— Она девушка Джесси, Стив. Это того не стоит, — пытается урезонить Стива его друг, но тот выглядит так, словно у него появилась цель, и ему не нравится, когда ему диктуют, что делать, а это как раз то, что мне нужно.
— В сексе и в «Поместье» все по-честному, — ухмыляется язвительно Стив. — Что я могу для тебя сделать, сладенькая?
— Серьезно, Стив, она для него особенная.
— Она, действительно, особенная. Теперь она может быть особенной и для меня. У Уорда никогда раньше не было проблем с тем, чтобы делиться.
Его слова вызывают желчь, которая подкатывает к горлу, и я наблюдаю, как разумный мужчина с настороженным выражением хватает женщину за руку и уводит ее. Этот Стив, правда, дерзкий и уверенный в себе, но не в привлекательном смысле. Не то чтобы это имело значение. Я не собираюсь целоваться с этим мужчиной.
Я подхожу к стойке у стены и выбираю самый суровый хлыст, какой только могу найти, прежде чем повернуться и уверенно протянуть его ему. Любое нежелание помешает мне, а это единственный способ, которым я могу продемонстрировать Джесси, насколько безумно все это дерьмо. Лицо мужчины расплывается в широкой улыбке, когда он принимает хлыст и пробегает глазами по моему полуобнаженному телу. Я снимаю джинсы и подхожу к подвешенной золотой раме, встаю под нее и поднимаю руки над головой.
— Никаких контактов, только хлыст. Действуй жестко. — Мой голос звучит ясно и абсолютно решительно. Я чувствую себя решительной. У меня вообще нет ни страха, ни колебаний.
— Жестко? — переспрашивает он.
— Очень жестко.
— А как же лифчик? — Его взгляд не отрывается от моей груди.
— Лифчик остается.
— Вполне справедливо. — Он кивает и неторопливо подходит, засовывая рукоятку хлыста в задний карман. Закрепляет мои руки в наручниках на золотой подвесной раме.
— Стив, тебе нужно остановиться.
— Это не твое дело, — рявкаю я.
— Ты ее слышал, она хочет этого. — Прищурившись, Стив смотрит на меня полными вожделения глазами и начинает обходить сзади.
Мое сердце бьется сильно и размеренно, я закрываю глаза, мысленно повторяя слова Джесси.
«Это невозможно. Это невозможно. Это невозможно. Это невозможно».
Я забываю обо всем, кроме них, музыка стихает, и я готовлюсь к собственному наказанию — моему наказанию за то, что превратила Джесси в охваченного хаосом мужчину, за то, что заставила его нуждаться в алкоголе, а не просто хотеть его, за то, что превратила его во встревоженного, невротика... за то, что заставила его сделать с собой такое.
Я слышу это раньше, чем чувствую. Быстрый, резкий щелчок хлыста в воздухе, прежде чем он коснется моей спины. Я кричу.
Срань господня, мать вашу!
Удар вызывает непрерывную колющую боль, распространяющуюся по всему телу, и мои ноги превращаются в желе. Люди добровольно идут на такое? Я добровольно пошла на такое? Крепко зажмуриваюсь. Только сейчас понимаю, что мы не договорились о количестве ударов. Я задерживаю дыхание и стискиваю зубы, когда второй удар обрушивается на спину, и мысленно умоляю себя молчать и принять побои.
Я напрягаюсь, ожидая следующего удара, и когда он меня настигает, беспомощно провисаю на раме. Я в полной власти этого незнакомца. Четвертый, пятый и шестой удары приходят с равными интервалами, пока я полностью не отключаюсь от происходящего, зная только, когда ожидать удар. Меня охватывает безумие. Я совершенно не осознаю, что меня окружает, музыка глухо звучит где-то вдалеке, а голоса стихают. Единственное, на что я обращаю внимание, — это время между каждым ударом и взмахом кожаного хлыста, прежде чем он соприкоснется с моей плотью. Возможно, я в забытьи. Не уверена. Я даже больше не напрягаюсь.
Еще один удар, я снова дергаюсь, моя спина выгибается, голова откидывается назад.
— НЕЕЕЕЕЕЕТ!
Рев, который так хорошо мне знаком, возвращает меня к действительности, когда еще один обжигающий удар распространяется по спине. Я вздрагиваю от шока, металлические оковы громко лязгают у меня над головой. Я не могу открыть глаза. Голова тяжелая, тело безжизненное, руки ничего не чувствуют.
— Господи! Ава, нет! — Его голос громкий, но прерывающийся. Мое тело начинает слегка раскачиваться, и я чувствую по всему телу его теплые руки. — Джон, освободи ей руки! О Боже, нет, нет, нет, нет, нет, нет!
— Бл*дь!
— Джон, мать твою, освободи ее! Ава? — Он в ужасе.
Меня хватают и гладят по всему телу, я чувствую неуклюжее прикосновение больших ладоней к моим запястьям. Мои руки опускаются, они, словно налиты свинцом. Я обвисаю в его объятиях.
— Ава? О Боже, пожалуйста! Ава? — Смутно осознаю, как меня двигают.
А потом наступает боль.
Ох, Боже милостивый!
Моя плоть, словно в огне, боль исходит от каждого нервного окончания на спине и за ее пределами. Меня тащат, а я даже не могу заговорить, чтобы сказать ему остановиться. Я никогда не испытывала такой боли, как сейчас.
— Не дай ему уйти! — Голос Джесси звучит приглушенно, но я знаю, о ком он говорит, и сквозь туман понимаю, что, вероятно, только что обрекла Стива на верную смерть.
Нужно это остановить. Я сама попросила его сделать это с собой, хотя сейчас мне интересно, какого черта я так поступила. Я, действительно, полностью обезумела, но потом я напоминаю себе о причинах. Возможно, Джесси не будет с охотой идти на такое, если столкнется со мной, следующей его примеру. Но, не смотря на все, захочет ли он снова напиться или чтобы его выпороли? Боже, надеюсь, что нет. Не думаю, что смогу повторить это снова. Сквозь ошеломленное состояние понимаю, что, возможно, только что положила начало очень серьезному порочному кругу наказаний. Стоило ли мне это делать?
Под спор моих сумасшедшей и здравомыслящей сторон слышу грохочущие шаги Джесси и множество потрясенных охов, пока меня несут через «Поместье».
— Что за черт! — звучит издалека ошарашенный голос Кейт. — Джесси?
Он не отвечает. Все, что я слышу, — низкий рокочущий голос Джона, затихающий на заднем плане вместе со всей суматохой, которую я вызвала. Мне все равно. Хлопает дверь, и через несколько мгновений я чувствую его бедра и диван, а я лежу у него на коленях.
— Глупая, глупая девчонка, — раздаются его надтреснутые рыдания. Чувствую, как он утыкается мне в шею, вдыхает запах моих волос и лихорадочно гладит по голове. — Сумасшедшая, глупая девчонка.
С трудом открываю глаза и тупо смотрю вперед, на его грудь. Мне очень больно, но совершенно нет желания двигаться или выражать свой дискомфорт. Я чувствую спокойствие, словно парю, наблюдая эту шокирующую сцену со стороны. Что, если мои попытки заставить Джесси понять мою точку зрения провалятся? Что, если он снова накажет себя? Я не вынесу, проходя через это снова, и не только потому, что я в абсолютной агонии — я не смогу видеть, как Джесси стоит на коленях, принимая удары от Сары или кого-либо еще, если уж на то пошло. Не то чтобы я смогла бы, в принципе, выкинуть этот образ из головы. Он будет запечатлен в моем мозгу до конца жизни. Ничто не сможет стереть его. Ничто.
Не знаю, сколь долго мы сидим в тишине; я смотрю вдаль, полностью оторванная от настоящего, а Джесси рыдает мне в волосы. Кажется, прошло несколько часов, а может, и больше. Я потеряла всякое чувство времени и реальности.
В дверь стучат.
— Что? — Голос Джесси отрывистый и низкий, и он несколько раз шмыгает носом.
Дверь открывается, но я не знаю, кто там. Я так долго смотрела в пространство, что глаза, возможно, заклинило. Слышу рядом какое-то движение, и как перед нами что-то опускают на стол, но кто бы это ни был, он не произносит ни слова. Уходит так же тихо, дверь кабинета закрывается почти бесшумно.
Джесси слегка двигается подо мной, и я с резким, болезненным шипением вдыхаю. Он замирает.
— О, Боже, — звучит взволнованно. — Детка, мне нужно передвинуть тебя, нужно осмотреть твою спину.
Я мягко качаю головой и прижимаюсь лицом к его обнаженной груди. Будет чертовски больно, если он переместит меня. Мне хочется отложить это куда подальше. И я прекрасно понимаю, что его спина — кровавое месиво, а он откинулся на спинку дивана, пока я, сидя у него на коленях, прижимаюсь к нему. Должно быть, ему самому очень больно. Что мы за парочка сумасшедших, больных засранцев, бросающих друг другу вызовы.
