— Так и есть, — тихо сказал Макс, глядя в окно и нервно постукивая о подоконник пачкой сигарет. — Можешь проваливать!
Я была готова к такому повороту. Макс не был бы собой, если бы так легко пошёл ко мне в руки. На понт Макса не возьмёшь.
— Не провожай! — бросила я Максу.
Круто развернувшись, я ушла в детскую и, забрав свою куртку и телефон, вышла из квартиры
17. Макс. День первый
ПУСТЬ ОНА УХОДИТ!
Уходи, малыш! Оставь меня доживать в одиночку!
Сжимаю обеими руками край подоконника так, что хрустят и пальцы и хлипкий, как выяснилось, пластик, только чтобы не броситься за ней следом. Когда я ее драл на этом самом подоконнике, он казался крепче.
Тогда все и было крепче: алкоголь, подоконники, нервы, чувства, наша связь, я сам.
Давай быстрее, детка, рви резко, с места, с мясом!
Слышу, как хлопает входная дверь и внутри меня что-то реально обрывается. Летит стремительно вниз, но не шлепается на дно, а продолжает и продолжает лететь. От этого щекотно в животе так, что тошнота подступает к горлу. Нет во мне дна, хоть я сам давно не на поверхности. Во мне бездна. Такая же огромная, каким я был когда-то.
Великий и гениальный Максим Глинский! Любимчик женщин и черная зависть прочих медийных личностей! Заботливый сын, верный друг! Мужчина Мечты, Любовь всей жизни Хельги Дюран!
Никакие регалии не забыл?
И где он теперь? Кончился. Жалко его? Не-е-ет. Нихуя не жалко! Мне вообще никого не жалко! Ни себя, ни Ольгу, ни муженька ее покойного, ни Еву пиздаболку.
Закуриваю дрожащими от перенапряжения пальцами. Сигарета ломается. Достаю другую. Вижу в окно, как Ольга идет к своей машине. Головка гордо приподнята, хвост развевается на ветру. Снова волосы отрастила… Ей очень идет. Походка плавная, но решительная. Она на секунду замирает у машины, как будто чувствует, что я на нее смотрю. Она не просто чувствует, она это знает. Она вообще меня знает.
На мгновение мне кажется, что она сейчас обернется и тоже посмотрит на меня, но она отмирает и продолжает идти к машине. Есть в ней сила не оглядываться. Для этого нужно много сил. У нее и раньше они были, у соплячки мелкой, а сейчас она выросла. Без меня оперился, окреп мой птенчик. Была же цыпленком — в рот мне заглядывала. А теперь? Орлица! Кого она пыталась разжалобить? Меня? Она?
Это я сломался. Она не может. Из другого материала сделана.
Оля, Оля, Оленька… Какая же ты стала взрослая…
Секунда, другая… Уехала.
Сука, она не должна была возвращаться! Не должна! Зачем она приехала? Французишку своего грохнула? Да неужели это правда?
Боже, в моем давно остывшем аду заметно потеплело, так что я весь взмок.
Я потушил окурок, открыл бутылку с коньяком. Надо успокоиться и взять себя в руки! Я не дам ей выцарапать меня из своего нынешнего мира. Только не ей!
Хотел по привычке из горла хлебнуть, но потом отчего-то передумал. Сполоснул кружку из-под кофе и налил в нее бухло.
Нахуяриться и лечь спать — вот чего мне хотелось больше всего. Чтобы эта встреча оказалась моим глюком. Чтобы не было ее. Чтобы все было, как раньше. Чтобы я не начал снова чувствовать. Неважно что. Бесчувственным быть очень хорошо. Просто заебись!
Этого очень сложно добиться. Я потратил много времени и усилий, чтобы похоронить в себе все и всех, и живых и мертвых. И мне совсем не улыбается, что что-то начало оживать и шевелиться на этом кладбище.
У Ольги там самая красивая могилка. Была… Я любил мысленно посещать ее и подолгу разговаривать с малышкой, зная, что она мне все равно ничего не ответит. Она реально, как будто вернулась с того света. Из прошлой жизни. Не моей.
Та жизнь была НАШЕЙ. В ней я думал, что она моя. Что без меня она всего лишь маленькая, глупая девочка. А оказалось, что это я всегда принадлежал ей, как пес. Вилял хвостом, прыгал до небес. Хозяйка уехала, и песик исдох. Без нее я такой, как был вчера. А сегодня она уже разворошила весь бетон, что я упорно над собой заливал. Как ей это удается?
Скоро приедет сраный клининг. Я огляделся по сторонам, как будто увидел впервые этот бедлам. Когда я мыл посуду в последний раз? Снег еще лежал. И меня это не волновало!
Некоторое время я продолжал стоять посреди кухни в полной растерянности. Конечно я потрясен ее появлением. Моя упорядоченная «счастливая» жизнь пошла по пизде. Какого хрена? Я не планировал возвращаться в жизнь, потому что она тоже не должна была возвращаться.
Я очнулся и выпил залпом то, что налил.
Что у нее случилось? Помощи хотела попросить… Чем я ей могу помочь?
Клялся в ЗАГСе, что буду любить и беречь ее до конца своих дней, Богу обещал, что не брошу ее.
Она сама! Она сама меня бросила. Не могла пережить предательства. А сейчас что случилось, раз снова ко мне пришла?
Не надо ей быть рядом. Я несу смерть, боль и страдания. И все для нее одной. Ей больше всех от меня досталось. А за что? За то, что любила она меня. Бескорыстно, беззаветно, безусловно.
И сейчас любит. Иначе не пришла бы на порог. Досадно, что любить больше некого. Таких, как я нельзя любить. Это равносильно смерти.
Какой бы она ни стала, для меня она всегда будет маленькой несовершеннолетней девочкой, к которой я боялся прикоснуться. У которой я был первым и долгое время единственным.
Быть для кого-то светом в окне, жизнью, всей Вселенной — это такое огроменное счастье! Сколько стихов она мне посвятила? Сколько выплакала по мне слез? Сколько выстрадала рядом, стойко вынося мой отвратительный, мудацкий характер? ЧЕЛОВЕКА УБИЛА!
Эту девочку я берег, жизнь был готов за нее отдать, а после сам чуть не убил. Позволил ей лечь под этого французского петуха.
Ночей не спал, представляя, как он ее ебет! Блядь!
Отпустил вожжи. Надо было землю жрать и в ногах валяться, но прощения выпросить, вымолить, а не выебываться!
Было ошибкой считать, что она никуда не денется. Такими девочками не разбрасываются.
Дьявол, что я за идиот?
Снова свалилась на мою голову. Зачем? Зачем я ей, если весь мир у нее на ладони? Любой будет с ней счастлив.
Я все еще не знал ни одной молитвы, но я просил Бога, чтобы он дал моей маленькой девочке разума и сил больше никогда сюда не возвращаться.
18. Макс. День второй
В последнее время мне все хуже с похмелья. Для этого я покупаю кокаин. Ну, по крайней мере, так я оправдываю свое употребление. Сегодня не исключение — хуево, как обычно, но я не могу заставить себя снюхать хотя бы четверть. Вдруг она сегодня опять придет?
Ольга так испугалась, увидев меня вмазаного. Так себе зрелище. Она и пьяного-то меня видела всего раз, а тут такое… Блядь, стрёмно, пиздец!
Да с хуя ли мне стрёмно? Кто она мне теперь? Бывшая жена. БЫВШАЯ! Нотации приехала мне прочитать? Они мне на хуй не упали!
Как бы я не был на нее зол, она не заслужила моего пренебрежения. Я оделся и пошел в парикмахерскую. Девочки меня узнали. Просили со мной сфотографироваться. Отказал. Нет настроения. Это странно, что еще кто-то помнит мои прошлые заслуги. Я начал отвыкать от излишнего внимания, а тут, нате!
После того, как мастер привел мою шевелюру в божеский вид, внезапно мое настроение улучшилось, и я передумал насчет фотографий. Девочки очень обрадовались, поэтому я старался изобразить самую очаровательную улыбку, пока терпеливо сфотографировался с дюжиной женщин, не меньше.
На улице я остановился и закрыл глаза, подставляя лицо майскому солнцу. Ольга так же уехала в мае. И погода была чудесная! До дома шел пешком. Через небольшой парк. Пахло сиренью и черемухой. Часто гуляли тут с женой.
Не могу я называть ее бывшей, и первой не могу, как она меня зовет первым мужем. Хоть и была вторая жена, а я с Ольгой давным-давно развелся, она никогда не будет моей бывшей. Она всегда со мной, как будто за спиной стоит. Сейчас я обернусь, а она там. Можно не оборачиваться, уверен, что она рядом.
