о том, что под Велеборском стоит теперь войско Гроздана — уж Леден постарался ей их передать. Она имела право знать это.
Потому-то ещё больше княжна печалилась: Чаян покамест не торопился на выручку Велеборскому войску.
Накануне ночи той, в которую Леден собирался Елицу забрать, он даже вышел в гридницу к обедне, немало удивив тем не только брата, но и бояр, которые оставались ещё в детинце до праздника, а там и наречения нового князя.
И там-то в разговоре с кметями, что рядом сидели, невзначай он упомянул, что тоже на охоту съездить желает. Давно хотел, а тут чем не повод — какой-никакой дичи к празднику раздобыть. Дружинники загомонили согласно, впился в лицо взгляд Чаяна, который так и молчал, не пытаясь с Леденом ни о чём заговорить: уж вина перед ним не позволяла настолько нахальничать. Он, верно, выжидал, как остынет младший, как смирится, похоронив чувства, что всколыхнула в нём княжна, под слоем своего привычного всем холода и ответственности за судьбы многих. Но не знал, что такому сбыться уже не суждено. Не осталось внутри ничего прежнего, как было до встречи с Елицей. И сейчас он готов был поступиться со многим, что раньше казалось важным.
Как вечерять стало, собралось в детинце девиц так много, что хоть хороводы води. Пришли из посада некоторые: к княгининому двору, к дочкам бояр, которые в пору невестину вошли и с отцами приехали на Купалу в Остёрск. Больше всего тревожился Леден, что не удастся Любогневе княжну из-под взора приставленной к ней стражи вывести. Но понял после раздумий рваных, жгущих голову, что ничего сам с тем поделать не может.
Ему стоило той стражей заняться, которая дозор нести будет нынче ночью; чтобы им с Елицей после из детинца скрыться так, что долго никто не хватится.
И тут княгиня помогла — не обманула. Пришлось троих дозорных сменить раньше времени: съели они, верно, что-то не то за вечерей, и поплохело им — неловкость какая. Тут уж Леден своих кметей на их место быстро подсунул — исподволь. Да никто, кажется, не всполошился: люди-то все друг другу привычные.
А после он сам собрался уходить, как чуть стемнело. Самые короткие ночи нынче стояли: неверная заступа, ненадёжное укрытие. Потому приходилось торопиться. Проворный Брашко собрал всё в дорогу. Часть вещей он уже накануне унесть из стен крома смог. Прихватили они с собой в путь и троих кметей из ближников. Остальным велено было выезжать после Купалы и сразу к Велеборску. Останавливать их силой Чаян не мог: люди вольные.
Стих уже шум голосов по всему терему. Как бы ни будоражила подготовка к празднику всех без исключения, а усталость своё всегда возьмёт. Загулялись девицы и женщины до часа позднего — да и они разошлись по горницам после посиделок в беседе и рукоделия. Только Леден с Брашко, казалось, не спали теперь. Проверили ещё раз сумы дорожные и седельные, оружие навесили на пояса.
Отрок волновался, конечно. Да и Леден тоже — чего скрывать. Всё взором внутренним к воротам детинца обращался, взывал то к Макоши, то к Перуну, чтобы позволили они с любимой там встретиться. Отрок ушёл — передать княгине, что, коли она сумела княжну подменить, то пора выводить её из терема. Сам Леден подхватил вещи и тропами не самыми хожеными к воротам направился.
Всё вглядывался он сквозь зыбкую мглу прозрачной тёплой ночи, силясь разглядеть впереди хоть что-то. И сердце вздрогнуло, заколотилось, как заметил он у ворот фигурку хрупкую, закутанную в тёмное: чтобы в глаза не бросалась. А рядом — Брашко, который всё озирался по сторонам настороженно и боязливо.
Открыли створки кмети подручные, ни слова лишнего не сказав: уж много всего за дни эти напряжённые и суматошные было сказано-оговорено. Леден тоже смолчал, пусть и хотелось перемолвиться с княжной хоть парой слов. Лишь встретился он взглядом её, тёмно-зелёным, как повернулась к нему, закрытая повоем до самого носа. И всё ему стало ясно, сразу буря в душе успокоилась, которая спать не давала толком. Он обнял Елицу за талию, до опьянения чувствуя, как жмётся она к нему, и вышли они вместе прочь. Не суетясь, но и шагом поспешным. Прошли по улице мощёной до постоялого двора, где ждал их Зареслав с людьми своими и лошадьми подготовленными. И такой долгой эта короткая ночь до утра показалась — будто не дождаться никогда, как можно будет посад покинуть. Лишь открылись ворота — выехали прочь из Остёрска, степенно мимо стражи, а там, как минули ров — пустились галопом.
Пропал скоро город за стеной леса. И никто не говорил друг с другом, пока не отдалились от него на несколько вёрст. Тогда только чуть шаг приостановили, чтобы обсудить-решить, что дальше они делать будут. Разлилась уже щедро заря по небу, золотя облака редкие, заставляя светиться их сияющей каймой. И посветлели глаза Елицы, которая так рядом с Леденом и держалась всё дорогу — и никто её в сторону оттеснить не пытался.
— Чаян ведь за нами поедет, — проговорила она, как можно стало отдышаться чуть. — Как скрываться от него будем? Ведь поймёт он, куда мы направляемся.
— Поймёт, — Леден кивнул. — Потому мы отправимся не в Велеборск прямиком. А в Лосич. Хочу с Осмылем посудачить. И это ещё поможет нам пока от внимания Чаяна ускользнуть, коль захочет он за тобой последовать. И Вышемилу тоже выручать надобно. Пусть Чтибор узнает о том, что с его дочерью сделалось.
— Разделиться тогда надо, — предложил Зареслав, нагоняя их и прислушиваясь к разговору. — Пусть за нами люди Чаяна идут. А там мы затеряемся между весей, пока купала идёт и весь народ друг к другу в гости ездит. Люда нынче на дорогах будет много.
— Верно говоришь, — Леден посмотрел на купчича с уважением, и тот аж приосанился. — Разделимся на следующей развилке. Мы с Елицей на Лосич повернём. В весях никаких останавливаться покамест не будем. Брашко с кметями поезжает пусть до Велеборска. Но туда не суйтесь. Остановитесь подле на погосте — и нас там дожидайтесь. А тебе, Зареслав, придётся в Логост, к Чтибору, отправиться. Узнать, как они там, и всё рассказать, что знаешь.
Зареслав покивал, переглянувшись с двумя парнями крепкими, что его сопровождали. Кмети и Брашко тоже подтянулись близко, закачали согласно головами, тихо переговариваясь между собой. Да отрок только возразить попытался:
— Как я оставлю тебя, княжич? Совсем, что ли,
