Исповедь демонолога - Мария Николаевна Сакрытина

Аптечка нашлась в нижнем ящике прикроватной тумбочки: резная шкатулка с отделениями, которые Ори подписал для меня на языке Острова. Надписи Шериады никуда не годились, и в этом я еще позавчера убедился.

Положив передо мной – за пределами схемы – аптечку, Ори спросил:

– Господин, я вам еще нужен?

– Ори… он действительно был здесь до того, как пришли Адель с Сэвом?

– Да, господин.

– А ты?.. Он тебе ничего не сделал?

– Нет, господин, что вы, – улыбнулся он. – Я всего лишь слуга.

«Кому я нужен?» не было произнесено, но я понял. Действительно, по философии Нуклия Ори – человек и уже поэтому слаб. Он ни на что не претендует. Возможно, даже достанется как трофей победителю.

Теперь я ненавидел этот цветочно-конфетный мир с его сломанной моралью.

Поклонившись, Ори ушел накрывать на стол, а я выложил из аптечки пару флаконов. Один пах так резко, что напоминал нюхательную соль, которая одно время была в моде у наших дам. Второй, если верить надписи, был тоником. «Выпей после обморока», – было накарябано на наклейке почерком Шериады. – «Гарантированно восстанешь». «Дарит силу», – подписал сверху Ори. Почерк у него был куда аккуратнее, чем у принцессы.

Пахучий флакон произвел ошеломительный эффект. Нил содрогнулся так, что я подумал, у него припадок. И не успел испугаться, как из-за его стиснутых зубов пошла пена, а он сам забился на полу так, что я заволновался, как бы он себе что-нибудь не сломал. Когда до меня дошло, что это всего лишь эпилепсия, а не чудо-флакон или моя схема виноваты, Нил уже успокоился. Припадок длился каких-то пару минут, я раньше подобное уже видел: камеристка у Лавинии страдала от того же недуга. Уволить ее графиня почему-то отказывалась, уверяя мужа, что это не болезнь и врачам виднее. Рай заранее предупредил, когда я только переехал в поместье, что она может свалиться где угодно, но обычно вечером, так что свидетелями станут разве что слуги. И если свалится – это только выглядит страшно, поэтому нужно бедняжку удержать, чтобы она ничего себе не разбила.

Пару минут спустя Нил открыл глаза – мутные, сонные, почти стеклянные. Я отпрянул от схемы. Но он лишь смотрел, сначала не узнавая. Потом попытался отползти. Однако, как и камеристка, после припадка он был слаб.

Понимая, что, скорее всего, совершаю ошибку, я протянул ему воду, в которую капнул из флакона с тоником. Инструкция на нем советовала как следует развести содержимое водой.

Нил попытался отползти еще дальше.

Тогда я устроился у края схемы и как мог спокойно сказал:

– Я не желаю тебе зла. Это тоник. Вот этот, – я показал ему флакон. – Выпей, тебе должно стать легче.

Он, тяжело дыша, смотрел на бокал – его я поставил на схему так, чтобы он мог дотянуться. Но Нил зачем-то принялся ощупывать свои руки – медленно, короткими движениями, – как механическая кукла, у которой кончился завод. За руками последовали ноги, грудь и шея.

Закончив, он поднял обескураженный взгляд и тихо, почти шепотом спросил:

– Где печать?

– Какая печа..? А! – вырвалось у меня. – Я же сказал, что не желаю тебе зла. Никакой печати нет и не будет.

– Не будет? – заторможенно повторил он.

– Не будет.

– Почему?

Я отвернулся. Он сейчас был слаб, он не мог мне угрожать. Хотя это глупо, конечно… Наверное. Следовало отправить соседа порталом на его половину дома. Но, во-первых, я не знал, как это делается. А во-вторых… Мне показалось, ему нужна помощь. И я все-таки был не настолько нуклиец, чтобы отвернуться от человека, которому плохо, только потому, что он вломился в мою спальню.

– Думаешь, я слишком слаб для тебя? – вдруг зло, хоть и по-прежнему тихо, сказал Нил. – Не гожусь даже в слуги? Так ты решил?

– Боже, да, конечно же, нет! – Я чуть не рассмеялся. – Это же просто неправильно! Тебе самому нужна помощь! Если бы я мог… доверять тебе… – Я прикусил губу и посмотрел вниз, на схему. – Но, похоже, я не могу.

Нил тоже опустил взгляд и слабо усмехнулся:

– У тебя север и юг поменялись местами.

– Что?

– Север и юг схемы. – Он указал на углы: – Смотрят не туда.

До меня дошло, что вся схема наверняка не работает.

– Правда?

Нил смотрел, как я тяну кинжал из ножен. Потом провел языком по пересохшим губам.

– У меня… был припадок?

– Ты про эпилепсию? Да.

– И ты все еще меня не выпил?

Я сжал рукоять кинжала.

– А ты бы меня выпил?

Он посмотрел мне в глаза и усмехнулся:

– Да.

Подвеска Шериады выскочила из-под ворота сама собой. Она мягко светилась, и взгляд Нила прилип к ней, как муха к меду.

– Уходи, – сказал я, на всякий случай ногой стирая сердце схемы. – Я понимаю, что тебе сейчас тяжело идти, и отправил бы тебя порталом на твою половину дома, если бы знал как. Уходи, я не желаю тебе зла, но угрожать мне не дам.

Нил выдохнул как-то рвано, потом медленно, держась за кровать, поднялся. Пошатнулся и вдруг спросил:

– Ты из Средних миров?

Я думал, это и так понятно по акценту. Но все равно кивнул:

Тогда он вдруг усмехнулся, посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом. Потом опустился на колени и потянулся за бокалом с водой, который все еще стоял на полу.

Я смотрел, как он пьет, а он смотрел на меня. Недоверчиво, тоскливо – но он все равно пил. Если бы я умел тогда считывать чувства, я бы наверняка ощутил надежду. Нил был тот еще импульсивный романтик, что странно для человека с его опытом.

Выпив, он поставил бокал на пол, уселся поудобнее и закрыл глаза.

– И… чего ты ждешь? – не выдержал я пару минут спустя.

– Когда твое зелье подействует, – отозвался он. – Ты же меня обманул, верно?

Это оказалось неожиданно больно – как будто плетью хлестнули. Даже нет, скорее – обидно. Я понимал, что совершаю ошибку, но все равно хотел ему помочь. А он не верил. И это после того, как у меня, похоже, были все права выставить его, если не сделать нечто похуже.

– Ты меня даже не знаешь, – не выдержал я. – И я тебя тоже. Зачем мне обманывать?

– Потому что так не бывает, – тихо сказал он. Потом нахмурился:

А через мгновение его лицо посветлело, бледность ушла, а дыхание выровнялось. Нил открыл глаза и непонимающе посмотрел на меня:

– Ты… не обманул. Или это яд отсроченного действия? Но разве их мешают с тоником?..

– Пошел вон.

Он слабо улыбнулся и