- Ах ты ж, порося ты порся-а! – размахивая увесистым оружием возмездия, помощница гоняла охальника по огороду, как зайца, пока тот не извернулся и не прошмыгнул в калитку.
А наутро Марка-Антуана и след простыл. Профессор, хмуря брови и неловко пожимая плечами, передал от него послание, адресованное мне и Андрэ.
В письме Марк «нижайше просил прощение за содеянное». Ибо он, своими словами выражаясь, ловелас и сволочь, но не такой подонок, чтобы втягивать в грязные авантюры беременных женщин. Ибо женщина-мать – это святое. И если бы он знал об этом обстоятельстве, ни за что бы не согласился участвовать в подобной подлости, которой он теперь не простит ни себе, ни своим нанимателям.
В знак своего окончательного и бесповоротного раскаяния помощник профессора сообщал, что инициатором и организатором всего непотребства был господин Тюрке. Фабриканта обеспокоило, что мы уехали, оставив его без выгодного предложения. Время шло, а никакой инициативы с нашей стороны так и не поступало.
Тщеславие господина Тюрке не позволяло ему допустить, чтобы шерсть в стране ушла к кому-то другому. Во-первых, ему хотелось повторить достижение своего славного предка, чтобы фамилия дельца, только с его собственным именем, снова прогремела на всё государство и осталась в истории. Во-вторых, конечно же деньги!
Начальной задачей Марка было разузнать, что в принципе у нас тут происходит. А когда прояснилось, что Андрэ вообще решил отдать своё сырьё мне, выход у дражайшего Тюрке остался только один: рассорить нас с мужем, чтобы Андрэ был вынужден отказаться от моей затеи с фабрикой. Ну и придумал поручить Марку совратить меня, чтобы муж в приступе ревности запер излишне ретивую жену под замок, запретив высовываться дальше «кухни».
А потом, по раскладу фабриканта, Андрэ отдаст шерсть тому, кто вовремя окажется рядом и сумеет наладить с ним дружеские связи.
Муж мой, со своей стороны, давно просчитал, откуда нам Марка ветром надуло. Правда, вряд ли он предполагал, что засланец и его хозяин опустятся так низко.
Но! Вся эта большая игра закончилась так, как никто не ожидал. Она просто рассыпалась крошками остатков совести вроде как абсолютно бессовестного человека.
Андрэ по приезде как узнал обо всём, прямо побелел. И на следующий день рванул в столицу. На пороге я его просила только об одном: чтобы он не пришиб Марка. Поганец, конечно, но ведь раскаялся. И похоже, что искренне.
На что мой муж, сверкая очами, пробубнил что-то вроде:
- Я не какой-нибудь желторотый юнец, чтобы бегать по дуэлям.
Но верить ему или нет – я в тот момент так и не поняла. Больно уж суровой при прощании была его физиономия.
Эпилог
Прошло три года.
Наш дом ровно такой, как мне и хотелось: большой, светлый, тёплый и уютный. Мариэль уже почти десять. Такая она у нас разумная девчонка растёт, ответственная, добрая и нежная.
Очень важно, что нам с Андрэ и всем дамским воспитательным коллективом удалось научить её находить общий язык с представителями любого сословия. Сохраняя достоинство, но и не задирая нос. Нигде не «потеряется».
Как бы теперь младшего так же вот вырастить? Пока Лоран только всеми обожаемый малыш. Милый, однако, с характером. Главный авторитет у нашего парня – Мариэль. Носится за сестрой, как хвостик. Души в ней не чает и в рот заглядывает. Впрочем, у Лорана с Мариэль любовь абсолютно взаимная.
А мы с Андрэ смотрим на свою семейную цитадель, на крепкую мастерскую, на разрастающуюся деревню и с улыбкой вспоминаем все свои былые беды и испытания, что довелось пройти.
Кстати, муж тогда, три года назад, нашёл способ, как наказать наших обидчиков больно, хоть и без мордобоя.
Дело можно было довести до суда. Марк, прижатый к стенке собственным импульсивным письменным признанием, не сумел бы открутиться от роли свидетеля. Но Андрэ не хотел, чтобы моё имя «попало в официальную сводку» и трепалось на каждом углу. И так, не знаю уж каким способом, но кое-кто из обывателей прознал, как записной столичный красавчик попытался опробовать свои чары на мне, за что был безжалостно отлуплен кухаркиным полотенцем. Плюс Андрэ ему устроил билет на пожизненную службу в заштатном захолустье, так что Марк своё получил. И, со слов мужа, был даже рад, что для него всё закончилось хотя бы так.
А вот господина фабриканта следовало хорошенько проучить. И здесь Андрэ неоценимую помощь оказали бывшие сослуживцы и наш компаньон Персевальд. Именно он подсказал моему мужу, у кого конкретно ещё имелся зуб на господина Тюрке. Их предыдущие попытки добиться справедливости официальным путём пресекались взятками от фабриканта служителям
Фемиды. Но тут за дело взялся Андрэ де Вильом. Собрал недовольных в кучку, объединил жалобы и жахнул кулаком негодования по столу правосудия. И довёл дело до наказания.
Пусть не по нашей теме, но в зале суда, глядя в глаза изрядно поблекнувшему Тюрке, тихо процедил тому, что это его плата за подлость. В общем, вместо того чтобы, как мечталось, ещё сильнее возвысить свою фамилию, репутация дельца оказалась растоптана разбирательствами и проигранными судами. Ну и в кошельке прохиндея значительно помелело от штрафов и взысканий.
Вот и всё, после такого громкого скандала, чинить нам препоны больше никто не рискнул.
Подоплёку позорной истории Тюрке знали все, кому надо. Андрэ делом доказал, что умеет отстоять свою семью и её интересы.
А наша фабрика потихоньку набирает обороты. Я долго думала, где её вообще поставить, да как наладить, да где взять мастеров, которым ещё нужно будет обеспечить жильё. А потом меня озарила простая и ничем на тот момент не подкреплённая идея: отчего бы не попытаться выкупить уже готовую? Вон у нас в предгорье лён растят и там же изготавливают простецкую ткань.
Поехала на откровенный разговор по принципу «чем чёрт не шутит». Хозяин маленького предприятия был несказанно удивлён моему предложению. Но уезжая от него, я была уверена в том, что чем-то оно его зацепило. По-моему, где-то через неделю делец сам примчался к нам выражать согласие и бить по рукам. Оказалось, в первую очередь мужик подумал, что установка в области ещё одной ткацкой фабрики сильно подорвёт доходность его собственной.
В том смысле, что я ведь если не куплю у него, то всё равно свою поставлю. А ну как у меня условия лучше окажутся, да работники побегут. Или ещё чего в таком же роде.
Но на самом деле главным аргументом для хозяина расстаться со своим производством было моё предложение отдать за него мой городской дом. Я упомянула о такой возможности так, в порядке множества вариантов. А дядька, видите что, оказалось давно хотел переехать отсюда. Фабрика досталась ему в наследство и удерживала на этой земле. А он тихо её ненавидел и втайне мечтал быть купцом. В общем, буквально кандалы с мужика сняли. И свою задачу решили.
Производство у него, конечно, было маленьким и чахленьким на фоне махины Тюрке.
Однако строить и развивать там, где уже имеется основа всегда легче, чем на пустом месте.
Оборудование потихоньку докупали, стены расширяли. Трудовому составу сохранили рабочие места. Но управляющим над ними и старшими мастерами поставили приглашённых англитанцев.
Грегор и Волт помогли нам устроить знакомство и переселение нужных специалистов.
Семьи пастухов, кстати, два года уже, как перебрались к своим мужчинам. Прекрасно обжились и здорово помогают им с нашим хозяйством. Местные обучают их языку, а они наших искусству обработки шерсти. В этой области мы, конечно, тоже встаём на рельсы механизации, однако чутких опытных рук тут пока не сможет заменить ничто. Для дорогих изделий требуется прощупать пальцами и вычистить из шерсти каждую соринку.
А шерсти у нас нынче мно-ого. И кругом овцы – овцы – овцы. Их когда по осени на зимовье к деревне сгоняют, у меня прямо в глазах рябить начинает. У живности теперь отдельные просторные жилища, устроенные по всем правилам и нормам в некотором отдалении от поселения.