рядом с ним, но наши руки даже не соприкоснулись. Мне хотелось быть рядом с Джаредом сегодня, но я боялась навязываться. Или, что еще хуже, напомнить ему о том, почему мы отправились в путешествие по этому хранилищу костей. Я читала надписи на надгробиях, морщась, когда разница в годах между рождением и смертью была слишком мала. Человеческая жизнь хрупка, мимолетна и иногда несправедлива.
Без моего намерения крылья каскадом выскочили из спины. И только рука Джареда, поглаживающая мои перья, известила меня об их присутствии.
– Спасибо, что пошла со мной, – прошептал он.
Я переплела наши пальцы и прижала ладони друг к другу.
– Я всегда буду рядом, Джаред.
Он посмотрел на море надгробий вокруг нас, на которых были запечатлены человеческие жизни.
– Боюсь, что такого понятия, как «всегда», не существует.
Он говорил о Тристане, своем дяде, матери.
Подождите… Знал ли он, что душа его матери не была собрана? Сказала ли я ему? Он поднял наши сцепленные руки и оставил поцелуй на костяшках моих пальцев.
Когда мы, наконец, подошли к склепу с табличкой «Адлер», Джаред отпустил мои пальцы, чтобы поприветствовать гробовщика. Склеп окружали колонны из черного мрамора, на одной из них были начертаны имена: Исаак Адлер, Джейн Адлер, Нил Адлер, Микаэла Адлер, Тристан Мишель. Я даже не знала фамилию Тристана, хотя не то чтобы фамилии были очень важны. В конце концов, у ангелов их вообще не было.
Нежные руки обвились вокруг моей руки – руки Мюриэль.
– В прошлый раз, когда мы были здесь, ему было восемь, – она вздохнула. – История – это просто бесконечный цикл.
Если бы только она знала.
– Джейн – это жена Исаака?
– Да.
– А Нил?
– Отец Джареда. – После минутного молчания Мюриэль сказала: – Когда придет время вписать на камень и мое имя, убедись, пожалуйста, что они напишут Адлер вместо моей девичьей фамилии?
Я удивленно посмотрела на нее, поскольку ее просьба была по многим причинам очень неожиданной.
– Не смотри так потрясенно. Я уже сказала Джареду о своем желании. Я просто хотела поделиться и с тобой на тот случай, если он забудет.
Ошеломленная, я сумела только кивнуть. Джаред вернулся к нам, его глаза были такими же черными, как мраморная колонна, изображающая его генеалогическое древо. Он скрестил руки на груди и держал их так до тех пор, пока урну с прахом Тристана не опустили в склеп и гробовщик не вручил ему миску и ложку.
– Пепел к пеплу, пыль к пыли, земля к земле, – Мюриэль вздохнула, отпуская меня. Как только Джаред бросил две ложки земли в темную яму, Мюриэль взяла ложку и бросила еще немного. – Надеюсь, ты наконец обретешь покой, Тристан.
Я прикусила губу, мои зубы сжались так сильно, что чуть не пошла кровь.
Душа Тристана не обретет покоя.
Он умер как Тройка, а у Троек не было душ.
Дни после похорон Тристана были странными и мирными.
До странности мирными.
Я жила в нервном ожидании, что Джаред сорвется или что кто-то еще попытается убить меня, но ничего подобного не произошло. Хотя бывало, что в моменты задумчивости Джареда «La Cour des Démons» наполнялся болтовней и смехом. Мы тратили часы на встречи с людьми, которые нуждались в помощи. И как только мы выбирали самые неотложные дела, искали уединения и тишины в стенах его спальни.
Часами мы исследовали тела друг друга, смотрели фильмы, читали книги, прогуливались по общественным садам, утопающим в весеннем цветении. А затем либо возвращались домой, чтобы отведать блюда Мюриэль, либо посещали новые рестораны по всей французской столице.
Это было чудесно.
Слишком чудесно, чтобы длиться вечно, хотя я смела на это надеяться.
Но в один дождливый день я ворвалась в офис Джареда, хихикая вместе с Селестой над тем, как мы обе промокли, и увидела Ашера, сидящего напротив Джареда. Тогда реальность обрушилась на меня и погасила мой смех.
Как только охранник Джареда закрыл за нами дверь, я спросила:
– Что вы здесь делаете, Сераф?
Джаред улыбнулся, и, хотя его улыбка была нежной, я знала форму этой его улыбки наизусть. И сейчас в ней было что-то неправильное.
– Он зашел проверить, как у меня дела.
– С каких это пор архангелы наносят светские визиты? – спросила я.
Бирюзовые перья Ашера развевались за его спиной.
– Ты права. Это не светский визит. Я зашел, чтобы сказать Джареду, как мы впечатлены его уменьшающимся счетом.
– Семьдесят два, Перышко, – сказал Джаред, выделив мое прозвище. – Мы почти это сделали.
– Семьдесят два? – я взвизгнула, запрыгивая к нему на колени и обвивая руками шею. Несмотря на зрителя, я поцеловала его.
И он поцеловал меня в ответ.
Раньше я думала, что семьдесят два балла – это ужасный результат, но тогда я оценивала баллы, начиная с нуля, а не со ста.
Ашер прочистил горло и поднялся с зеленого бархатного кресла.
– Я должен… Мы должны оставить вас двоих…
Селеста нахмурилась, переводя взгляд с Ашера на Джареда.
Ашер кивнул головой в сторону двери.
– Идем, Селеста. Я подброшу тебя.
Девушка не двинулась с места. Дождевая вода стекала по ее телу и впитывалась в ковер Джареда. Ашер коснулся ее плеча. С усилием оторвав ботинки от ковра, она повернулась и последовала за ним к выходу.
В ту секунду, когда мы с Джаредом остались наедине, я обхватила руками его лицо.
– Я так горжусь тобой.
Его улыбка стала шире, но так и не достигла глаз.
– Как прошел твой день, любовь моя?
– Невероятно. Мюриэль учила меня готовить. Потом я прочитала еще несколько тех старых книг. Не мог бы ты, пожалуйста, купить несколько новых? Каждый раз, когда я переворачиваю страницу, пыль заставляет меня чихать. К тому же они немного скучноваты.
Джаред усмехнулся, но этот приятный звук был слабым, как будто визит Ашера заставил его голос потерять силу.
– После этого позвонила Селеста, и мы пошли в ту пекарню с эклерами, о которой рассказывала Мюриэль, – я все еще ощущала на языке вкус густого кофейного крема, мягкого теста, блестящей глазури. – А потом, пока мы бежали домой, – да, домой… От меня не ускользнула ирония, что ангел нашел приют в «Суде Демонов», – я придумала еще несколько способов спасти твою душу.
Джаред улыбнулся, но, на мой взгляд, все еще слишком натянуто.
– Что я буду делать, когда ты уйдешь? – пробормотал он.
Мои подозрения, что что-то не так, усилились.
– Когда я уйду? Куда?
Его кадык дернулся, и он откашлялся.
– Наверх, – он встал так резко, что я бы
