И пусть мои одногруппницы без ума от его "невероятной красоты", "терпкого меда", "пухленьких губок бантиком", и "безумно добрых" глаз, я едва сдерживаюсь от скрежета зубами из-за злости и ненависти.
— И так, раз все на месте, давайте, четыре кружка для разминки.
— ЧЕТЫРЕ?
— Четыре? Кто сказал четыре? ПЯТЬ. Пять кругов для разминочки. Еще вопросы?
— Так дождь моросит, — не унималась я.
— Моросит — не идет. Или мне что… за тобой бегать с зонтиком? А ну марш догонять остальных. Раскудахталась.
"Урод!"
Не удивительно, что на втором ну оч-ч-чень "маленьком" круге я едва не упала на землю. Ноги подкашивались, слаживались в двое, словно сломанные спички.
Внутри все неистово жгло.
Моя бедная селезенка разрывалась на части.
"Ублюдок!!!"
Стоп.
Что это?
С этим гадким Гудвином стоит мой Эмиль и мило беседует. Даже улыбается. Он что, издевается? Неужели он не видит, как этот гад убивает меня? Убивает своим адским "сЫпЫортом!!!"
— Ладно, отдохни иди.
— Я и без Вашего ладно, знаю, что мне делать. Гори синим пламенем Вы и Ваша физкультура! — последнее слово я с особенным ядом произнесла.
Бросив мимолетный злой взгляд на ухмыляющегося Эмиля, я побрела в раздевалку. Побрела? Я сказала "побрела"? Не-е-ет!!! Поползла едва не на четвереньках.
Сидеть в одиночестве в раздевалке оказалось еще больше невыносимей.
Но, но, но…
Законный душ оказался достойной платой за мои страдания!
— Боже, Габи, этот твой чудной синяк так и не сходит, — заботливо, с искренним чувством переживания и сострадания, прошептала Мелани, и невольно погладила меня по плечу.
— Синяк?
— Угу.
— О, — неожиданно к нам подскочила наша общая знакомая Мередит (она везде сует свой нос), — какая забавная татушка.
— Какая это тебе татушка? — злобно прорычала Мелани.
Я лишь рассмеялась в ответ.
— А что? Вот отчетливо видно иероглиф. Но только зря ты такой выбрала. Лучше бы любовь, ангел, сила… или что там еще.
— И что же я "выбрала"? — не сдержалась от подколки больного воображения девушки.
— Смерть, — и она, с совершенно серьезным выражением лица, коснулась указательным пальцем моей кожи, синяка… Вот, отчетливо видны знаки. И провела несколько невнятных линий на моем теле.
— Да пошла ты, — не выдержала Мел и резко, грубо, совершенно не свойственно для нее, отдернула руку Мери от меня.
— Хм, странные, — нервно фыркнула девушка и ушла в раздевалку.
— Не слушай ее.
Легко сказать.
Но все же попыталась больше про это не думать.
Так, Габи, я сказала: "НЕ ДУМАТЬ".
* * *
Удивительно, с тех пор, как я вернулась к занятиям, так больше не натыкалась на эту белобрысую лахудру Матильду. Нет, она была в колледже, ее не раз видела Мел, но я так на нее и не наткнулась. Да я, вообще-то, и не искала встреч, и она, видимо, тоже.
Но забывать нельзя. Нельзя, ведь едва расслабишься, как… нож в спину.
* * *
Забавно, как нелюбимый предмет может поделить жизнь на "до" и "после".
Едва наступал вечер пятницы, как я уже тряслась от злости в предвкушении физкультуры во вторник, но едва наступал вечер вторника, как я уже закипала от ожидания пятницы и заветной встречи с Гудвином.
* * *
— Габи, девочка, ты все рекорды побила. Нет на земле никого медленнее, чем ты.
"Да нет уж, ваш мозг на первом месте".
— Стараемся, стараемся, мистер Хойк, — язвительно прорычала я сквозь зубы.
— Но как так можно? А вдруг тебя маньяк начнет преследовать? И что ты будешь делать с такими скоростями?
— А маньяк симпатичный?
— Очень, очень симпатичный, — иронично улыбнулся Гудвин.
— Тогда постою, подожду, а там первой наброшусь.
Дикий хохот девочек раздался перебил воцарившуюся тишину. Даже наш "супер-пупер" серьезный Хойк улыбнулся.
— А если страшный-страшный?
— Все равно наброситься, — не удержался кто-то из толпы.
— О да, да, никого не отпущу, — с наигранной злостью и угрозой зарычала я сквозь смех.
* * *
— Давайте, девочки, живее, живее. Встали, походили. Километр — это лишь разминочка, а вы уже плачете. Давай, давай, ходим, ходим, не останавливаемся, а то вынудите мне вам кросс прописать для профилактики лени.
Мозг себе пропиши.
Нет, я не понимаю. Как мой Эмиль может общаться с этим придурком?
Гудвин Хойк. Весь такой из себя умный, правильный, рассудительный. Павлин с золотыми перьями, а не преподаватель физкультуры!
* * *
— Эм, твоя Габриелла просто заноза в пятке. Достанет любого.
— Да… она такая. Моя боевая Габи.
— Иногда мне хочется ей скрутить шею.
— Ню, ню, низззя.
— Нет, пойми меня правильно. Я могу закрыть глаза на ее ненависть ко мне, на ее постоянное нытье и нежелание шевелиться, но какого хрена она пытается еще при всем этом меня доставать?
— Ну, не любит человек спорт.
— Спорт спортом, но меня она срывает с катушек. А эти ее неглубокие тупые злобные шутки? Ее постоянные ругательства. Я не понимаю, как ты, с твоей-то гордостью и самолюбием, все это терпишь. Сумасшедшая зараза. Вот кто она!
— Гуд, я тебя понимаю, но все равно… все равно мне все это в ней нравится. Дерзкая, бросающаяся из крайности в крайность, горделивая сумасшедшая стерва. Именно за это я ее… и ценю.
* * *
Едва Эмиль соизволил оторваться от своего дорого Гудвина, как я тут же прискакала ему на встречу.
Скорчив рожицу великомученицы, обижено скрутив губки дудочкой, я засюсюкала своему вампиру:
— Вот видишь, как он надо мной издевается!
— Да на тебе пахать и пахать нужно, буренка!
— Ах, так? — прижмурилась от наигранной злости.
— Но…. а как? — не унимался Эмиль.
— Гнусный паршивец! И ты туда же! — злобно пнув в бок, я зарычала ему на ухо.
— Ох, ох, — от "невыносимой" боли он скривился и тут же, мгновенно схватил меня в свои объятия и прижал к груди, лишая возможности шевелиться. — Я и забыл, какая ты у меня драчунья. Коварные "стратегии" удара в челюсть, в нос, по яй… эм, ниже пояса.
Дикий смущенный хохот.
— Между прочим, я уже извинилась за тот случай. Это было действительно нечаянно. И потом, тебе, как вампиру, предстоит быть более собранней, чем то, как ты себя ведешь.
— Вах, вах, заговорил Гуру Упырей.