от порога домика,
окна и дверь которого, как оказалось, были тоже заколочены, а сгнившая соломенная крыша провалилась, возник силуэт, а затем материализовалась и вся фигура отца Найды. Та возмущённо вскрикнула:
— Папа! Так ты — всё это время?!.. Ты всё видел?! А я… — девушка густо покраснела.
Чародей криво усмехнулся:
— Ничего, доченька. Я не в претензии ни к тебе, ни к твоему провожатому. Он честно исполнил всё, что я ему поручал. Ну а то, что ты захотела… Отблагодарить его за своё неоднократное спасение на собственный лад — дело лично твоё!
— И ты — знал про… Ханну?
— Скажем так: я наблюдал за ней. Сопровождал, оставаясь невидимым. Как и всех остальных. Но! Не вмешивался. Хотел выяснить, правда ли всё то, что говорили о твоём спутнике.
— И как? Выяснил?
— Да. И вижу, что молва не солгала. А кое в чём даже преуменьшила таланты твоего провожатого. Он не только силён, но ещё и хитёр и предусмотрителен. Из такого и правда, со временем получится отменный Владыка!
— Вот-вот. И я о том же! Папа! Как ты себе представляешь моё будущее? И где мама?
— К сожалению, она умерла. Давно. Ещё три года назад. И в её смерти не было твоей вины — она просто отравилась. По ошибке. Своим же лекарством! А я не говорил тебе, потому что не хотел расстраивать… А будущее твоё я представляю себе так: ты возвращаешься ко мне, в наш подземный дворец, и я тихо и мирно передаю тебе бразды правления!
— О! Вот как. Хм-м… Да, наверное теперь, когда ты так хитро отделался от всех этих змеюк и гиен, и твоя совесть спокойна, поскольку сделал это всё-таки не ты сам, а — Конан… Можно так и поступить.
Я согласна.
Но у меня есть одно условие!
— И какое же, свет моего сердца?
— Конан-варвар будет моим мужем! И мы будем править твоим королевством вместе!
Чародей не мог не заметить, как вытянулось лицо Конана. Но промолчал.
А вот Найда не молчала:
— Ну-ка, прекратите переглядываться! Будто я не понимаю, что Конан пока не хочет быть моим мужем! Но — мало ли чего он «пока» не хочет! А вот я сказала, что всё равно хочу, и буду его женой! — она в сердцах снова топнула маленькой ступнёй по земле.
Никосс, вздохнув, как бы в приливе отцовской любви, широко улыбаясь, подошёл к дочери, и принял своё гневающееся чадо в отцовские объятия:
— Как ты прекрасна, Найда! Вылитая мать! Даже в гневе! И, разумеется, твоё слово для меня — закон!
Тут его сомкнувшиеся руки образовали вокруг миниатюрной фигурки прочный как бы кокон, и чародей подмигнул киммерийцу:
— Давай!
Конан, успевший выдернуть из груди Ханны свой верный кинжал, и подхватить с земли суму, крикнул, уже на бегу:
— Сколько?!
— Ну, минут десять точно выдержу! Я ещё не совсем старик!
— Отлично! Успею добежать до границы Гиркании!
— Да ты что?! Ведь до неё — семь миль!
— Всего-то?! Жалких семь миль?! Успею! Ты, главное, не отпускай!!! — Конану пришлось перекрикивать возмущённо ругавшую его и его союзника Найду, сулившую им на головы всяческие кары, когда вырвется, — Спасибо, Никосс! Спасибо и тебе, Найда! И — прощай! Прости, но быть, пусть и твоим мужем, но — вечным подкаблучником — не по моей свободолюбивой натуре!
За десять минут Конан и правда — успел добежать до границы Гиркании.
И даже переплыть на другой берег широкого Пунта Вазарийского…
Конан и тринадцатый подвиг Геркулеса*
* Сразу оговоримся: Разумеется, никаких древних греков в Гиперборейскую эру ещё не существовало! Но прообраз этого замечательного, воистину народного, героя, уже прославлялся в современных Конану мифах, легендах и преданиях. Поэтому в дальнейшем для простоты мы будем продолжать именовать его именно так.
— Тпру! Стоять — стоять, я сказал! Спокойно, спокойно… Ничего нам эта большая кошка не сделает! — похлопыванием по шее и ободряющим тоном Конан старался успокоить Рыжего, своего лучшего коня. Нервная дрожь благородного животного легко ощущалась под его огромной загрубелой ладонью.
Когда жёлто-песочная львица вдруг откуда ни возьмись возникла посреди дороги, варвар только огромным усилием своих могучих ног, и громким окликом смог удержать коня на запущенном и полузаросшем лесном просёлке, одной рукой мгновенно выхватив любимый меч, а другой натягивая удила нервно всхрапывающего и подающего назад мощного жеребца. Но против природных инстинктов тяжело бороться: тот продолжал перебирать копытами, опасливо кося на хищника, и норовя отодвинуться подальше от такого неприятного «соседа».
Сам же Конан теперь смотрел на появившееся животное с недоумением.
То, что нападать странный зверь не будет, он понял мгновенно. Голодная, охотящаяся львица так себя не поведёт. Она не ляжет в пыль посреди дороги, и не будет тереть морду лапой, иногда вскидываcь вверх, и тихонько подвывая. Значит, осталось немного: догадаться, чего ей нужно от Конана. Ведь не просто так она появилась перед ним здесь, в заброшенных и пустынных «чёрных» лесах Черноречья, издавна не пользующихся популярностью даже у местных разбойников. Ведь «чёрными» они были не только по цвету, наводя тоску и уныние своей тёмной, словно сморщенной, хвоей и листвой. Дурная слава не возникает сама по себе. Чьи-то древние заклятья и злоба, похоже, всё ещё угнетали здесь всё живое.
Забрался сюда Конан, конечно, зря. Но что-то — не иначе, древний инстинкт Охотника, Воина, искателя Приключений и Сокровищ — потянул его, как магнитом, сюда…
Уж больно захотелось вдруг тряхнуть стариной, выбраться куда-нибудь одному. Без шумной пышной свиты, положенной ему, как могущественному королю, и, если быть до конца честным, подчас сильно раздражавшей его. И поразмять, как говорится, на приволье, старые косточки. Погулять в одиночку… Поискать, как встарь, приключений?
Или… просто отдохнуть от всех?
Не ощущал ли он иногда смутную ностальгию по тем светлым и беззаботным временам, когда он был просто Конаном — Варваром из варваров, простым искателем добычи и приключений. А не верховным владыкой крупнейшей западной державы, ответственным за свой народ, за свою страну, за свою Королеву?
Не ощущал ли он какой-то чужеродности всей этой придворной мишуры, и обязанностей, своей вольнолюбивой натуре? Не бурлила ли в нём кровь, когда он через окна великолепного дворца смотрел вдаль — туда, за горизонт. Где призраки дальних стран и небывалых приключений, быть может, ждали ещё его, и удивлялись — не иссяк ли в нём дух вольного охотника, воина, борца со злом и насилием? Не стал ли он… администратором и бюрократом?
Может, маленькие дорожные происшествия, с которыми он надеялся
