исчезла. Вероятно, он пытался представить ту грязную оборванку.
– А как же родители? – спросил он.
Яд, бурлящий во мне, превратился в лед. Я покачала головой.
– Отца я никогда не знала. Я понятия не имею, жив он, мертв или является императором Луны! Мне плевать!
Я опустила глаза. Я понимала, что будет дальше. То, что всегда висело между нами. Каждый вопрос был связан с этим вопросом, как тысяча дверей, ведущих в один коридор.
– А твоя мать? Что с ней случилось?
Я никогда никому не рассказывала. Стыд и страх застыли внутри, готовые вырваться наружу. Челюсти болели – так сильно я пыталась спрятать слова. Я отвернулась и направилась к двери.
– Отлично! – закричал Джейс. – Беги! Замкнись в себе, как ты всегда делаешь! Иди и живи в той тюрьме, которую ты для себя создала!
Я остановилась у двери, дрожа от ярости. В тюрьме? Яростное облако закружилось в сознании. Я повернулась к нему, и его глаза впились в мои.
– Расскажи мне, Кази.
По коже поползли мурашки – я прислонилась к двери, чтобы устоять. Я разделилась надвое: одна часть меня все еще трусила, пока другая следила за происходящим за тысячу миль от нас, как неуверенный наблюдатель.
– Мне было шесть лет, когда мою мать забрали. Была середина ночи, и мы лежали вместе на соломенном настиле в нашей лачуге. Я уже спала, когда почувствовала на губах ее палец и услышала шепот: «Т-с-с-с, Кази, держи рот на замке». Это были последние слова, которые она мне сказала. Она толкнула меня на пол, чтобы спрятать под кроватью. А потом…
Я смотрела в потолок, глаза щипало.
– Что потом, Кази?
Плечи дернулись. Все внутри сжалось, сопротивляясь.
– Я наблюдала. Из-под кровати я видела, как в наш дом зашел мужчина. У нас не было оружия, только палка в углу. Мама пыталась дотянуться, но не успела. Я хотела побежать к ней, но она подала мне сигнал молчать и не двигаться. У нас были свои знаки. Поэтому я просто лежала и тряслась под кроватью, пока мужчина накачивал мать каким-то средством. А потом он унес ее, сказав, что получит за нее хорошую цену. Она стала товаром. Он хотел забрать и меня, но не смог найти. «Выходи, девочка», – кричал он, но я не двигалась. Моя мать солгала и сказала ему, что меня в доме нет.
Зрение затуманилось – Джейс стал расплывчатым.
– Два дня я лежала под кроватью в собственных испражнениях, дрожала, плакала, боялась пошевелиться. Я боялась, что он вернется. Но он не вернулся. И она тоже. Мне потребовались годы, чтобы научиться снова спать на кровати. Ты спрашивал, почему открытый мир меня пугает, Джейс? Потому что в нем негде спрятаться. Ты прав, последние одиннадцать лет я жила в тюрьме, но поверь мне, эту тюрьму создала не я.
Я моргнула, чтобы прояснить взгляд, и увидела, что на лице Джейса вспыхнуло осознание.
– Одиннадцать лет. Вот почему ты хотела знать, как давно…
– Да, Джейс. Тот мужчина был превизианцем. Пока я голодала, замерзала и воровала на улицах Венды, а моя мать оказалась бог знает где, ты обеспечивал ему теплый, безопасный дом. Вот уж ему повезло.
– Это случилось одиннадцать лет тому назад. Почему ты так уверена, что он был превизианцем? Твоя память…
– Не надо! Не смей сомневаться в моей памяти! – прорычала я. – Я хорошо разбираюсь в деталях, и мне приходилось жить с ними каждый день с шести лет! В некоторые дни я молила богов, чтобы забыть! В то утро он приехал на повозке с четырьмя черными полосками на брезенте!
Джейс хорошо знал, что это отличительный знак Превизи.
– Тебе было шесть лет! Была ночь! Это мог быть не один человек! Он мог…
– Он был высоким, как ты! Но худой, костлявый, бледный, с длинными прядями сальных черных волос. Его глаза горели, как черные бусины оникса. Помнишь мужа новой кухарки? За исключением глаз, он очень на него похож. Думаю, сейчас ему около тридцати пяти. А его руки… Когда он заталкивал вещество в горло моей матери, я заметила темные волосы на костяшках пальцев и большую родинку на правом запястье! Как тебе такие подробности?
Он не ответил, будто уже копался в воспоминаниях.
– Тогда ты тоже был ребенком, но сейчас ты хорошо с ними знаком. Есть ли кучер, подходящий под мое описание?
– Нет! – закричал он, вскидывая руки. Он отвернулся, зашагал по комнате. – Таких нет!
– Как можно…
В дверь постучали.
Я повернулась, проглотив следующие слова. Мы оба уставились на вход. Еще одно легкое постукивание. Я пересекла комнату и открыла.
Лидия и Нэш стояли бок о бок с распахнутыми от волнения глазами.
– Нэш. Лидия. – Я не знала, что сказать.
– Вы ссорились? – спросил Нэш нежным, невинным голосом.
Я заглянула в его испуганные глаза. Он выглядел так, будто его ударили кулаком в живот. Меня ужасала мысль, как легко можно было лишить их беззаботности. Как быстро ребенок мог перейти от игры со стеблями желаний на берегу пруда к краже хлеба.
Я опустилась на колени так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
– Нет, конечно, нет. – Я заставила себя улыбнуться. – Просто громко общались.
– Но… ты плакала. – Лидия, протянув руку, вытерла слезу под моим глазом.
– А, это. – Я быстро провела руками по щекам. – Пыль в глазах после долгой дороги, – солгала я. – А это что? – Я хмуро потянулась к детским ушам. – Вы, похоже, забыли умыться?
Они удивленно заулыбались, когда я вытащила по монете из-за каждого уха и вложила их в детские ладошки.
– Что вы хотели? – спросил Джейс.
– Мама ждет Кази пораньше, чтобы поговорить о еде.
– О той, которую любит королева! – добавила Лидия.
Джейс пообещал им, что мы скоро спустимся. Я наблюдала, как они бежали по коридору, смеясь, забыв о криках, о слезах. Как же мне хотелось, чтобы все воспоминания можно было так легко стереть.
Нэш распределил крем-суп на три зеленых кружка. Я смотрел на его маленькие пальцы, на ложку. Он играл с едой точно так же, как и я, когда мне было шесть лет. Лидия разложила вокруг тарелки куски мяса в виде солнечных лучей.
«Я оказалась на улице в шесть лет».
Я не мог представить, что Нэш или Лидия стали бы себя обеспечивать. Что было бы, если бы они остались одни? Какой ужас они бы испытали? Возможно, они бы не выжили.
«Посмотри на мои пальцы, Джейс! Посмотри внимательно».
Образ длинных красивых пальцев Кази с отсутствующими
