В эту секунду Альде показалось, что она уже видела Эстоса раньше — но где и когда, вспомнить не получалось.
— Я знал много секковийских воинов, — сказал меж тем Эстос. — Домар Песчаный Бык был мне другом.
— Я его не знаю, — ответила Альда. — Он — глава девяти кланов, а я всего лишь сопровождаю купцов через границу…
Их взгляды скрестились, и Альда поняла, что не в силах отвести свой. В глазах Эстоса сейчас словно плескались тёплые волны, и ей хотелось ступить в них, пропасть с головой.
Неужели какое-то колдовское наваждение?
— Кейлинн, — тихо сказал Эстос, — ты проведёшь со мной эту ночь? На верхнем этаже есть комнаты, чистые и достойные. Я не таков, как большинство мужчин этого города, и умею быть благодарным в постели.
Глава 4. Оставленные невесты
Альда замерла, не зная, что ответить. Будь она Альдой Льессум, дочерью кожевника, она могла бы плюнуть наглецу под ноги или же даже хлестко ударить по лицу; но будь она дочерью кожевника третий господин никогда бы не сделал ей столь непристойного по меркам Карталя предложения. Секковийки были не таковы, они свободно выбирали мужчин и честное и вежливое приглашение не оскорбило бы ни одну из них.
— У меня было много женщин, — продолжал Эстос, видимо, решивший, что она молчит лишь потому, что сомневается, — но в любовных сражениях никто не сравнится с женщинами твоего племени.
Вероятно, эти слова помогли бы ему завоевать доверие секковийки, но внутри Альды подобное бесстыдство разбудило волну стыда и негодования.
— Меня радует твоё желание, но не сегодня, — ответила Альда, с большим трудом усмирив гнев и возмущение и ответив так, как ответила бы секковийка.
Эстос чуть склонил голову и понимающе улыбнулся.
— Ты остановилась в «Кошачьем сердце»? — спросил он.
— Да… То есть, нет, но хочу снять комнату здесь.
Альда жутко злилась на себя, что растерялась из-за такой малости, как предложение провести вместе ночь. И ей хотелось, чтобы Эстос ушёл — и не хотелось тоже. Его слова до сих пор тлели в груди, как угли, наполняя её сладким, приятным, но, пожалуй, излишне сильным, почти нестерпимым теплом.
— Вернёмся, — предложила Альда.
— И продолжим наш ужин, — отозвался Эстос.
Из-за двери, когда они подошли к ней, доносился громкий шум и крики.
— А вот и настоящая драка, — чуть заметно улыбнулся Эстос, как будто возможность подраться с кем-то его радовала.
Он толкнул дверь и вошёл первым, закрывая Альду-Кейлинн широкими плечами.
Альда встала с ним рядом, но, увидев зал, не сразу поняла, что там происходило. Мадо и остальные не принимали участия в драке. Они стояли вдоль стены, наблюдали и посмеивались и, кажется, делали ставки.
В середине зала, раскидав столы, сцепились солдаты из Серого полка и моряки. Крепкие вышибалы из «Кошачьего сердца» пытались их растащить, но регулярные войска пока побеждали и воодушевлённо колошматили друг друга, швырялись посудой и обломками мебели и громко бранились…
— Три золотых на Серых! — крикнул Эстос своим друзьям.
Лод-Копейщик показал три пальца в знак того, что ставка принята.
Альда увидела вдруг, что прямо в Эстоса что-то летит… Она не разобрала что — что-то круглое и тёмное, может быть, обломок кувшина, — и выставила руку вперёд, не успев даже подумать.
Эстос тоже вскинул руку, но на мгновение позднее — обломок был уже у Альды в руках. Она перехватила его буквально в пяди от лица Эстоса.
— А ты быстрая! — сказал он весело, но в его глазах что-то поменялось, словно пронеслась мгновенная, стремительная тень. Подозрение, вот что это было. Альда была не просто быстрой — слишком быстрой.
Альда разжала пальцы. Это был не обломок, а совершенно целая мисочка, в которой ставят на стол острые соусы или кислые ягоды неппы, после которых любой вкус кажется в три раза ярче.
Эстос взял маленькую и ровную, как половинка яблока, мисочку из рук Альды.
— Оставлю себе на память, — он повернул миску к свету, словно желая рассмотреть пёстрые узоры внутри. — Она могла украсить моё пока ещё привлекательное лицо замечательным шрамом. Благодарю, госпожа! — Эстос снова посмотрел на Альду и склонил голову в вежливом поклоне.
У Альды пересохло во рту, а под рёбрами, точно разбуженный зверь, завозилось странное, гложущее чувство. Эстос уже что-то делал с ней — а она ещё даже не пыталась его убить.
Окинув зал и начавшее затихать побоище скучающим взглядом, Альда произнесла:
— Пожалуй, мне лучше отдохнуть…
— Спокойной ночи, — медленно проговорил Эстос, словно собирался сказать что-то ещё, но не был уверен, стоит ли, а в конце окончательно передумал.
Третий господин не обманул: комнаты в «Кошачьем сердце» были чистыми и достойно обставленными.
Перед тем, как лечь спать, Альда раздевалась дольше обычного, выпутываясь из непривычной одежды, а потом тоже дольше обычного не могла заснуть. Альда всегда засыпала быстро; говорили, что это семейная особенность Льессумов — падать в сон, словно в бездонный колодезь. Не будь её, разве не повредились бы убийцы рассудком от кровавых кошмаров? Но в эту ночь на чистых до хруста простынях «Кошачьего сердца» Альда всё никак не могла успокоиться, а Эстос Вилвир не шёл из головы.
Альда вспоминала каждое его слово и каждое своё. Она не рассчитывала на столь резкое сближение с ним, но удача определённо была на её стороне. О, если бы ей хватило решимости согласиться на предложение Эстоса, она бы уже сегодня знала, где его второе сердце! Она могла бы касаться его везде, испытать каждую пядь его кожи и найти то место, откуда текла в мир его сила. Может быть, оно было на груди, или на животе, или же в мягкой ложбинке там, где сходились ключицы…
Если бы только ей хватило смелости притвориться и сказать, что она согласна провести с Эстосом ночь! Но она не решилась… Наверняка она нашла бы его второе сердце быстро, до того, как потребовалось сделать нечто по-настоящему постыдное, недопустимое, но даже так она боялась, что Эстос разоблачит обман, поймёт, что перед ним не жадная до любви и опытная секковийка, а обычная девчонка из Карталя, которая ни разу ещё не была с мужчиной… Хвала семи ножам, у неё хватило ума не гнать его, а оставить надежду!
Эстос придёт завтра, Альда была уверена. Придёт. Между ними точно нить протянулась, и Эстос, слабый мужчина, подверженный страстям, придёт искать её расположения вновь…
С улицы послышался тонкий звук, скорее писк, — и сразу же где-то во дворе залаяла собака.
Альда подошла к окну и толкнула ставень.
Её звал Тервел.
Все люди из клана Льессумов носили с собой крошечные серебряные свистки. Звук их слышали только собаки да кошки, для большинства людей — за редкими, очень редкими исключениями — этот звук оказывался за пределами слуха. Детей, даже если по каким-то причинам было ясно, что убийцами им не стать, с самых ранних лет тренировали, чтобы слух их заострился настолько, чтобы они улавливали сигналы серебряных свистков. Тервел вошёл в клан достаточно юным, чтобы научиться различать этот высокий звук, но почему-то у него это так и не получилось. Отец говорил, что, возможно, у людей его племени ухо устроено чуть иначе, потому что в остальном слух у Тервела был очень тонким: подкрасться к нему сзади на семь шагов не сумел бы даже сам Кафас Льессум.
Тервел мог лишь подавать сигналы свистком — ответных он не слышал, поэтому Альда тихонько свистнула сама, и тут же увидела, как от стены на противоположной стороне переулка отделилась серая тень.
Тервел в два счёт вскарабкался по гладкой стене и перепрыгнул через подоконник, мягко приземлившись на пол.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он. — Почему не вернулась домой?
— Эстос придёт завтра… Он, может, и сейчас ещё здесь, — Альда кивнула в сторону двери. Та была близко от лестницы, и снизу доносился шум разгулявшихся гостей: крики, смех и нестройное пение.
