а там скинули тело в болото.
— Что стало с насильником?
— Его потом на всякий случай убрали, потихоньку, это как раз было несложно. Он любил по ночным кабакам зажигать, ну мы и попросили кого надо угостить его чуток сверх меры. Там такое часто случается, кто будет разбирать? А больше никто эту бабу в нашем доме и не видел. Ну все, тебе достаточно?
— Да, Света, — бесстрастно кивнул Илья. — Мне только одно любопытно: ты действительно считаешь, что это не вы ее убили?
— А что, я должна каяться и заламывать руки? — вспылила Света. — Мы ее на аркане к нам не тащили, и она не под дулом пистолета раздевалась и ложилась под другого мужика! А что в процессе передумала, так сама дура! Что же она вовремя-то о муже и ребенке не вспомнила? Значит, и семья там была, мягко говоря, хреновая, а во всем почему-то виноваты мы! Нет, мы только предлагаем услуги, а брать их или нет — личный выбор каждого, Илья. И тебе ли об этом говорить? Ты сам-то по какому праву самосуд устраивал, да еще над женщинами?
— По праву мужа и отца. Оно, знаешь ли, старше и умнее всякого закона, и люди бы просто не выжили, если бы всегда оглядывались на правосудие, мораль и половые признаки врага. Просто ты, Света, ничего об этом не знаешь.
— Да, не знаю! Не занесли мне ни отца, ни мужа, а только мать-алкоголичку и мужиков, которых ничего не волновало, кроме койки. И раз так, я им и предоставляла ее по полной! А что у них после этого мозги перегорали, так они ими и раньше не особо пользовались. Меня никто не жалел и никто по жизни не тащил, так с чего я должна кого-то жалеть?
— Это и есть та причина, по которой мне стоит тебя отпустить? — усмехнулся Илья. — Мелковато как-то, не находишь?
С изумлением Света вдруг почувствовала, что на глазах выступили слезы. Нет, она не думала его разжалобить: деловое чутье всегда ей подсказывало, когда «прокатит», а когда нет, и именно поэтому ее бизнес много лет работал почти бесперебойно. И она до сих пор не понимала, где они прокололись с этим чертовым финном. Но в этот момент Света ясно ощутила, что ей не выкрутиться, только ставкой оказались не деньги, а ее собственная жизнь. И еще она поняла, что ей страшно не хочется умирать. Даже промозглая питерская зима с мокрым снегом и гололедицей, которую она всегда ненавидела, даже мелкий грязный залив, даже сельское кафе, в котором они сейчас находились, — все вдруг показалось прекрасным и бесценным в своем роде.
Илья неторопливо подошел поближе. Его глаза по-прежнему не выражали ничего, кроме легкого любопытства. Встав совсем рядом с кушеткой, он промолвил:
— Ладно, Света, целеустремленности тебе не занимать, так что попробуй выжить. Онемение скоро пройдет и я тебя выпущу, но там уж справляйся как можешь. Доберешься хоть куда-нибудь вот в таком виде — будешь жить. Но я тебе не советую лишний раз открывать рот, потому что знаю, куда вы сбросили труп. Впрочем, это даже не главное: я тебя сам найду по запаху, если понадобится.
Света почувствовала очередной прилив злости, но еще острее был крохотный проблеск надежды, появившийся когда она уже мысленно прощалась с жизнью. Страх все еще сковывал ее, но она решилась спросить:
— Как ты смог втереться к нам в доверие?
— Зачем тебе это знать? Обратно все равно не переиграешь, — произнес Илья и осторожно коснулся холодными пальцами ее затылка. Женщина вздрогнула и почувствовала, что по телу разбегаются мурашки, превращающиеся в острые иголки, которые так мучительно колют при мышечной судороге. Но сейчас это ощущение казалось ей самым сладостным из всего, что довелось испытать.
Она кое-как сползла с кушетки, будто дряхлая старуха, тут же ободрала колени о каменный, ничем не застеленный пол, затем поднялась и добралась до двери. Собака по команде Ильи освободила проход и улеглась у его ног, а он безмолвно наблюдал за женщиной. Его лицо выражало не больше интереса, чем если бы он смотрел на муху, бьющуюся в окно.
Наконец Света вышла за дверь и ступила прямо на снег, который вонзился в босые ступни будто битое стекло. Холодный воздух ударил в грудь, сердце толкнулось о ребра и на секунду притихло. Кое-как собравшись с мыслями, Света поняла, что единственным источником света в окрестностях является небольшое окно в кафе, откуда она только что выбралась. Безлунное небо нависало черной пеленой над заливом, превратившимся в бескрайнюю снежную равнину, но ничто на свете не могло заставить ее вернуться к страшному месту, и она побрела наугад. Сначала ноги жгло от холода, затем она почти перестала чувствовать боль и переставляла их на автомате. Понемногу запал уходил, ей все больше хотелось просто лечь и не шевелиться, впасть в блаженное и безболезненное забвение, но она из последних сил одергивала себя.
Вдруг Света почувствовала под ногами гладкую и скользкую ледяную поверхность и сообразила, что пошла в обратную от шоссе сторону. Резко развернувшись, она споткнулась, тут же разбила колени о лед и услышала сухой треск. Она успела подумать, что в такой холод лед не должен ломаться, но тут он прогнулся, осел под ней будто размокший картон, и женщина погрузилась в студеную воду. Та мгновенно сковала ее по рукам и ногам, будто янтарь, в который угодила бабочка. Света постаралась вдохнуть, но все нутро забилось мокрой ватой, и она лишь тратила остатки сил.
Вдруг ей показалось, что из темноты появилась чья-то рука, которая неспешно и аккуратно прикрыла ее нос и рот. Последний раз Света напрягла измученные легкие, попыталась отбиться, но грудь и шею расперло до невыносимой боли, а во рту появился соленый кровяной вкус. Через секунду лишившийся кислорода рассудок отключился, и боли от разрыва сердца Света уже не почувствовала.
Наутро в коттедже случился пожар, который позже квалифицировали как бытовое возгорание от утечки газа. В выгоревшем доме не обнаружили ни одного человека.
Илья еще немного постоял у двери, всматриваясь вслед исчезающему женскому силуэту, хотя ночная мгла почти полностью поглотила спящий залив. Затем он вернулся в «предбанник» и подошел к стойке.
У него оставалось здесь одно нерешенное дело: настоящий кусок ткани со следами крови лежал в кармане джинсов, а вместе с ним — чужая тайна,
