— Ты же понимаешь, что у меня больше денег, чем у тебя. Гораздо больше денег. Я сам могу заплатить за свой двухдолларовый тако.
— Что делает мое предложение заплатить еще более щедрым. Господи, да перестань же ты сопротивляться! — Я с рычанием хлопаю его по плечу. — Мне нужно выбраться из этого дома. Я начинаю чувствовать себя как в могиле. И, пап, я не хотела тебе этого говорить, но ты начинаешь очень плохо пахнуть. Если ты настаиваешь на сохранении бороды, то тебе, по крайней мере, нужно принять душ.
— Я подумывал о том, чтобы стать хиппи и все время купаться в собственном естественном запахе.
— Мило. Это не должно ни на йоту повредить твоим будущим перспективам знакомства. — Моя левая рука все еще лежит на его спине, поэтому я чувствую, как напрягаются мышцы его плеча.
Мы еще не говорили о том, что он хочет делать дальше, планирует ли он дать отношениям с мамой еще один шанс, или если это не так, то они закончили, и он подаст на развод. Честно говоря, я просто не могу об этом думать. Конечно, эгоистично, прямо сейчас ситуация все еще кажется мне довольно нормальной, но если мои родители разведутся, не знаю, как это повлияет на мой взгляд на будущее. Я действительно не знаю, кем бы я была в мире, где мои родители больше не были печально известными Кэмероном и Селестой.
В конце концов, на самом деле не имеет значения, что я думаю. Это их дело. Их проблема. Их совместная жизнь. Я достаточно взрослая и зрелая, чтобы понять и принять это. А вот Макс, с другой стороны... Боже, понятия не имею, как он все это воспринимает. Он, должно быть, так чертовски запутался. Для одиннадцатилетнего ребенка вся эта неразбериха должна быть откровенно ужасающей.
Скоро у Макса будет двенадцатый день рождения. Наша семейная традиция в этот день посещать аквариум в Беллингеме, но одному Богу известно, что будет в этом году. Мама определенно захочет провести с ним весь день, и папа тоже. Неужели они будут драться из-за него, как будто он какая-то пешка, которую используют, чтобы причинить боль другому человеку? Я очень надеюсь, что нет. Я не смогу спокойно стоять и смотреть, как это происходит.
Если мама и папа действительно разведутся, то в какой-то момент один из них снова начнет встречаться. В конце концов, в жизни Макса появятся новые люди, люди, которых просто не должно быть, и ему придется расти в этом странном, чуждом детстве, которое мне, Слава Богу, не пришлось испытать. Из-за этого мы станем совсем другими людьми, и это, по-моему, самая печальная вещь в мире.
Все эти мысли приходят мне в голову в одну мучительную долю секунды. Папа кладет руку на перила, поворачивается ко мне, и когда я вижу выражение его лица, у меня возникает ощущение, что все эти мысли только что тоже пришли ему в голову. Если бы я могла, то облегчила бы тяжелую ношу, которую он несет на своих плечах. Я бы убрала хмурый взгляд, который пронзает его лоб каждый раз, когда он просыпается. Если бы кто-то мог взмахнуть волшебной палочкой и дать мне один шанс на путешествие во времени, предлагая мне возможность вернуться назад и изменить только одну вещь, я бы не изменила того, что произошло со мной в ванной Леона Уикмана. Я вернулась бы и нашла свою мать за день до того, как она впервые позволила себе стать жертвой своих желаний и переспать со своим боссом, и я бы рассказала ей обо всех обидах и страданиях, которые она причинит, если не вспомнит, что она замужняя женщина.
— Не думаю, что нам стоит беспокоиться о моих будущих перспективах на свиданиях, — устало говорит папа. — Роли - маленький городок. Я ходил в среднюю школу вместе с большинством здешних женщин и я бы не стал встречаться ни с одной из них, даже если бы они были одиноки. Никто из них не изменился с тех пор, как мы были старшеклассниками, а тогда они не были особо хорошими людьми. Не думаю, что кто-то из нас был.
— Пап…
— К черту все это, — громко говорит он, хлопая ладонью по перилам. — Этот разговор только что стал очень мрачным и удручающим. Мне действительно нужно выбраться из дома. Может быть, эти тако — не такая уж плохая идея, в конце концов. Дай мне двадцать минут, и мы отправимся.
Он поворачивается и бросается вверх по лестнице, прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще. Конечно, мне не хотелось продолжать этот разговор. Он действительно стал мрачным и чертовски тоскливым.
Мне удается загнать Ниппера на кухню, пока папа наверху готовится, и надежно запираю собаку внутри, когда он спускается вниз, одетый в свежую, отглаженную рубашку на пуговицах и чистые джинсы. Он выглядит как совершенно новый человек. Гораздо более счастливый человек, чем тот, который только что смотрел на меня с лестницы. Ему даже удается улыбнуться, когда он хватает свои потертые красные Конверсы с полки для обуви у двери и начинает обувать их.
— Не уверена, что это подходящая обувью, пап. Погода не очень.
— Не будь таким ребенком. В восьмидесятых годах я носил их и в дождь и в солнце. Почти уверен, что со мной все будет в порядке.
Мы вместе смеемся, шутим, спорим о том, какая музыка лучше — восьмидесятых или девяностых, когда папа распахивает входную дверь, и мимо нее проносится фрагменты мусора.
— Господи! — Он блокирует дверь рукой, не давая мне сделать шаг вперед.
Снарядом — вероятно, это самый удачный термин — оказался одним из столбов соседнего забора... и он едва не угодил папе в лицо. Колотый конец столба теперь зарыт в нашу лужайку перед домом, сам столб торчит из лужайки под странным углом, покачиваясь от силы, с которой он ударился о землю.
На подъездной дорожке лежит по меньшей мере четыре дюйма свежего снега, мокрого и плотного как цемент. Местами земля заметно переувлажнена и покрыта грязью. Когда порыв холодного, ледяного ветра кружит вокруг крыльца, пытаясь найти свой путь в дом, папа отступает и тащит нас обратно, чтобы он мог захлопнуть дверь.
— Хорошо, — соглашается он. — Думаю, я найду свои ботинки.
Через несколько секунд после того, как эти слова слетают с его губ, свет в коридоре мигает и гаснет.
Я: беспокоюсь о тебе. У тебя еще есть электричество? У нас уже нет.
Алекс: Да. Здесь отдельная ветка. На случай, если ты забыла, Солтон-Эш — это пятизвездочный трейлерный парк
Я: мы с папой едем в закусочную. Присоединишься к нам?
Алекс: сомневаюсь, что благодетельные жители Роли оценят мой приход. Все равно через пару часов мне надо будет работать. Заберу тебя завтра в школу?
Я: Да, пожалуйста.
Алекс: Сильвер?
Я: Да?
Алекс: Ti Amo, Tesoro. (прим.с италь. — Я Люблю Тебя, Милая.)
Я: я знаю, что это значит. И я тоже тебя люблю.
В некоторых маленьких городках, когда отключается электричество, местные жители задраивают окна и двери и остаются дома, пережидая мать-природу со своими семьями, проверяя свои штормовые фонари, роясь в кухонных ящиках в поисках батареек, одалживая ароматические свечи из своих ванных комнат и стараясь как можно реже открывать дверь морозильника, чтобы избежать размораживания пищи внутри.
Но только не в Роли. Большинство жителей Роли собираются вместе, принося все неэлектрические развлечения, которые есть у них дома, от досок для игры в Скрэббл, и колод карт, до книжек-раскрасок для детей, и все сходятся в закусочной у Гарри. Однажды мама Холлидей даже принесла пиньяту, которую купила накануне дня рождения младшего брата Холлидей, и дети устроили импровизированную вечеринку. Они выбирали песни, которые хотели услышать в музыкальном автомате, танцевали и играли до тех пор, пока не устали настолько, что рухнули один за другим на пол закусочной и заснули, как измученные щенки.
Мы с папой придерживаемся традиции Роли, направляясь в сторону закусочной, небо над нами настолько темное, что кажется, будто приближаются сумерки. Горизонт словно кровоподтек, агрессивного оттенка фиолетового. Даже в начале зимы, к одиннадцати часам утра, как правило дни становятся светлыми. Но только не сегодня. На полпути к Гарри небо становится еще темнее, и папе приходится включать противотуманные фары фургона, пока мы осторожно преодолеваем оставшуюся часть пути через город. За ветровым стеклом качели в передних дворах раскачиваются и бешено крутятся, деревья дико раскачиваются, небезопасно клонясь слишком низко, и все же, несмотря на безумие и все опрокинутые мусорные баки, мир остается неподвижным. Он словно покинутый, пустынный, как будто конец света действительно наступил, когда мы с папой отсиживались в доме, и никто не подумал нам об этом сказать.
