И вот тут я совершила бо-ольшую ошибку. Мне с какого-то рожна приспичило пошутить. Если бы я знала, чем это закончится, молчала бы в тряпочку, изображая позапрошлогодний сухарик.
— Пиратов не хочу. Желаю бороздить просторы космоса в компании благородных контрабандистов, торговцев живым товаром. Пойду по стопам матушки и завершу то, что ей не удалось.
— Сестренка…
— Либо гарем, либо межгалактический бордель мадам Шолли-Ву. Чего по мелочам размениваться-то? Вот там уж точно ни одна собака с матримониальными намерениями не отыщет!
Соня неуверенно хихикнула, явно осознав шутливый подтекст реплики, но в то же время почему-то в нем сомневаясь, а вот Улянь…. Парень совершенно вышел из себя, а от его в данный момент лысой и зеленой макушки истинного кшорти в буквальном смысле повалил пар. Сиреневый, густой и очень-очень обильный! От его яростного шипения с дерева, под которым мы устроились, посыпались какие-то жучки и гусенички. Или это от пара? Может, древние кахи таким макаром обкуривали растительность в своем мире и потом жрали, что упадет? По крайней мере, я о такой способности желеобразных в литературе ничего не встречала. Даже на факультативах и частных лекциях ни слова.
Вот интересно, а если бы на дереве имелись птички…
Бряк!
Из густой кроны с жалобным писком выпал лиловый бурундук. Еле успела поймать несчастную жертву задымления! Зверек, закатив глазки, обмяк у меня на руках. Мама… Бублик горелый, растудыть твою в карягу!
Я испуганно попятилась, прижимая к груди бессознательную жертву каховского гнева и торопливо бормоча:
— Не ешь нас, курилка! Мы не вкусные! Я так и вовсе жирком заплывшая, красителями и эмульгаторами пропитанная! В конфетки в наше время какой только пакости не добавляют. А бурундук — с жалостью глянула на дернувшегося грызуна — родился и в вырос в атмосфере мегаполиса! Его есть вредно! Отравишься же!
Соня на словеса не разменивалась. Отойдя от первого шока, она для начала с размаху стукнула Уляня по голове сумочкой. Увы, дамская сумочка размером с носовой платок отнюдь не мой рюкзак с тетрадями, шпаргалками и прочими утяжелителями. Нападения ках и не заметил. Скрестив руки на впалой груди принятого образа, он молча вперил в меня гневный взгляд. Его фигура дрогнула, увеличилась в размерах, и…
Сестричка приступила к воплощению в жизнь плана «б». Одним движением стянув с себя жилет и тунику, накинула их парню на голову. При этом сама с диким воплем запрыгнула ему на спину! Распахнув для равновесия крылья и удерживая обеими руками на голове каха тряпки, перекрывающий пару выход, а Уляню обзор, она заорала:
— Беги, мелкая! Я его задержу!
Картину себе представляете? На стандартно для кшорти кривых ногах опять же классически круглый живот. Благородно зеленые пухлые ручки воздеты к небу. (Ну, или к Соне, которую Улянь пытался сдернуть со своей головы.) На уровне незначительной грудной клетки скрещенные девичьи щиколотки. Ещё две ручки, по-орлански изящные и тонкие, стискивают комок тряпок, венчающий живую конструкцию, и всё это на фоне распахнутых огромных снежно-белых крыльев. Ах да, еще сиреневый дым, струйками пробивающийся сквозь складки ткани!
Честно? Я чуть не описалась от страха! Уши, бородавочки и одинокий пучок волос на макушке встали дыбом. Бежать? Бежать… Это как? О, вспомнила! Но прежде, чем я успела сделать хоть шаг, очухался бурундук. С громким писком он для начала вцепился зубами мне в палец, а потом, возмущенно стрекоча, прыснул подальше от творящегося тут безумия.
И вот тут я завизжала:
— А-а-а-а!!! — размахивая одной покусанной конечностью, другой сдернула с плеча рюкзак и со всей дури треснула каха по голове.
Угу. В мечтах! На деле попала по темноволосой гриве собственной сестры. А в рюкзачке ведь не только тетрадки. В последнее время у меня выработалась привычка таскать с собой кучу всякой всячины, от сменного белья до набора отмычек. По принципу «всё свое ношу с собой». Кто знает, когда снова на лету квартиру менять придется?
Хорошо хоть, удар пришёлся по касательной, да и густая орланская шевелюра его смягчила.
— Чтоб тебя, Мирта!
И тут за спиной раздалось:
— Действительно? Мирта? Как неожиданно!
Обернувшись, узрела кряжистого мужика в кожаных штанах и безрукавке на голое тело. Видимую взгляду часть груди покрывали кучерявые заросли пшеничного цвета. Из-под кустистых бровей весело сверкали синие глаза.
— Милая, тебе помочь? — с широкой обаятельной улыбкой предложил он. — Или ты предпочитаешь сама добивать противников? Вот уж не рассчитывал, что мне в жены достанется настолько экспрессивная женщина! Рад, очень рад. Люблю страстных.
От явления народу нового жениха я не взвыла лишь по одной причине — сзади к нему подкрадывался еще более «новый». Длинноногий, похожий на серебристого лиса парень, бесшумно вынырнул из-под ближайшего куста и почти ласково мазнул говорливого и радостного пушистым хвостом по виску. Любитель экспрессии бесшумно осел на землю, перевернулся на бок и, подпихнув сложенные лодочкой ладошки себе под щеку, звучно захрапел.
— Надеюсь, ловкость и хорошее воспитание тебе милее вульгарного варварства, — плавно скользнув ближе, выдохнул лис красивым медоточивым голосом.
Его аристократически длинные пальцы легко коснулись моего подбородка. Я сглотнула, вглядываясь в раскосые глаза цвета грозового неба.
Хищное, но в то же время привлекательное лицо с гладкой кожей и лукавой усмешкой на губах. Треугольные большие уши. Вместо волос длинная серебристо-белая шерсть. Не слишком высокий, лишь на голову выше меня.
Парень чуть наклонился. Его дыхание пахло вереском и… Неуверенно улыбнувшись, я обняла за шею этого очаровательного наглеца. Обворожительного, неотразимого… Руки скользнули выше, зарываясь в длинную мягкую шерсть.
— Поверь, нам будет хорошо вместе, — он многообещающе подмигнул. — Обещаю.
Я медленно кивнула, облизнула пересохшие от волнения губы и…
— А-а-а-а!!! — заорала прямо пушистое ухо, намертво вцепившись в него.
Несчастный лис заскулил и потерял сознание. Еще бы! У представителей его расы слух чуткий, как я не знаю что.
— Кажется… я тебя уже боюсь, — неуверенно выдохнула Соня.
Глянув в её сторону, пожала плечами.
— Жить захочешь и не такому научишься.
Сверкая стразами на кружевном бюстье, сестра прижимала к животу измятую тунику, с ужасом переводя взгляд с одного жениха, свернувшегося клубочком, на другого, от храпа которого качались листики подорожника. Каха нигде не было.
— Где твой жилет? — почему-то спросила я.
— Кто? А… не знаю, — рассеянно отозвалась Соня, все еще разглядывая отдыхающих на мягком травяном ковре.
— Жалко. Симпатичный был.
— И вправду, — шагнув к лису, она опасливо потыкала его пальцем в бок. — Такой обаятельный…
— Жилет?!
— Жених!
— Тьфу на тебя! — Я наклонилась, поднимая оброненный рюкзак. — Одевайся и валим отсюда, пока еще кого-нибудь нелегкая не принесла. Видимо, женихи дым Уляневский углядели.
— Да, конечно, — тряхнув головой, Соня торопливо натянула мятую тунику.
Схватив за руку, она потащила меня за собой, с места в карьер развив дикую скорость. Моим коротким ножкам такое было не под силу, но мы с ними очень старались. Они мелькали где-то под выступающим животиком, а я самозабвенно пыхтела. Наверное, стоило побольше заниматься физкультурой.
Глава 5 Обрубая концы
Мы не успели добежать даже до границ парка.
Только-только впереди показались знакомые ворота, имитирующие переплетение виноградных лоз, как нас неожиданно окружило нечто упругое и плотное. И пикнуть не успели! Спелёнутые по рукам и ногам крыльями сиреневого ската, кубарем покатились в кусты.
— М-м-м-м! — замычала я, изменив такому родному «а-а-а». Рот-то мне ках закрыл, зараза такая!
Попытки вырваться ни к чему не привели. Бублик горелый, знала ведь, что Улянь сильный, но не настолько же! Мы тут вдвоем брыкаемся, а ему хоть бы хны!
