— Селина стояла на коленях перед распятием и горячо молилась. Когда вошёл посторонний, она не шелохнулась. Не шелохнулась, и когда похотливый ревизор принялся ее разоблачать. Лишь повела носом с отвращением.
— От монаха пахло потом и козлом. Снимай рясу! Хрипел он, задирая ее через голову.
«От Инкуба и то лучше пахнет!» — подумала Селина, уступая.
«Следуй за Мной». — как говорила Святая Елизавета! — Отец ревизор стал раздеваться.
«И из такой хорошенькой монашки надо будет изгонять дьявола? Ничего, справимся! И не таких обламывали! — Монах смотрел на малышку, не скрывая похоти. Пожалуй, я сам ею и займусь!» Своей рясой монах занавесил распятие.
— А ведь мы совершаем грех! — Селина молча подняла руки, позволяя снять с себя одежды. На секунду закрыла глаза.
— Все мы грешны! Какая юная грешница. — Монах стал гладить ее как барышник лошадку. Какие красивые темные волосы…
Девушка вздрагивала от омерзения.
— Завтра тебе предстоит обряд экзорцизма! — сама понимаешь, чем ласковее ты будешь, тем больше шансов у тебя будет этот ритуал пережить и остаться в живых! Ну и за все прегрешения разом и ответишь! А я помолюсь за тебя!
— Экзорцизм! — Селина испуганно захлопала глазами. — Это что, меня будут снова жестоко пороть?
— Вот именно! И далеко не так нежно, как это делает с вами, грешными, матушка Изольда! Олененок ты мой сладкий! — Монах бесстыдно лапал малышку.
«То есть я получила рандеву перед смертью! Прямо таки королевская милость для раскаявшейся грешницы! Мне осталось получить удовольствие, возможно, последнее в земной жизни! А монашки меня отпоют и закопают! De mortuis aut bene, aut nihil.[240] — Девушка продолжала стоять на коленях и не двигалась, закрыв глаза и наслаждаясь ласками. — А впереди у меня смерть мучительная и адский огонь! Что ж, я сама выбрала свою участь!»
Единственно, что запах весьма портил удовольствие.
— Кайся, грешница! — Монах глотнул пива и потащил монашку на кровать. — Edite, bibite, post mortem nulla voluptas![241]
Мужчина озверел от похоти и желания. Перед ним белело нежное юное тело, и сейчас уже ни небеса, ни преисподняя не отговорили бы его от того, чтобы взять его.
«Пусть делает то, зачем пришел!» — Селина не сопротивлялась. Она просто закрыла глаза.
— Грешница! — Монах раскинул ей ножки, потискал руками лобок и накрыл девушку своим телом. Своим слюнявым ртом, пахнущим пивом и чесноком он впился в рот девушки, а уд стал толкать в нежное лоно. «Не девственница, понял он, но сладкая!»
«Вот оно, мое последнее свидание! — Селина просто лежала на кровати, на спине раскинув ноги и ожидая, когда всё это кончится. — И никакого удовольствия!»
— Сладкая юная грешница! — Монах был толстый и потный.
Монашка смотрела в потолок и молчала.
— Сладкое тело! — Он оторвал свои губы от Селины и сделал ей глубокий засос на шее, продолжая двигаться внутри. — будешь лежать как полено — завтра запорю!
«Леди не шевелятся!» — Вспомнила монашка старинную пословицу.
Маленькая келья заполнилась запахом пота толстого ревизора. Потрескивали в камине дрова.
А в это время матушка Изольда молилась в своей келье. Монашки резали прутья на берегу и готовили их к завтрашнему ритуалу. «Отец Ревизор может запросто запороть насмерть такую малышку, думала Катрина. Однако, есть одно средство…
Схожу-ка я к нашей поварихе! она поможет!»
— жако, если она отдаст богу душу во время ритуала. А у отца ревизора рука тяжелая. Не даром молодые годы он провел не в монашеской рясе, а в рыцарских латах! Будем выручать девушку! — Вдвоем с поварихой они распарили краснотал в кипящей бочке с уксусом. Теперь прутья стали не только более гибкими, но и потеряли часть своей секучести. У несчастной Селины появился шанс на спасение.
— А утром я намажу ее бальзамом на основе гусиного сала! — пообещала повариха. — От боли и полос он не спасет, но заживет быстрее! Катрина, в свое время испытавшая бальзам на себе, согласилась.
* * *
Первой задачей монаха-экзорциста является распознание, имеет ли он дело с действительным влиянием лукавого. Но отец ревизор не хотел этим заниматься. «Есть в ней бес или нет — все равно выгоним! Сейчас я устрою ей покаяние!» — Монах не думал о том, что завтра ему предстоит — хрипел над делом девушки, упиваясь ее беззащитностью и своей полной властью!
Селина попробовала отвечать на его ласки, но в сравнении с суккубом он был ужасен. Девушка, тем не менее, честно пыталась, даже обняла его за шею, и сама поцеловала, морщась, и подалась вперёд, начав двигать тазом и бёдрами.
— Ревизор вдруг понял: что-то не так, где-то притаилась опасность.
Повернув голову, он увидел крысу, подбирающуюся к окороку.
— Изыди! — Он швырнул в нее подушкой. Обиженно пискнув, крыса убежала в нору. Монах, повернувшись к девушке, продолжил свою работу. «Пожалуй, стоит получить еще немного удовольствия!»
Он сел Селине на грудь и потребовал от юной монашки «Seminen in ore[242]». Ибо после греха с Инкубом грехом больше — грехом меньше не так уж и важно! А завтра за все грехи она ответит на монастырском аналое.
— Тут, наконец, отец Ревизор понял, что его насторожило. Запах! В келье пахло смертью. Это был тот самый, сладковатый запах крови, который ощутила Матушка Изольда при виде Инкуба, запах был ядрёным, приторным. Сейчас повисший аромат крови был слабее, но от этого ощущался не менее отчётливо. — Открой рот, грешница, — хрипел он, думая, что сейчас никакой запах его не остановит!
«Гадость! — Селина зажмурилась, задержала дыхание и открыла рот… — Ну почему он не может кончить?»
Над старым монастырём, проплывало однотонное серое небо.
«Похотливый монах! — думал Инкуб, для удобства превратившийся в крысу. — У тебя такие черные помыслы, что завладеть твоей душой не составит никакого труда!»
А монах, получив требуемое, урчал от удовольствия:
— Давай, грешница!
Селина давясь от омерзения, старалась не дышать, во рту сразу появился противный вкус и только Сатана знал, как её не стошнило.
«Потерпи, моя девушка, — думал Инкуб, добравшись до окорока и наблюдая из-за него всю картину! — Мне нужна душа этого грешника!» А отец ревизор наконец-то стал разряжаться:
— Глотай! — требовал он. — Глотай, моя сладкая грешница!
Но Селина закашлялась…
— Это дорого тебе обойдется! — Обиженный монах отодвинул член он Селининых губ и дай ей несколько сочных оплеух. Шлеп! Шлеп!
Селина застонала и зажмурившись. Голову удержала кровать.
