— Ма-ам, ну хватит уже, — я уже готов был немощно застонать от чрезмерного напора своей любвеобильной мамочки и даже уверовать, будто действительно ощущаю знакомый дискомфорт-раздражение от всех ее гиперактивных пестований. Но, при всей моей сыновьей любви или того, что от нее осталось, все это было сыграно и разыграно мною от и до на чистых, прописанных под кожей Кировских инстинктах.
— Когда не смогу этого делать физически, тогда и будешь хныкать. А сейчас даже не думай лишать меня такого удовольствия, тем более в моем собственном доме. Хотя… — но чего я совсем не ожидал в эти минуты, так это резкой смены настроения Риты Стрельниковой. Как она вдруг станет очень серьезной и болезненно нахмурится. — Если тебе не хочется и все происходящее вызывает один лишь раздражающий дискомфорт, то тебе не обязательно никуда выходить. Я прекрасно все пойму и обижаться не стану, не говоря уже о скором приезде твоего отца. Я старалась все эти дни обходить в разговорах связанные с ним темы, поэтому… Для меня куда важнее твое спокойствие и относительно удовлетворительное самочувствие. А гости, включая Шевцовых и Рину, думаю твоему отсутствию особого значения не придадут. Если кто спросит, я всегда могу…
— Не стоит, мам. Все хорошо. Если что-то пойдет не так, я всегда могу развернуться и уйти. И постараюсь сегодня держаться от Стрельникова-старшего как можно подальше. А то мало ли…
— Ну, вот. Теперь я точно буду переживать об этом весь вечер. Нужно было отменить это сборище еще три недели назад. Почему я всегда думаю о таких вещах задним числом?
Пришлось выдавливать в ответ утешительную улыбку, пусть в последнее время актерские потуги лезли из меня того еще сомнительного качества.
— Потому что это твой любимый праздник. По крайней мере, когда-то им был и всегда занимал в календаре первое перед Новым Годом место. Не стоит из-за моих временных проблем портить себе столь редкие в твоей жизни приятности. Когда еще ты сможешь побыть рядом со своим супругом, убеждая всех окружающих и, в первую очередь, себя саму, что вы самая счастливая в мире пара? Маленькие иллюзии тоже имеют право на существование, пусть и очень скоротечное.
Удивительно уже только то, что я впервые за столько дней разродился на такую впечатляюще длинную, еще и полностью осмысленную тираду. Но чего не сделаешь ради того, чтобы заговорить собственную мать, дав ей хотя бы еще часик пожить в мнимых фантазиях так называемой полноценной семейной жизни.
— Господи, и когда мой мальчик успел так вырасти, возмужать и поумнеть не по годам? Я действительно самая счастливая мать в мире, пусть счастливой женой мне так и не суждено было стать.
Ну, вот, началось. Надеюсь, до рыданий дело не дойдет, и Рита Стрельникова успеет себя взять в руки. А то макияж, тушь, опять заново накладывать идеальный грим. Правда, губки она все же стоически поджала, пока ревностно гладила мне руки от предплечий до локтей и обратно, силясь все это время не заплакать и кое-как удержаться от накатывающего то и дело соблазна сделать это по-настоящему и от всей души.
— Это тоже далеко не маленький джек-пот. — ванильно-приторные утешалочки продолжаются. Похоже, я сегодня в ударе. На Оскар не претендую, но и для меня самого это уже практически непосильный подвиг.
— Знаю, дорогой. Знаю. Поэтому и ценю этот редкий дар каждую минуту своей жизни. И я бы многое отдала, чтобы ты тоже рано или поздно (но лучше как можно раньше) получил заслуженное тобою счастье сполна. Ты и представить себе не можешь, как же сильно я хочу видеть своего мальчика счастливым.
Ее теплые, мягкие ладошки охватили не менее ревностным порывом мое наряженное лицо и меньше, чем через секунду после пылких пожеланий Рита Стрельникова прижалась губами к моей щеке.
Как символично. Я даже что-то почти почувствовал, хотя сразу же интуитивно заблокировался изнутри от любой возможной реакции на слова матери. Научился этому еще в психушке. Отключаешь слух, внимание, чувства. Что-то, конечно, продолжаешь ловить, но лишь поверхностным рикошетом — прилетело, ударилось, отлетело. Может и оставило какой-то след, но, скорее где-то в глубоком подсознании.
— И я верю, что так оно и будет. Обязательно будет.
Слава богу, хоть поцелуй закончился. Пришлось опять давить неискреннюю улыбку глядя в чуть заслезившиеся глаза Маргариты Петровны.
— Спасибо, мам. Ты у меня самая клевая и ни с одной официально признанной королевой не сравнима…
— Дурачок ты мой ненаглядный. Как же я тебя люблю, — но, судя по загоревшемуся в ее глазах довольству, мои чистосердечные комплименты явно пришлись ей ко вкусу. — Буду ждать тебя в гостиной вместе с гостями. И не устану повторять, что самый бесценный подарок в моей жизни — это ты. Все остальное — мишура и бессмысленные глупости…
Зато, каким красивым вышло наше прощание. Пусть и в присутствии притихшей в смежной комнате Анастасии Павловны, но лично меня последнее как-то особо не раздражало. Меня уже в принципе мало чем было можно сегодня достать или вывести из себя. Все эти бытовые проблемы, снующие взад-вперед незнакомые лица теперь казались какими-то далекими и несущественными, как мелькающие на экране картинки. Вроде бы и есть и с тем же самым — всего лишь визуальная иллюзия, которая с легкой руки может свернуться в черноту пустого монитора, достаточно лишь нажать на нужную кнопку.
Разве что выбирать для этого момент приходилось с особой тщательностью. И то, если бы я хотел рубануть этот гребаный узел сразу, сделал бы это намного раньше и явно не в Одонатум-е. Но звездам или костям, выпавшим случайной комбинацией чисел, суждено было сложиться именно так. Пусть я и не верил в судьбу со всякой эзотерической чушью, только вот проигнорировать данное стечение обстоятельств просто не смог… А может и непросто.
Не даром мне дали эту передышку и столько времени на частичное восстановление. Сиюминутные хотелки, как правило, выгорают очень быстро и мало чем ценным восполняются, а настоящая идея-цель — держится и разрастается не за один день. Зреет, наращивает толстую кожу, приобретает четкие, а, главное, полностью осмысленные очертания. Ну, а когда она превращается в маниакальную одержимость, тогда иного выхода уже и не остается. Только подчиниться ее нещадному прессингу, сделав в конечном счете то, что она от тебя и требовала все это время.
И ты обязательно это сделаешь. Поскольку иного выхода просто не существует. А если и существует, то более простой и совершенно бессмысленный. Поэтому… Только так. Пока сознание и рвущие тебя изнутри проснувшиеся все враз демоны не получать своей долгожданной крови-жертвы.
И это отнюдь не сделка с совестью, с судьбой или со смертью. Есть пути, которые выбираем не мы. Но только мы можем решить, как именно через них пройти, даже если они ведут сквозь Ад. Как там говорил старина Уинстон, который Черчилль? "Iф уоу'ре гоинг тхроуж хелл, кеер гоинг. — Если вы идете через ад — не останавливайтесь."
Какой останавливаться? Какой запираться в своих комнатах и тупо чего-то ждать? Меня уже подсознательно толкает из них на выход. Кажется, я это и делаю не потому, что готовился к данному безумию все последние недели, а потому что так надо. Так требуют управляющие мною бесы.
Тело движется по инерции в правильном направлении. В голове почти пусто, если не считать наполнявших ее звуков живой музыки, которая, как ни странно, стимулирует, держит в тонусе мышцы с правильными эмоциями и пропитывает почти под завязку своей воспаленной энергетикой. А может и не своей. Да и какая, в сущности, разница, какой и чьей. Главное, что насыщает нужными силами, а не вытягивает последние. Помогает преодолеть целое пространство из длинного коридора, ни разу не резанув по коленным сухожилиям лихорадящей слабостью и не ударив в голову оглушающей контузией.
Сравнить происходящее и воспринимаемое мною, как с абстракцией нестабильных снов, как ни странно, но совершенно не поворачивается язык. Наоборот. Все, на удивление, четкое, контрастное и статичное, освещено умеренно яркой подсветкой из декоративных гирлянд и прочим осветительным оборудованием, делающим внутренности громоздкого особняка намного светлее пасмурного дня за окнами. А вот в окна я как раз и не смотрю. И даже не тянет, хотя они и рядом, достаточно сделать всего пару шагов и выглянуть на подъездной двор-аллею.