в полной мере обретя его, свой настоящий дом и семью, честь и долг не позволяли ему отвернуться от нее в час нужды.
Девушка вдруг обернулась, готовая выплюнуть легкие, истерзанные криком, холодным ночным воздухом и бесконечным бегом, держа наготове кнут.
— Стой! — сдавленно прорычала она. — Или я убью тебя.
Юноша остановился, примирительно вскинув руки. Ему не приходилось видеть кнут Мириам в действии, но он был наслышан о том, каким смертоносным тот может быть в ее руках.
— Ни шагу!
Она все плакала — еще немного и разрыдается, словно ребенок, но пылая кристально чистой яростью. Ивэн мог бы поклясться, что огонь ее гнева, вперемешку с отчаянием и безысходностью, пробивался сквозь пелену слез, застилавших ее зеленые глаза.
— Мири, я…
— Не смей… произносить так мое имя.
До Ивэна столь ласково называл ее только лишь Морган. И величайшей ошибкой было вторить ему теперь.
— Я — не Морган, — посмешил бросить юноша. — Позволь мне…
Ивэн машинально сделал суетливый шаг вперед и в то же мгновение услышал свист, а затем ощутил, как по щеке заструилась кровь. Кнут рассек воздух и ужалил его прежде, чем он едва успел опомниться. Ноги легко подкосились, и он упал перед Мириам на колени.
— Но ты — Бранд, — сухо проговорила она.
Вновь настала тишина. Ивэн, задыхаясь, исступленно разглядывал окровавленные пальцы, прижимал их к щеке, стягивая края раны. Ему было дурно от погони и от крови во рту, боли он почти не чувствовал.
Ненависть Мириам выплеснулась через край и, наконец, отступала. Пускай для этого и стоило пожертвовать кровью, но она начинала приходить в себя. Медленно, вдох за вдохом. Она тоже опустилась на землю и, наконец, заплакала по-настоящему, как обыкновенная девчонка, а не Огненная дева способная сжечь все на своем пути.
— Создатель! Какой проклятой Тьмы ты даже не злишься на меня? — простонала она через вслип.
У Ивэна не было ответа. Ему досталась счастливая любовь, его мир не рассыпался от обмана человека, такого близкого, что впору было отдать за него душу. Что такое царапина на лице, когда все вокруг для нее разлетелось в один миг на миллионы осколков?
— Я чудовище. Что я наделала?
Она неуверенно поднялась на ноги, опираясь на старую яблоню, свернула кнут за пояс.
— Пойдем. Скорее, — Мириам заставила Ивэна встать. — Я должна все исправить. Твоя королева меня не простит. Если только ты не выберешь носить этот шрам как украшение, как все эти безумные северяне, — она взяла его под руку и горько засмеялась. — Мне ли говорить о безумии!
Они брели опираясь друг на друга, обессиленные и опустошенные, пока не добрались до старой голубятни. Небольшая, из белого камня, она походила на дом сказочного существа, и принадлежала только Смотрителям.
Ивэн тяжело опустился на скамью у двери, пока Мириам снимала магическую печать. Он огляделся вокруг. Небо все еще было черным, но колючий снег уже начал впиваться в кожу. Спрятаться под крышей в тепле — все, что только можно было пожелать теперь.
— Был ли он здесь вместе с ней? Я думала, это место лишь наше. Какая чушь… — выдохнула девушка.
Карта на стене, тяжелый стол, заваленный посланиями из разных земель, шкафчик со склянками и большой сундук под лестницей, ведущей наверх к птицам — вот и все незамысловатое убранство. Пахло сыростью и голубиным пометом. Мириам заклинанием зажгла свечи, скинула меховую накидку и взялась искать нужный эликсир.
— Подумать только! Он предал все и всех нас! Столько лжи… Ради этой проклятой ведьмы! Он готов был загубить Роллэна! И это ради нее? Отчего мы малодушно выгоняем таких, как она, за стены вместо того, чтобы казнить их? — Мириам все говорила и говорила, не могла замолкнуть, боясь тишины, ведь в ней только и оставалось, что выть израненной волчицей.
Когда-то давно она рассказала Ивэну про ведьму, опоившую Моргана, про то, как выдала ее Багровым плащам, про ритуал, который должен был освободить его от чар. Но запретная магия крови оказалась сильнее простой лесной колдуньи. Или же дело было вовсе не в этом?
— Что если он по-настоящему любил ее? — осторожно спросил юноша, присаживаясь на свой плащ, расстеленный поверх сундука.
Он увидел, как выпрямилась спина девушки, как она судорожно поправила волосы, задумалась, словно удивилась, что она не одна и что Ивэн прервал ее монолог.
— Тогда, быть может, он выживет без нее, — выпалила она, хватаясь за нужную склянку. — Я слышала, что жертва ведьмы, уходит вслед за ней. Короткий век — вот цена этих грязных чар. Морган об этом знал. Значит, он сам выбрал этот путь?
Ивэн вздрогнул. Он впервые по-настоящему представил жизнь, что ждет их теперь. Мириам подошла к нему и крепко схватила за подбородок. Она вдруг пристально заглянула ему в глаза, словно пытаясь отыскать в нем родовое сходство.
— Не думай, что у меня выйдет быть такой же ласковой, как Анна, — прошептала она и подставила под эликсир рассеченную рану Ивэна.
Ему пришлось крепко стиснуть зубы и согнуться пополам, — рана стягивалась мучительно, и этого было достаточно, чтобы заглушить гудящий рой мыслей в его голове.
Мириам опустилась на сундук рядом с ним, обхватила лицо руками и заговорила тяжело, выдавливая из себя слова:
— Почему я не могу пожел*ать ему смерти? Каждый мой день был наполнен ложью, красивой выдуманной целью, и теперь о ней можно забыть. Он готов был закрыть глаза на магию крови, чтобы только одна паршивая ведьма осталась жива, а я все еще хочу, чтобы он жил! Он поцеловал меня там, в Корсии!
Ивэн аккуратно положил ладонь на плечо девушки, и она порывисто обняла его.
— Я пойму тебя даже в молчании. Не зря мы связаны одним даром, — тихо проговорил он.
Побережье, Дагмер
Ночь на берегу походила на конец всех времен, предсказанный в Писании. Волны с оглушительным ревом бились о берег, ветер ревел, пронизывая тело Моргана до костей, впиваясь в лицо и руки колким снегом. Он сидел прямо на камнях, наблюдая за бушующей тьмой, и собирая последние силы.
Он шел бесцельно, падал, снова поднимался. Голова была пуста и тяжела. Тело терзала непроходящая дрожь. Без конца, даже сквозь этот дикий, пугающий холод, выступал липкий пот. Он все силился понять, что происходит с тех пор, как проснулся среди ночи, и понял, что Гаудана мертва.
«Помнишь ли ты, как полюбил ее?»
Спросила его как-то та девушка с вихрем медных волос. Он не помнил. И понял это только теперь. Гаудана будто всегда была в его жизни, и он всегда принадлежал ей.
