Теперь, когда худшая часть работы сделана, я ничего так не хочу, как принять горячую ванну.
— Давай умоемся, хорошо? — Я делаю скребущее движение в сторону своего партнера, указывая на уборку.
— Мыться.
Он кивает.
— Мыться.
Поскольку сегодня мы работали бок о бок, я обсудила с ним основные слова. Скрыть. Мясо. Соскрести. Нож. Волна. Море. Всему, на что я могла указать или что легко сделать, я давала слова, и Рух повторял их. Я не уверена, сможет ли он вспомнить все, что мы обсуждали, но я надеюсь, что день ото дня мы будем лучше понимать друг друга.
Я подбрасываю дров в огонь, разжигая его, в то время как Рух наполняет водой оба наших мешка, чтобы согреться над пламенем. Есть несколько камней поменьше, которые я продолжаю греть у костра и опускаю в подогретую воду, чтобы быстрее согреть вещи, когда Рух снова исчезает в пещере. К моей радости, он возвращается с моими мыльными ягодами.
— Мыть, — снова говорит он и указывает на маленькие ягоды. — Повторить?
Он просит слово для них.
— Мыльная ягода, — говорю я и добавляю немного в воду. Они засохли, потому что я хранила их так долго, но я надеюсь, что нагревание их в воде выжмет немного очищающего сока. Во всяком случае, мы будем приятно пахнуть фруктами.
Когда вода нагревается, Рух движется ко мне. Я устало улыбаюсь ему. Я наполовину ожидаю еще одного словесного вопроса, но вместо этого он дергает за шнурки на моей тунике.
— Мыться, — бормочет он. — Мыться Хар-лоу.
— Я довольно грязная. — Я улыбаюсь ему, стоя неподвижно, чтобы он мог потянуть за завязки. — Дни и ночи грязи. Будет приятно очиститься.
Он прищуривается, глядя на меня, и я могу сказать, что он пытается следовать моим словам.
Я кладу руку на мазок на его твердом, как камень, животе и провожу по нему щеткой.
— Грязный, — говорю я ему. Я вытираю еще одну полоску грязи на его руке. — Грязный.
Рух хмыкает. Он расстегивает перед моей туники, обнажая мою грудь. Мои соски покалывает от холода, и его взгляд устремляется туда. Голодная боль начинается внизу моего живота, и я задаюсь вопросом, станет ли это сексуальным. Но Рух просто стаскивает с меня тунику, а затем смотрит на мои предплечья и грязь там.
— Грязный.
Да, я довольно грязная. Я полагаю, это хорошо, что мы не становимся сексуальными… хотя, честно говоря, меня все меньше и меньше волнует, как я выгляжу рядом с Рухом. Я знаю, что нравлюсь ему, несмотря ни на что. Мои волосы могли бы быть отвратительной копной, и он все равно считал бы меня красивой. Это довольно освобождающее чувство. Я провожу пальцами по его груди, потому что я устала, у меня болит и я грязная, но в то же время я возбуждаюсь. Прошло много дней с тех пор, как я занималась сексом со своей парой, и я скучаю по этому. Я скучаю по нему.
Плюс, то, как он говорит «грязный» таким ласкающим тоном, чертовски сексуально.
Он совершенно голый — как обычно — и я хочу провести по нему руками. Я хочу взять его член и тереть эти бугорки, пока он не станет таким твердым, что из него потечет, а потом он потеряет контроль и повалит меня на песок, и у нас будет горячий, грязный секс.
За исключением того, что песок довольно противный, и моя кожа тоже. Я вздыхаю при этой мысли, потому что я липкая и немного чешусь.
— Грязный, грязный Харлоу.
Рух хихикает. Он наклоняется и опускает мягкую кожаную тряпку в воду, взмахивая ею, как я делаю, когда купаюсь. Затем он вытаскивает ее и прижимает к моей коже, на его лице выражение глубокой сосредоточенности, когда он моет меня. Девушка могла бы привыкнуть к этому. Я счастливо вздыхаю, убирая волосы с шеи, пока он вытирает меня теплой водой. Я стараюсь не смотреть на струйки воды, стекающие по моей коже, потому что уверена, что они красные и коричневые, и я просто хочу сосредоточиться на том, чтобы согреться.
— Сначала ты помоешь меня, а потом я помою тебя, — говорю я своему мужчине, когда он моет мою руку. — Звучит хорошо?
— Рух хорошо Хар-лоу, — говорит он низким голосом, скользя этим кусочком влажной кожи по мне. — Хорошо, хорошо.
Он определенно быстро учится. Мои соски напряжены и твердеют от желания, и когда Рух начинает мыть мне перед, я не жалуюсь. Это не грязно — моя туника защитила меня от худших пятен, — но я отчаянно нуждаюсь в его прикосновении к моей чувствительной груди. Он касается одного кончика, и я втягиваю воздух, горячее возбуждение захлестывает меня.
Но все, что Рух говорит, это «грязно», и продолжает мыть меня.
Когда я чиста, я чувствую себя лучше. Гораздо лучше. Может быть, я вымою голову завтра, но пока достаточно просто быть чистой и приятно пахнущей. Я счастливо вздыхаю, когда он стаскивает с меня грязные леггинсы, а затем принимается за остальную часть меня, пока я мою руки и скребу ногти. К тому времени, как он доволен тем, какая я чистая, я дрожу и на мне нет ничего, кроме ботинок, тело озябло, когда ветерок высушил мою кожу. Однако теперь очередь Руха. Я беру у него маленькую тряпку и смачиваю ее, затем жестом показываю, чтобы он повернулся.
— Теперь я займусь тобой.
Он даже не колеблется. Рух поворачивается ко мне спиной, его хвост лениво покачивается взад-вперед, и когда я прикасаюсь к нему теплой тканью, он издает горловой звук удовольствия. Мое тело реагирует, моя киска становится влажной, когда я вытираю его сильные конечности. Боже, он симпатичный. Мне так повезло, что он у меня есть. Даже наши «проблемы» не являются серьезными. Мы не можем так хорошо общаться, нам пришлось оставить всех позади и действовать самостоятельно, но это кажется мелочами после того, как рядом со мной этот большой, великолепный мужчина. В этот момент я могу простить все, а это значит, что я очень, очень сильно хочу немного секса.
Мысль забавная, и я стараюсь как можно быстрее вытереть кожу Руха. Как только он очистится от запекшейся крови и копоти, я обязательно наброшусь на него. Часть меня хочет превратить это в сексуальную ванну с губкой, но слишком много синей кожи, которую нужно очистить, и слишком холодно, чтобы бездельничать.
Сначала несексуальная ванна с губкой, решаю я, а потом в пещеру. Тогда мы сможем быть настолько сексуальными, насколько захотим.
Однако мне трудно придерживаться своего собственного плана. Рух был голым, когда помогал мне, а это значит, что он везде грязный. Трудно сказать себе подождать и быть терпеливой, когда мне приходится вытирать полотенцем его идеальные, твердые ягодицы. Или когда я провожу мочалкой по каждой сильной ноге. Когда я пробираюсь к нему спереди, я замечаю, что он тоже не безразличен. Его член напрягся и стоит гордо, пока я мою его бедра.
Ну, я просто должна убедиться, что там у него тоже все чисто, не так ли? Это мой долг как любящей супруги.
Поэтому я снова смачиваю тряпку и с большой осторожностью промываю его мешочек и каждый бугорок этого большого, толстого члена. Я мою его шпору, а затем издаю легкий вздох разочарования, когда поднимаюсь к его груди. Я бы предпочла остаться между его бедер, но это не очистит остальную часть его тела. К тому времени, как я выпрямляюсь, чтобы заняться его плечами, он смотрит на меня сверкающим, напряженным взглядом, от которого у меня перехватывает дыхание.
— Думаю, я закончила, — выдавливаю я, бросая тряпку в оставшуюся в сумке воду. — Все хорошо. Теперь…
Он качает головой, хватая меня за руку, прежде чем я успеваю уйти.
— Хар-лоу грязный.
— Все еще? — Я опускаю взгляд на свое тело, держась за грудь, чтобы посмотреть на все, что под ней. Я не такая сверкающая чистотой, какой была бы в горячем душе, но я подумала, что мы неплохо поработали. Я чувствую себя отдохнувшей и свежей. Я чувствую себя более чем готовой к тому, чтобы моя пара прикоснулась ко мне, чего я не могла сказать час назад. — Где?
Рух издает горловой звук, а затем наклоняется над кострищем, снова вытаскивая полотенце. Он бросает на меня обжигающий взгляд.
— Рух мыть.
А потом он падает передо мной на колени.
