воды и, встав на колени, принялась осторожно обмывать пострадавшего всего, удаляя остатки горелой ткани его одежды. Перевернула на один бок, тут же просушивая и нанося масло, подстелила чистую ткань. То же сделала и со второй стороны. К концу процедуры черный в себя так и не пришел, а у меня дрожало все тело от перенапряжения, нервов из-за боязни усилить невольно боль мужчины.
Прикрыв его второй простыней и мягким одеялом из шкур, я, уже едва переставляя ноги, поставила в печь горшок с водой и горстью лечебных трав, что снимают жар и воспаление. Волоча ноги, как старуха, пошла и отвязала, накормила собак. Приползла обратно в дом, выставила отвар остывать и дозревать. Упала в кресло у теплого бока печи и прикрыла глаза.
Проснулась резко, будто меня в плечо кто-то пихнул, а в ушах эхом звенело. Почудилось, будто в полумраке и тишине пустого дома кто-то произнес мое имя, и голос этот был полон тоски и нужды в тепле. Потом услышала влажные хрипы дыхания Карателя и стон. Мужчина метался, страдая от жара, сбросив с себя все, чем я его укрывала. Зажгла лампу и, налив в кружку уже готового отвара, я опустилась к нему на пол и снова на всякий случай сначала заговорила, не прикасаясь.
– Это я – Элли! – только произнесла первое слово, и Каратель резко распахнул глаза, повернув ко мне голову. – Я друг. Хочу напоить тебя, слышишь? Это хорошее питье, оно поможет.
С чего я взяла, что это тот самый черный с дороги, и понял ли он меня посреди своей горячки или нет – не знаю, но нападать больше не стал. И отвар послушно выпил.
Весь остаток ночи прошел однообразно. Каратель то затихал, выпив моего снадобья, то принимался метаться, и я поила его снова. В какой момент просто перестала вставать, перетащив и горшок с отваром поближе на пол, и уснула рядом с Карателем – и не вспомню. Вот только проснулась я, едва ли не уткнувшись носом в его плечо.
Я приподнялась на локте и внимательно посмотрела в его лицо. Опухшее, красное, но выглядело на удивление уже не так ужасно, как показалось вчера. По своему опыту знаю, что при таком повреждении улучшения на следующий день ожидать нельзя, наоборот, может стать все только хуже, потому что ткани могут воспалиться. Хотя в этом случае вообще ждать улучшения наивно. В который раз спросила себя, зачем все же ввязалась в это. Вдруг, оставить пострадавшего в лесу – было лучшим выходом. Смерть от холода менее мучительная, чем та, что его может ожидать, если все начнет ухудшаться, и ожоги еще и инфицируются. Замерзнуть – это как уснуть, судя по рассказам отца и охотников, а умирать от воспаления день за днем – ад. Я помню, как мучился Джон, и перспектива пройти через подобное еще раз пугала меня жутко. Каратель же, похоже, пребывал в глубоком сне или же беспамятстве, дышал глубоко и ровно, вчерашние влажные хрипы пропали. К добру это или к худу – посмотрим.
Поднявшись, я подкинула еще дров в печь, раскопав красные угли, и пошла кормить-поить свою живность.
Задав козам утреннюю порцию веников, подхватила оба деревянных ведра и пошла к колодцу. Неожиданно собаки бросили грызть выданные им куски мерзлого мяса и сорвались с места, кинувшись к внешней городьбе с громким лаем. Я на них прикрикнула и только тогда смогла расслышать, что в ворота скита кто-то стучит. Никак охотники прохожие к нам нагрянули. Уже пошла привычно открывать, как споткнулась, вспомнив о лежащем у печи Карателе. А стоит ли мне пускать их сейчас? Отказывать вежливому прохожему – это, конечно, сильно против общих правил, но у меня в доме раненный черный, что может умереть в любой момент. И я еще даже не знаю, чем это обернется для меня. Вообще-то, Карателей и без их костюмов и шлемов никто не видел, а уж тем более в таком уязвимом виде. Так-то считалось, что им никак не повредить, и мысли о таком допускать нельзя. А ну как прилетят его соплеменники и прихлопнут меня, чтобы слух никакой не пошел, и скит сожгут. Пущу охотников, и этим самым и им приговор смертный устрою.
– Элли, открывай! – прокричал незнакомый мужской голос, и по округе разнесся громкий свист.
Я таки пошла к воротам и отперла калитку, выглянув наружу. И испытала желание немедленно ее захлопнуть. Снаружи стояли двое высоких мужчин-охотников, судя по снаряжению, и из-под мохнатой низко надвинутой шапки одного из них на меня уставились ненавистные ярко-голубые глаза.
– Ему здесь не рады! – без всяких церемоний указала я на Саймона. – И приюта для этого человека не будет.
– Странно, – покосился спутник Саймона на него. – А я думал, что для гостей из Намара скит твоего бывшего мужа всегда открыт, и нам здесь очень рады.
– Это скит моего покойного отца и мой. Но против гостей из Намара я ничего не имею. За исключением его.
– Элли, милая, зачем же ты так? – ухмыльнулся ехидно Саймон. – Ну, не сложилось у нас, полюбил я Илено, стоит ли так долго зло на меня держать?
Я отвечать не стала, только вздернула подбородок и встала посреди калитки, давая понять, что со своего не сойду.
– Да мы и не планировали остановку у тебя, хозяйка, – заговорил спутник мерзавца, заступая так, чтобы перекрыть мне вид на брата моего покойного мужа. – Нам бы только спросить кой-чего.
– Спрашивайте.
– Мы тут по следам в лесу вокруг ходили, кабанье стадо большое выслеживали, – начал мужчина, прищурившись и практически впившись в мое лицо неприятно цепким взглядом. – Хорошее стадо такое, большое. Три свиньи матерые с поросятами-сеголетками да прошлогодние еще с ними подростки больше десятка. – У меня почему-то вдоль позвоночника как ледяной ручеек потек. – Ходили мы, смотрели, распутывали, а тут до тебя вот вывел след. Удачно ли поохотилась, Элли?
Чего он так меня взглядом сверлит? Будто разделывает, что ту добычу свежует, пытаясь все нутро рассмотреть.
– Нет. Ни с чем вернулась. Щенки мои еще без терпения, вот и спугнули зверье, – говорила и спрашивала себя, зачем я вру? Хотя не совсем и ложь, добыть-то я никого не добыла там.
– Жа-а-алко, – покачал головой притворно сочувственно незнакомец. – В зиму будущую кабанятина – она самое то запас.
Я только молча кивнула, наблюдая за тем, как он, вроде бы невзначай, переместился и встал передо мной так, чтобы ему стало в просвете калитки видно весь мой двор. Я с трудом подавила импульс оглянуться и проверить, нет ли на виду чего такого. Сани после того, как я сгрузила с них Карателя, так и стояли у крыльца, но в том ничего удивительного. Мои санки, где хочу, там и ставлю. Хочу под навес затягиваю, хочу так бросаю.
– Тяжело, небось, женщине одной-то скит тянуть? – неожиданно сменил тему незнакомец. – Тем более, вон ты какая, на двухжильную точно не похожа. А ведь и дров надо, и починить-наладить чего.
– Ничего, справляюсь, – ответила, не отрывая глаз от его лица. Явно ведь он какая-то родня Саймону, а выходит, и моему Джону. Постарше будет, но черты лица, когда-то очень и очень красивого, сильно схожи. И сложения такого же. Здоровенный и плечистый, такому меня заломать – нечего делать. – Прохожие охотники – люди опять же добрые и не ленивые. Ремонт, если нужен – сами вызываются помочь.
– А ты, стало быть, за помощь им только крышей над головой, заботой да вкусной пищей платишь? – Гадкий намек в его вопросе только глухой бы не услышал, даже если бы Саймон не хмыкнул многозначительно за его спиной.
– А то только между мной и теми охотниками, – процедила я сквозь зубы, мигом вспыхнув от злости. – Ты все спросил, прохожий? Дел у меня много.
– Не все, женщина. – Он сделал внезапный широкий шаг ко мне, едва не заставив отпрянуть и открыть ему вход во двор. Навис надо мной, глядя уже с откровенной угрозой и четко давая понять, что смять меня и войти ему ничего не стоит. Но мои собаки дружно и грозно зарычали сзади, чутко уловив безмолвную угрозу, и мужчина чуть подался назад. Хороший охотник от одной собаки всяко отобьется, но вот у меня, как ни крути, сбитая свора-стая из четырех. От них и вдвоем попробуй отмахайся.
– Ты сказала, что не добыла ничего, – вернулся к первоначальной теме чужак. – А мы в следе и кровь видали, и волокли там что-то.
Не знаю уж почему, но я всей шкурой почувствовала – говорить о том, что Карателя я нашла, нельзя ни в коем случае.
– Не знаю, что откуда. Мы с собаками стадо упустили, плюнули да к дому повернули. Может
