— Алкашка?
— Да вроде бы, нет. Ну может, пила, но так чтобы сильно — нет.
— Ладно, иди посмотри за девочкой. Не нравится мне это.
Достаю аптечку и жду, сам не знаю чего. Ментов надо вызывать, да и забрать девчонку у шалавы, а не вести с ней светские беседы. Сегодня избила, завтра на мороз. Сука.
Перевожу взгляд на вошедшую девчонку. Только сейчас заметил, насколько она худенькая. Если бы не симпатичное миленькое личико и очень красивые глаза, сказал бы что передо мной пацан. Стрижка даже не под мальчика, а что-то оборванное, как будто наспех ножницами обстрижено.
— Садись, — ставлю стул рядом с диваном. — Тебя как зовут?
— Женя.
— Тебе сколько лет?
— Скоро четырнадцать, — охренеть. На вид лет десять.
— Тебя мама вообще кормит?
— Кормит, я просто сама по себе худая, — быстро тараторит девчонка, опуская взгляд на свои руки. Херово врет.
— А ты дашь мне тебя осмотреть?
— Нечего меня осматривать, — грубо бросает она. — Она меня не бьет, как можно подумать. Так случайно получилось. Первый раз.
— Первый раз до крови?
— Ай! — дергается девчонка, как только я провожу ватой, смоченной антисептиком по ее брови.
— Давай мы позвоним в милицию? Тебя там не обидят. Может быть, заберут в другую семью, — неожиданно произносит мама.
— Нет уж. У меня маленькая сестренка. Как она без меня будет? Не хочу ее бросать. Закончу школу, а дальше поступлю в колледж или университет и уеду в Питер. Буду жить в общежитии и работать. Я узнавала, так можно. Да и… мама же неплохая. Просто…
— Просто блядь, которая каждый раз выбирает нового ебаря вместо благополучия дочери. В свою очередь блядь, она же мать, херачит дочь, потому что ее многочисленные мужики, обвиняют дочь, что та, сука такая, позарилась на их член, тогда как сами ее домогаются.
— Леша! — прикрикивает на меня мама, словно мне снова пятнадцать, и я не по-детски нашкодил.
— Ой, пардон, шлюха, трахарь, бьет и что там дальше было? Половой орган. Тебя уже как, насиловали ее мужики или обходилось?
— Прекрати, — вновь одергивает меня мама.
— Да что тут прекращать? Лучше детский дом, чем вот это вот все. Мало того, что мамаша шалава, так еще и явно подбухивает. До универа, Женя, можно не дожить, — вполне серьезно произношу я, смотря девчонке прямо в глаза. — Закончатся у нее деньги на бухло, так она тебя быстренько подложит под того, кто их сможет ей подкинуть. Или в следующий раз выгонит в подъезд, а там и помрешь от холода. Ее на раз-два лишат родительских прав стоит только заявить и получить отклики соседей.
— Ни один ребенок не выберет детский дом, — качает головой.
— Из двух зол надо выбирать меньшее.
— Она такого раньше никогда не делала. Честно, — вновь утирает слезы. Наивняк. — Просто так получилось. Она меня толкнула, я ударилась.
— А это тоже ты ударилась, когда падала? — указываю взглядом на следы на руке то ли от ремня, то ли от скакалки.
— Отстаньте от меня. Мама просто в него сильно влюбилась и думает, что я тоже. Не знаю почему так думает. И она не пьет. Не надо так говорить о ней! Она завтра остынет.
— Мам, поставь нам всем чайник. Я, правда, хлеб забыл купить. Сваргань чего-нибудь по-быстрому, пожалуйста.
— Сейчас сделаю бутерброды. Черный хлеб остался.
— Давай.
— Она не изменится. И ты это знаешь, — совершенно серьезно произношу я, как только мама уходит на кухню. — Приложи это ко лбу.
Встаю со стула и подхожу к шкафу. Достаю из ящика шерстяные носки и протягиваю девчонке.
— Переночуешь сегодня здесь. Но ты плохо закончишь, Женя. В этом Мухосранске в принципе мало кто живет хорошо, а уж у тебя перспективы вообще херовые. Станешь такой как мать рано или поздно, пусть и не по своей воле.
— Нет, я — другая. И то, что она сказала, ну… то слово. Я такого никогда не делала. Не знаю почему она так сказала. Клянусь. Я не такая.
— Потому что ей так говорят ее мужики. И будут так говорить и дальше, а она тебя бить. Еще не поздно свернуть свою жизнь в другое русло.
— Нет, — вновь качает головой. — В детдоме хуже, я точно знаю. У меня все нормально будет. Так, как я сказала.
Ну и дура. Не будет. Может, и до шестнадцати не доживет. А если и доживет, то… ну и хер с ней, своего дерьма хватает.
***
Долго смотрю на коробку и рядом лежащий шокер. Бежать кое за кем я не собирался, но спустя полчаса, прихватив коробку, все же иду к сестринскому посту.
— Это твое, — ставлю рядом с ней коробку. — Ты меня неправильно поняла, Женя. Точнее я неправильно выразился. Мой комментарий относился не ко мне, а в целом к мужчинам. Если бы я захотел тебя ударить, я бы это сделал сразу. Ты знаешь, эта вещь тебе и вправду нужна, — протягиваю ее коробку.
— А где фраза про то, что вы не бьете женщин?
— А я должен ее сказать?
— Ну, конечно, чтобы выглядеть лучше в моих глазах.
— У меня нет цели выглядеть лучше перед кем-либо. Скорее наоборот.
И ведь правду сказал, нет у меня такой цели. Только сказать открыто, что могу избить мразь, даже если она окажется женщиной, почему-то не решаюсь. Хотя, ясное дело, почему. Не с такой как Женя это обсуждать. Она не поймет. Мало вообще кто поймет.
— Я была не права. Извините за то, что реально ударила вас шокером. Это недопустимо. Хотите ударьте меня в ответ, — усмехаюсь в голос.
— Я не настолько сногсшибательный. Удачной тебе смены.
Хорошая девочка Женя. Ведь хорошая? Наверное, все же да, несмотря на испорченную с детства жизнь. Но я и не собираюсь из нее делать плохую девочку. Просто… куплю. Куплю ей новую жизнь.
Глава 8
Не может жизнь баловать четыре дня подряд. Всему рано или поздно приходит конец. Несколько дней назад я как ребенок радовалась тому, что Зорин забил на студентов из-за внезапной повальной заболеваемости медперсонала отделения и передал нашу группу тупоголовому интерну. А вот сейчас я прочувствовала всю «прелесть» сего хаоса на себе. Я — в панике. И вовсе не от того, что работаю уже четвертый день подряд по двенадцать часов в день. Усталости я не ощущаю. Для меня во всем этом были сплошные плюсы.
Во-первых, больше заработаю, во-вторых, на занятиях я как бы присутствую и ничего отрабатывать мне потом не придется, за это, конечно, спасибо Зорину. Хотя, по большому счету, благодарить его не за что, так как он сам попросил меня выходить на смены, ибо просто тупо почти некому работать. И все бы было супер, если ли бы сейчас, рассматривая в руке катетер, я бы не впала в ступор. Я тупо не умею делать катетеризацию мочевого пузыря мужчинам. Хуже всего, что помощи мне просить не у кого, ибо этого почти никто не умеет с нашего отделения. А кто умел из врачей, тот преспокойно лежит дома и болеет. Консультант с урологии в отпуске. Итого, я в полной заднице, просто потому что придется идти к Зорину, чтобы он хоть как-то разрулил эту ситуацию.
За прошедшие четыре дня, после моего удара шокером, он обратился ко мне лишь однажды на занятии с просьбой взять дежурства. Все. Больше ни слова. Не знаю какие мысли у него на мой счет, но я его всячески избегаю. Даже на пятиминутках ни разу не посмотрела ему в глаза. Просто потому что боюсь этого мужчину. С другими все и всегда было понятно. От них я знала чего можно было ожидать. Зорин — совершенно другой экземпляр. Он точно со мной во что-то играет. Проблема в том, что я не знаю правил игры. А незнание всегда порождает страх. Да взять тот же катетер у меня в руках. Знала бы и умела, так и не тряслась бы сейчас как осиновый лист. Ненавижу это состояние. Готова сделать все, что угодно, дабы не идти к Зорину.
