Пытаюсь отвлечься и перевожу взгляд на позолоченный карниз, с которого свисают тяжелые шторы. N захлопнул их наглухо, чтобы нас не тревожил дневной свет и стеклянная высотка, которую возвели преступно близко. Впрочем, в центре по-другому не бывает, каждый драгоценный сантиметр земли на счету и всем плевать на клаустрофобию.
В мою голову приходили идеи получше, чем остановиться в крупном отеле, где можно нарваться на взгляд знакомого или знакомого знакомого, но я страшно устала от второсортных мотелей. От условно свежих простыней и унылых интерьеров с неожиданными вкраплениями Египта. Почему они так любят орнамент с усыпальниц? А загородные дома, как ни странно, за городом, дорога забирает почти всё время, которого и так никогда не хватает.
N вновь и вновь зовет в свою квартиру, в которой я бывала в роли супруги лучшего друга, но я не хочу портить жанр. Интрижка должна происходить в стенах вроде этих. Необжитые светлые номера, которые не знают личных мелочей и старых воспоминаний, они лишь сиюминутно твои и не притворяются чем-то большим. Ничего не обещают и не дают поводов задержаться. В конце ты захлопываешь дверь, оставляя случившееся за спиной. Пытаешься во всяком случае, чтобы не усложнять себе жизнь.
Зачем устраивать беспорядок в собственных квартирах? Вдруг там еще жить…
Верхний свет слишком яркий, N зря нажал все клавиши. Можно закрыть глаза, но светлая пелена все равно будет стоять перед глазами.
— Ты обо мне? — N кривится сквозь улыбку и перекатывается на бок, чтобы оказаться надо мной.
— И о тебе тоже. Твои руки как прутья.
— Я не держу…
Я уворачиваюсь в сторону и наклоняюсь к краю кровати, но N ловит меня, сковывая в тесных жарких объятиях. Он горячий во всех смыслах.
— Ладно, ладно, я храбрился, — он целует меня, влажно лаская языком. — Ты никуда не пойдешь и останешься со мной.
— Я пойду в душ. И без тебя, иначе в этом нет никакого смысла.
Он решает добиться своего без слов, используя лишь пальцы и язык. Но он уже закормил меня, так что отбиваться не так уж сложно. И потом, если я и знаю что-то о мужчинах наверняка, так то, что останавливаться надо прежде, чем он получит всё, что хочет. Поэтому я перехватываю его руки и качаю головой, одновременно пытаясь спрятаться за подушкой, которая так кстати оказывается рядом.
— Ты слишком выносливый, — я едва могу говорить из-за смеха, потому что N решил, что я отчаянно дразню его и продолжает бороться со мной, — а я слабая женщина. Я больше не могу, я прошу пощады.
Он все же расцепил мой корявый блок и стянул пальцы вокруг запястий, заставив опустить руки вдоль тела. И теперь навалился сверху на правах победителя, со счастливой улыбкой заглядывая в мое раскрасневшееся лицо.
Он слишком выносливый, да. И слишком щедрый. Две недели встреч открыли неожиданную правду, и я увидела, какой он на самом деле. Хотя раньше, скорее всего, не смотрела на него, а придумывала человека в своей голове.
Я никогда не врала себе на свой счет, и знаю, как чувствительна к мужскому обаянию, как мне сносит голову и не остается ни одной достаточной преграды. Жестокий сладкий прилив… меня не поймут те, кто привык держать желание в душной комнатенке метр на метр. Не поймут счастливые жены, которых всегда спасала любовь мужа. Меня вот не спасала. И я научилась бороться по-своему, ведь на мир можно смотреть под определенным углом, накинув очки с ледяным фильтром.
Помню, как N казался мне холодным и сдержанным, я даже ловила удивленный взгляд мужа, когда поделилась мнением. Сказала, что N отлично бы смотрелся в военной форме с командирскими погонами и чеканкой вместо фраз.
Я видела N таким годами, как будто знала, как опасно разглядеть его в истинном свете. Как сейчас, когда он умиротворен и в то же время полон сил. Он невыносимо нежен, даже когда проигрывает слепой страсти, его руки не знаю грубости, хотя умеют сминать, брать, вести… черт, они умеют всё на свете!
Я тону в них и не хочу искать никакой берег, мне плевать, что будет, когда он рядом. Я хочу только чувствовать и слышать его голос, как он пошловато заигрывает или глупо шутит. Второе даже лучше. N не боится показаться смешным, произнося нелепицы, чтобы развеселить меня, впрочем, он ничего не боится. Он буквально распахнулся мне навстречу, не тратя время на обычные подозрения и примерки. «Вот он я, бери».
— Пощады значит?
— Да, — я быстро киваю, чтобы он не успел передумать. — Или ты можешь взять меня в плен. Например, послезавтра после обеда.
N опускает голову на мою грудь и касается меня языком.
— Ты можешь задержаться? У меня есть еще время.
Черт.
Не могу, он прекрасно знает. Мне нечего ответить, и я провожу ладонью по его густым мягким волосам.
— На час?
— Нельзя, чтобы он заподозрил, — я наклоняюсь, чтобы поцеловать N в макушку. — Так станет намного сложнее встречаться, придется оглядываться и искать стопроцентные отговорки. Или вообще взять паузу, а я не выдержу долго без тебя.
* * *
Я не хочу пауз, я уже выучила, как скоротечно очарование. Как быстро уйдет свежесть первых эмоций. Я вновь смотрю на потолок и любуюсь мускулистой спиной, которая перекрывает мой силуэт. Его мышцы напряжены, потому что он вытянулся, удерживая вес на локтях, и теперь можно проследить за каждым тугим изгибом.
Мужское тело должно быть сильным, массивным, и N честно отрабатывает каждый аванс, данный природой. Он ухожен и залюблен, он буквально светится как дорогой камень из лучшей коллекции. До него хочется дотрагиваться, и я блаженно прикрываю глаза, когда медленно провожу рукой по ложбинке на его спине.
Он тут же откликается и кладет ладони на мои плечи, начинает нежно поглаживать, разминая. А я начинаю сомневаться, что смогу открыть глаза, хотя мне действительно нельзя оставаться, задерживаясь на лишние минуты. Мы самым глупым образом испытываем судьбу, я знаю, знаю…
Но мне так хорошо и спокойно, он умеет забирать меня из любой комнаты и из любых мыслей следом, сколько бы правоты в них не было. Я забываюсь и могу только чувствовать. Как сейчас, когда уверенные пальцы растирают мою кожу, прокладывая дорогу всё ниже и чувственнее.
— Придумай какой-нибудь форум в соседнем городе, — говорит N. — На недельку.
— Придумаю, — я заставляю себя очнуться. — Но сейчас у него открывается новая площадка, я должна быть рядом.
— Я начинаю безумно ревновать к нему.
— Не думай об этом.
— И как? Ты выходишь за дверь и едешь к нему. По ночам мне совсем херово…
Его тяжелый выдох не обещает ничего хорошего.
— Я люблю тебя, — добавляет он.
— Не надо любить меня, меня надо трахать.
Он тихо смеется, сбрасывая возникшее напряжение, и поднимает голову, заглядывая мне в лицо.
— Ты понимаешь, что делаешь хуже? — N усмехается. — Во мне с каждым днем растет уверенность, что я нашел свою идеальную женщину.
— Муж говорил мне подобное.
— Ты стерва, Ольга. И я ведь догадывался, он любит говорить о тебе…
— Надеюсь, без откровенных подробностей?
— Неважно, что он говорил, всё видно по глазам. Он верит, что вытянул самый счастливый билет. И я его понимаю.
— А я не понимаю, какого черта мы до сих пор говорим о нем?
Зачем мы сейчас говорим о нем?
Мы разыграли грязную карту лишь раз, в нашем первом номере, когда застежка атласного платья не хотела сдаваться. У N дрожали пальцы, но он нисколько не смущался, воюя с молнией, которую я запретила вырывать к черту. Он закусывал нижнюю губу и шутливо рычал, а я едва могла стоять на ногах.
Но я успокоилась тогда, ощутив всю силу его желания, вдруг поняла, что он не только изводил меня, а извелся сам, и еще неизвестно, кто по итогу выиграл по очкам. Он давно думал обо мне, это стало так очевидно, что можно было представить все нехитрые порнофантазии с моим участием, которые крутились в его голове. Сумасшедший калейдоскоп, одна отвязнее другой…
