамбуковые палочки?
Он выразительно пожал плечами. — Ради моей единственной сестры, не считая существа, сидящего у меня в ногах… — Вал радостно вскрикнула. — Я сделал бы это. Даже если бы это означало, что я не увижу Изабель Лайтвуд в платье без бретелек.
— Изабель? Тебе нравится Изабель? — Клэри чувствовала себя так, словно бежала марафон и никак не могла выровнять дыхание.
Джонатан прищурился.
— Это проблема? Она что, находится в розыске, или вроде того? — Его лицо стало задумчивым. — Вообще-то, это было бы довольно сексуально.
— Ладно, мне не обязательно знать, что, по твоему мнению, сексуально, — автоматически отозвалась Клэри.
Себастьян передразнил ее и улыбнулся. Это была беззаботная, счастливая улыбка; улыбка парня, который никогда не забивал себе голову чем-либо серьезнее красивых девушек и того, съела ли одна из его младших сестер свадебный торт другой.
Где-то в глубине сознания Клэри видела черные глаза и следы от хлыста, но не знала, почему. Он — твой брат. Он — твой брат, и он всегда заботился о тебе.
— Ну да, — сказал Джонатан. — Как будто мне не пришлось вынести годы мучений, слушая твои: «Ооо, Джейс такой милый. Думаешь, я ему нрааавлюсь?»
— Я… — запнулась Клэри, чувствуя, как начинает кружиться голова. — Я просто не помню, чтобы он делал мне предложение.
Джонатан опустился на колени и завязал Вал волосы. Она что-то напевала себе под нос, собирая маргаритки в букет. Клэри моргнула — она была уверена, что видела одуванчики. — О, я не знаю, делал ли он его, — небрежно сказал он. — Просто мы все знали, что вы будете вместе. Это было неизбежно.
— Но я должна была бы выбрать, — почти шепотом сказала Клэри. — Я должна была бы сказать «да».
— Вот ты и выбрала, разве нет? — произнес он, глядя, как маргаритки разлетаются по траве. — Кстати говоря, думаешь, Изабель согласится пойти со мной на свидание, если я ее приглашу?
У Клэри перехватило дыхание. — Но как же Саймон?
Он взглянул на неё, солнце отражалось в его глазах.
— Кто такой Саймон?
Клэри почувствовала, как земля уходит у неё из-под ног. Она потянулась, как будто хотела ухватиться за брата, но её рука прошла сквозь него. Он был иллюзорным, как воздух. Зелёный газон, золотой особняк, юноша и девочка, стоявшие на траве, ускользали от неё, и она споткнулась, сильно ударяясь о землю, упав на локти и почувствовав вспышку боли в руках.
Клэри перевернулась на бок, задыхаясь. Она лежала на клочке холодной поверхности. Изломанные валуны торчали над землей, и сгоревшие руины каменных домов нависали над ней. Небо было цвета бело-серой стали, покрытое черными тучами, как вампирскими венами. Это был мертвый мир, мир со всеми цветами, вымытыми из него навсегда. Клэри свернулась калачиком на земле, видя перед собой не останки разрушенного города, а глаза брата и сестры, которых у нее никогда не будет.
Саймон стоял возле окна, открывавшего вид на Манхэттен.
Это было впечатляющее зрелище. Из пентхауса в Каролине можно было пробежать взглядом сквозь весь Центральный парк к музею Метрополитен, к высоткам в центре города. Вечерело, и городские огни начинали загораться один за другим, создавая ложе электрических цветов.
Электрические цветы. Он огляделся, задумчиво хмурясь. Это был хороший оборот речи; возможно, он должен записать его. У него никогда не хватало времени на стихи. Все время был занят другими вещами: рекламные встречи, гастроли, автографы, выступления. Иногда с трудом вспоминая, что основным его делом была музыка.
Тем не менее, все складывалось отлично. Потемневшее небо превратило окно в зеркало. Саймон улыбнулся своему отражению в стекле. Взъерошенные волосы, джинсы, винтажная футболка; он мог видеть комнату позади него: паркетный пол, сверкающая сталь, а также кожаная мебель, одинокий элегантный рисунок в золотой раме на стене. Шагала — любимец Клэри, всех мягких оттенков розового, синего и зеленого, несочетаемые с современными апартаментами.
На огромной, словно остров, кухне стояла ваза с гортензиями. Это был подарок его матери. Она подарила его после выступления на концерте «Танцующие Бритвы», который прошел неделю назад. «Я люблю тебя», — гласила прикреплена записка. — «Я горжусь тобой». Он уставился на нее. Гортензии; это было странно. Ведь если бы у него спросили, какой у него любимый цветок, то он ответил бы, что это розы… И его мать знала это. Он отвернулся от окна и посмотрел более внимательно на вазу. В ней были розы. Он тряхнул головой, чтобы убедиться, что зрение ему не изменяет. Белые розы. Они всегда там были. Правильно.
Он услышал звон ключей, и дверь распахнулась, появилась миниатюрная девушка с длинными рыжими волосами и ослепительной улыбкой. — О, мой Бог, сказала Клэри, наполовину смеясь, наполовину задыхаясь. Она толкнула дверь, та закрылась за ней и она прислонилась к ней. — В вестибюле просто зоопарк. Пресса, фотографы; это сумасшествие — выйти туда сегодня.
Она прошла через комнату и бросила ключи на стол. На ней было длинное платье из жёлтого шёлка с узором из разноцветных бабочек, в длинных рыжих волосах была заколка в виде бабочки. Она выглядела тёплой, открытой и любящей; приблизившись, она протянула к нему руки, и Саймон подошёл поцеловать её.
Так, как он делал каждый день, когда она приходила домой.
Она пахла, как Клэри — духами и мелом. Ее пальцы были измазаны красками. Она запустила их в его волосы, когда они целовались, и потащила его вниз, смеясь, когда он чуть не потерял равновесие.
— Тебе придётся начать носить каблуки, Фрэй, — сказал он, прижимаясь губами к её щеке.
— Я ненавижу каблуки. Тебе придётся смириться или купить для меня переносную лестницу, — ответила она, отпуская его. — Если только ты не хочешь бросить меня ради очень высокой поклонницы.
— Никогда, сказал он, заправляя прядь ее волос за ухо. — Будет ли действительно высокая поклонница знать все мои любимые продукты? Помнить те времена, когда у меня была кровать в форме гоночного автомобиля? Знать, как беспощадно выиграть у меня в Эрудит? Будет ли готова мириться с Мэттом, Кирком и Эриком?
— Поклонница более чем просто смирится с Мэттом, Кирком и Эриком.
— Будь милой, — сказал он и улыбнулся ей сверху. — Ты застряла со мной.
— Я выживу, — сказала она, стаскивая с него очки и кладя их на стол. Глаза ее, когда она повернулась к нему, были темными и широко открытыми. На этот раз поцелуй был более горячим. Он обнял ее, потянув к себе, а она прошептала:
— Я люблю тебя; Я всегда любила тебя.
