описала Зейна, человека, координирующего поставки на биржу, и единственного, кому мы доверяли поставки Бофорту. Мы не хотели, чтобы кто-то узнал о нем и его людях. Зейну было тридцать три года – более взрослая версия мужа кухарки.
– Мэйсон, – прошептал я и толкнул его в плечо, чтобы разбудить.
Тот вскочил с ножом в руке и повалил меня на пол.
– С ума сошел? – крикнул он, поняв, кто перед ним. – Я мог тебя убить!
Да, толкать его все же не стоило. Мэйсон всегда спал с ножом под подушкой. Он был слишком мал, чтобы помнить подробности смерти родителей, но у него остались смутные воспоминания о той ночи. Их убили во сне – лига, которой больше не существовало. Мой отец их уничтожил. Наши родители близко дружили – Мэйсон стал частью нашей семьи.
– На дворе середина ночи, – простонал он, все еще раздраженный. – Что тебе нужно? – Мэйсон оттолкнулся от меня, встал и протянул мне руку.
– Я голоден.
– Голоден?
– Пойдем на кухню и найдем что-нибудь поесть.
Мэйсон, ругнувшись, схватил рубаху с кровати и натянул через голову.
Я зажег масляную лампу и принес из кладовой кувшин молока и два толстых куска смородинового пирога.
– Давно мы этого не делали, – подметил Мэйсон. И это был скорее вопрос, чем утверждение. Ночные визиты на кухню случались исключительно во время катастроф или их планирования.
Несколько углей по-прежнему светились за решеткой. Безмолвность полуночи здесь казалась глубже, чем где-либо в доме. Возможно, потому что на кухне такой большой семьи, как наша, постоянно раздавались звуки: замешивание теста, звон посуды, рубка мяса, нарезание, помешивание, наливание, разговоры. Это была самая уютная комната в доме, созданная с единственной целью – насыщать. Может, именно поэтому я хотел поговорить с Мэйсоном здесь.
Он посмотрел на меня в ожидании.
– Тебе следовало поужинать. – Он знал, что дело было не в голоде.
– Знаешь Зейна? – спросил я.
Мэйсон достал вилки из ящика.
– Что за вопрос? Конечно, знаю.
Я поставил тарелки на кухонный стол, мы оба достали стулья и сели.
– А какие подробности тебе известны? Какими маршрутами он ездил? И… у него родинка на запястье?
Брови Мэйсона нахмурились.
– А в чем дело?
Я объяснил, почему Кази так отреагировала, увидев превизианцев на бирже. И как она описала Зейна, вплоть до сальных черных волос.
Мэйсон хмыкнул, пытаясь вникнуть в смысл сказанного.
– Она одна с шести лет?
Я кивнул, но не стал рассказывать, как она выживала, будучи сиротой.
Мэйсон отрезал кусок пирога кончиком вилки.
– Я не знаю насчет маршрутов. Может, Зейн и ездил в Венду. Но я точно помню его запястье. – Он поднял на меня глаза и вздохнул. – И там есть большая родинка.
Если Кази не ошиблась, то мы с Мэйсоном поняли, что это значило. Раньше Зейн работал с охотниками за рабами. А это означало, что у него, вероятно, до сих пор с ними связи. Он – не только проблема Кази. Он мог стать и нашей проблемой.
Мы договорились, что будем спрашивать его осторожно, чтобы тот ничего не заподозрил. У превизианцев волчий нюх – он мог учуять беду еще до ее появления и быстро исчезнуть. Если он решит, что мы подозреваем его в причастности к охотникам, нагрянувшим в Хеллсмаус, мы его больше не увидим. А если он замешан, нам нужно знать, на кого он работает – возможно, на того же человека, от которого Фертиг получал заказы. Может, мы и сорвали их операцию, убив двенадцать человек из банды, но мне нужны были остальные. Я хотел, чтобы они заплатили за руку Самюэля, заплатили за поджог венданского поселения, за поджог домов в Хеллсмаусе, за кражу граждан с улиц, за набеги на караваны, за то, что душили Кази и чуть не убили ее.
– Даже не верится, что Зейн замешан, – сказал Мэйсон. – Он трудяга. Надежный.
– Мы это выясним. Я должен все исправить.
– Извини, брат, но такое невозможно исправить.
– Да, но я могу сделать так, чтобы это не повторилось.
Я сообщил ему, что первым делом утром созову семейное собрание – все планы откладываются до тех пор, пока мы не поговорим об исключении превизианцев или создании нового свода правил для них.
Я потер лоб.
– И еще кое-что… – Возможно, это было главное мое беспокойство, потому что я не был уверен. Мне казалось что-то неправильным. – Во время ужина ты не заметил ничего необычного?
Мэйсон одарил меня удивленным взглядом.
– Да… кое-что заметил. Синове много болтала, больше обычного. И она снова начала угадывать мой рост, вспоминать старые разговоры, будто она отвлеклась, будто мы только что встретились…
– Будто ты еще не трогал каждый сантиметр ее тела?
Мэйсон опустил вилку, которую собирался засунуть в рот.
– Я все о вас знаю. Почему ты скрывал?
Тот застонал и откинулся на спинку.
– Не знаю. Наверное, мне стало стыдно. Я советовал тебе не связываться с Кази… – Он покачал головой. – Не знаю, как так получилось, но Синове меня веселит. И она чертовски…
Ему не нужно было заканчивать. Его сильное влечение к ней было очевидным.
– А что насчет тебя и Кази? Я думал, мы скоро получим приглашение в храм. Что тебя сдерживает?
Я посмотрел вниз, разминая вилкой крошки на тарелке.
– Она говорит, что по долгу службы должна вернуться в Венду. Мы избегаем разговоров о будущем, и я пообещал ей, что больше не буду поднимать эту тему.
– Но ты… – Он не решался произнести это слово, но в конце концов произнес: – Ты ее любишь?
Я поднял глаза. Слово «любовь» не могло описать моих чувств. Оно казалось слишком маленьким, слишком привычным, слишком простым, а все, что я чувствовал к ней, было сложным, уникальным, большим, как мир. Я кивнул.
Должно быть, он увидел что-то в моем выражении.
– Она тоже тебя любит, брат. Не волнуйся. Я в этом уверен. Никто не умеет так хорошо притворяться.
Я тоже так думал, но сегодня в ее глазах мелькнула ненависть. Даже сквозь ее слезы я заметил, что она была чистой, горячей, как расплавленное стекло. Мы никогда не произносили слово «любовь». Это было странное соглашение, и я не знал, как оно появилось. Может, во время нашего путешествия? На тот момент все вокруг казалось временным. Однако я чувствовал что-то еще. «Что происходит, Кази?» Даже тогда мне виделось, что это нечто большее. Я знаю, она тоже это чувствовала. И все же между нами были секреты. Я солгал о поселении. Она солгала о…
«Никто не умеет так хорошо притворяться». Я снова посмотрел на Мэйсона.
– Ты не доверял ей с самого начала.
